– Принеси-ка мне тряпку и немного этой хозяйственной пасты. Она прижалась лицом к его плечу и прошептала: – Я боюсь, Дэйвид, ужасно боюсь. . • 26 Хотя газеты и опубликовали портрет раввина в связи с убийством, миссис Серафино его не узнала, когда он позвонил в дверь. – Я – рабби Смолл, – сказал он. – Мне необходимо поговорить с вами. Она заколебалась: а вдруг ей не следовало впустить его? Спросить бы у мужа, но тот еще спал. – Об этом убийстве? Не знаю, имею ли я право… – Мне нужно заглянуть в ее комнату, – сказал он тоном, не терпящим возражений. Она действительно не посмела отказать ему. – Что ж, можно, – сказала она после некоторого колебания и провела его на кухню. – Вход отсюда, из кухни. В эту минуту зазвонил телефон, и она побежала назад в прихожую. Поговорив некоторое время, она вернулась и сказала: – Извините, пожалуйста, но у нас параллельная линия в спальню, и я не хотела, чтобы муж проснулся. – Ничего, ничего. Она открыла дверь из кухни и пропустила его вперед. Он оглянул комнату – кровать с тумбочкой, стол с креслом рядом. Он подошел к тумбочке и прочитал названия двух-трех книг, стоявших на полочке, посмотрел на небольшой транзисторный приемник, стот явший на столе, потом нажал на кнопку и включил его. "Говорит местная радиостанция из Салема, раздалось из приемника. – Передаем легкую музыку. . " – Не знаю, можно ли вам дотронуться до чего-нибудь, – сказала миссис Серафино. Он обернулся к ней и смущенно улыбнулся. . – Она часто слушала радио? – Да все время – и все эти сумасшедшие рок-н-ролли. Дверь шифоньера не была заперта. Он попросил разрешения, подошел ближе и заглянул в него. Дверь в ванную она ему открыла сама. – Большое вам спасибо, – сказал ой. – Я видел достаточно. Она провела его обратно в гостиную и спросила: – Вы нашли то, что искали? – Да я ничего определенного не искал. Просто мне хотелось заглянуть в мирок несчастной девушки. Скажите, пожалуйста, она была красива? – Ну, красавицей она не была, хотя все газеты в один голос пишут о ней, как о ’’привлекательной блондинке". Они, пожалуй, обо всех так пишут. А вообще она и была привлекательной в своем роде. Понимаете, полная такая, высокая грудь, массивные ноги, грубоватые щиколотки – о, простите, пожалуйста, я совсем забылась… – Ничего, ничего, миссис Серафино, – успоксил он ее. – Грудь, ноги, щиколотки – все это мне знакомо. И вот еще что. Как, по-вашему: она была довольна жизнью? – По-моему, да. – Но друзей у нее, как я понял, не было? – Вообще-то нет, но у нее все-таки была вот эта Силия, которая работает рядом у Хаскинсов. Они часто ходили вместе в кино. – Я имею в виду мужчин. Вы никого не знаете? – Если бы у нее кто-нибудь был, она бы мне обязательно рассказала. Знаете, если две женщины живут в одном доме, они делятся обо всем. Я уверена, что у нее не было кавалера. Когда она ходила в кино по четвергам, она шла либо одна, либо же с Силией. И все же в газетах было, что она была беременна, так что один какой-то мужчина у нее все-таки должен был быть. – В тот четверг вы ничего необычного в ее поведении не заметили? – Нет. Все было, как всегда по четвергам. Я была занята, так что она еще накормила детей обедом, но сразу после этого ушла. Обычно, правда, она уходит до обеда. – Но все-таки ничего необычного в том не было, что она немного задержалась. – Я бы не сказала. – Что ж, спасибо вам еще раз, миссис Серафино. Вы оказали мне большую услугу. Она провела его к выходу» открыла ему дверь и смотрела ему некоторое время вслед. Вдруг она крикнула: – Рабби Смолл! Вон там идет Силия с детьми. Если хотите, то можете поговорить с ней. Она еще успела заметить, как он прибавил шагу и догнал девушку, затем вернулась в дом. Раввин поговорил с Силией несколько минут, затем дошел до угла и взглянул на почтовый ящик. Потом сел в машину и поехал в Салем, а уже оттуда домой. Мистер Серафино встал в начале второго. Он помылся, потер ладонью иссине-черную щетину на лице и решил лучше побриться вечером. Затем он сошел вниз на кухню. Жена играла с детьми на заднем дворе, и он им махнул рукой. Она вернулась в дом, чтобы приготовить ему завтрак, а он уселся за кухонный стол и принялся читать комиксы в утренней газете. Пока он не кончил завтракать, никто из них не проронил ни слова. Потом она сказала: – Ты ни за что не угадаешь, кто приходил к нам утром. Он ничего не ответил. – Рабби Смолл из еврейской синагоги, – продолжала она. – Знаешь, тот, в чьей машине нашли сумку. – Чего ему надо было? – Он хотел порасспросить меня об Элспет. – Вот нахал! Ты, надеюсь, ничего ему не сказала. – Почему же? Я, конечно, поговорила с ним. – Да ты в уме ли!– изумленно взглянул он на жену. – Ведь он причастен к этому делу, а все то, что тебе может быть-'известно, это улики по делу. – Но он такой приятный молодой человек… Ничуть не похож на раввина. То есть, я хочу сказать, без бороды и вообще. . • – Да никто из них нынче бороды не носит. Разве ты не помнишь свадьбу у Гольдов? У того раввина тоже не было бороды. – Но этот-то раввин даже на того ничуть не похож. Самый обыкновенный молодой человек. Скорее похож на страхового агента или автодельца, только не болтливого: вежливый такой, приятный. Ему хотелось заглянуть в комнату няни. – И ты ему разрешила? – Конечно! – Но ведь полиция распорядилась дверь не открывать. Откуда ты знаешь, что он не унес чего-нибудь или не стер какого-нибудь отпечатка пальцев или не подбросил чего-нибудь? – Но ведь я все время стояла рядом. Да и побыл он в комнате всего несколько секунд. – Ладно, а я все-таки позвоню в полицию и доложу об этом, – сказал он, вставая. – Но зачем? – Затем что речь идет об убийстве, как ты этого не понимаешь! И все, что находится в этой комнате – это вещественные доказательства. И ради всего святого, больше ни с кем об этом убийстве не говори! Ты меня поняла? – Ладно, раз уж ты так настаиваешь. – Ни с кем, ты меня поняла? – Да ладно уж. – Ни единого слова никому на свете. – Да отстань ты! Какая тебя вдруг муха укусила? Да ты весь красный. – Вот еще! Ведь имею же я право, чтобы хоть дома меня оставили в покое. – Ну, будет, будет, – улыбнулась она ему. – Иди лучше, сядь и выпей еще чашечку кофе.