Это могло означать только одно. Любая другая девушка, а может, и я сама кинулась бы к зеркалу поправлять прическу и макияж… если бы все сложилось иначе. К сожалению, я бала избавлена от подобной необходимости. Все, что от меня требовалось — самой завязать себе глаза и встретить хозяина как обычно. Слепым котенком. И что-то подсказало мне, что это еще самая романтическая часть приветственной церемонии. Что вскоре мне придется также снимать с себя одежду и опускаться на колени. — Сейчас… — страх полоснул по дрожащему телу. Я поспешно натянула повязку, завязывая глаза. Сейчас я не готова была ни к каким протестующим подвигам. Учитывая то, что со мной творилось, было вполне понятно, что наказание просто убьет. Почему я так боялась каких-то репрессий, зная, что смогу все остановить одним словом? На этот вопрос у меня не было ответа. Ноги дрожали, и я опустилась на диван. Только вздрогнула, когда открылась дверь. Его шаги неспешно приближались. Я чувствовала грацию сильного и, несомненно, опасного хищника. Похожу, мое право голоса ничего не изменит. Его власть всегда будет довлеющим фактором. Не осознала, что сложила руки и спрятала их между колен. Как и то, что ожоги пережитого уже не болят, а пульсируют предвкушающей сладостью, транслируя искры в низ живота, между сжатых бедер. — Доброе утро… хозяин. Мои губы дрожали. Несмотря на спирали влечения к нему, уязвимость лишала возможности в полной мере насладиться приятными ощущениями. Он остановился напротив, и вновь я почувствовала его взгляд, похожий на сверхточный сканер. Мужчина проникал в мое сознание. И скрыть свои истинные эмоции от него было невозможно. — И все равно, что-то помешало тебе нажать кнопку. Риторический вопрос, но ответ был бы желателен. «Потому что ты сам мог прийти, если знал, как меня будет ломать!» — едва не закричала я, но вместо этого лишь сильнее стиснула зажатые между коленками ладони. Мне казалось, я не смогу произнести ни слова. Но неожиданно у меня получилось. — Я просто хотела спать. Очень устала. Вы сказали, «если захочу поговорить». Я не хотела. — Куда интереснее было взращивать химер в своем сознании и рыдать в подушку? Его слова не сразу дошли до меня. Я вскинула голову. — В комнате нет камер. Успокойся. Я просто прекрасно знаю, какие последствия у сабспейса. Не знаю, о чем он говорил. Слово «сабспейс» в тот момент у меня ассоциировалось с каким-то сортом кокаина. Неужели меня чем-то накачали? В это было поверить куда легче, чем в то, что я сама вчера тянулась к своему хозяину, как благодарная мурлыкающая кошка. — Все уже хорошо. — Я вижу. Сколько ты не плакала, напомни? Интересно, когда мы успели об этом поговорить? И откуда в таком случае ему известно, что с первого дня рождения Мики я запретила себе подобную слабость? — Долго. Вы решили дать мне вспомнить, что это такое? — Решил. Но совсем не потому, что хочу причинять тебе боль. Просто вчера наша сессия вышла из-под контроля. — Он сел рядом и коснулся моей щеки. Несмотря на напряжение во всем теле, я не вздрогнула и не отшатнулась. — Ты просто свела меня с ума своей готовностью и жаждой идти дальше. И я не ожидал, что ты так быстро улетишь. — Я никуда не летала… — Ты еще не готова к подобному. Мне тоже следовало сбавить обороты. Его близость расслабляла и успокаивала. Ощущение тепла от его пальцев, осторожно поглаживающих мои скулы и виски, каплей за каплей растапливало лед скованности. Совсем недавно я чувствовала себя лишь песчинкой в море подминающей власти своего владельца, а сейчас это ощущение уходило. Он умело программировал во мне то, что сам желал видеть. Сейчас хозяин хотел, чтобы я не чувствовала себя беззащитной и ущемленной. — Все же хорошо… вы ничего такого не сделали… — я не могла поверить, что это говорю. Но ведь это было действительно так. Даже в моих слезах и ночной рефлексии не было его вины. Я просто гасила свои взбунтовавшиеся эмоции таким вот нестандартным способом. — На самом деле, я сделал достаточно. На первой сессии не фиксируют и не связывают. В идеале, оговаривают все допустимые воздействия. И на поводу у саб не идут. Кажется, ему удалось меня успокоить настолько, что я едва не запротестовала. Я же начала лететь в манящую пустоту только тогда, когда мне связали руки. Без этой демонстрации власти картина была бы не полной. Не сказала ничего только потому, что не хотела признаваться в том, что мне это нравится, наверное, куда сильнее, чем должно было. — Допустимые воздействия? Это как в том фильме, про «50 оттенков»? Что-то промелькнуло в сознании. Ощущение дежавю. Я уже где-то слышала… или говорила… но мысли путались. Так получилось, что в той, прежней жизни Азамат Валиев перекрывал собой все, что не имело отношения к нам двоим. То, что было вне наших запутанных отношений, было похоже на вспышки света и провалы темноты. Как день и ночь, сменяющие друг друга. — Ну почти так. Только не стоит брать этот фильм за основу. Реальность может оказаться совсем иной. — Пальцы хозяина коснулись моих губ. — Мне придется уехать. А ты используешь это время для того, чтобы отдохнуть и восстановить силы. — Долго? — спросила я, не веря, что испытываю разочарование и непонятную пока что тоску. — Два дня. Но скучать и погружаться в депрессию я тебе не позволю. Насколько я знаю, ты любишь кататься на лыжах? Люблю — это было громко сказано. Когда мы с Азаматом отдыхали в Альпах, я действительно нашла в этом особое удовольствие. Падала, поднималась, растянула связки, но к концу отпуска уверенно спускалась даже с самых крутых спусков. Это был единственный способ ощутить себя свободной и хоть ненадолго сбежать от тиранящего диктата моего мужа. Иллюзия, которую я себе позволила. Но мысль о том, что я снова могу прокатиться и ощутить то забытое чувство свободы, взволновала. Я даже подпрыгнула на месте. Почти как девочка, получившая подарок. — Мы… мы будем кататься? — Ты будешь кататься. Я приглашу инструктора. Здесь частный горнолыжный спуск. Ты обещаешь мне не делать глупостей? Я закивала. Хоть и испытала очередной укол разочарования, узнав, что хозяин не составит мне компанию. — И да, чтобы ты зря не тратила время и не усугубляла свое положение. Инструктор тебе не поможет сбежать. Поэтому побереги его нервы и не рассказывай о том, как здесь оказалась. Не проси телефон. Не пытайся удрать на лыжах. Кругом лес. Здесь есть дикие звери. Кое-где высота снега больше твоего роста, а в ближайшие дни мороз будет только крепнуть. Ты просто замерзнешь. Он отнял пальцы от моего лица и поцеловал в лоб. Я улыбнулась, но следующие слова мужчины заставили улыбку тут же погаснуть на моих губах. — Я прекрасно понимаю, что ты попытаешься. Давай я сразу проясню тебе некоторые вещи, Милана. Помимо тех, что ты не в Москве, а кругом не найти человеческого жилья. Если ты попытаешься сбежать, я все равно тебя найду. Пусть мое отсутствие не сбивает с толку. И уясни сразу, если ты хотя бы попытаешься, это все. Наш договор теряет силу. В его голосе появились твердые, жестокие ноты. — Я заберу у тебя все. Право голоса, недопустимые воздействия, даже право носить собственное имя. Я покажу тебе то, что бывает, когда мои правила нарушают. И пусть это отодвинет твое исцеление во времени на несколько месяцев, я тебя жалеть не буду. Ты будешь ненавидеть и меня, и тот момент, когда решилась сбежать. Это было так неожиданно, что я всхлипнула и буквально оцепенела. — Так что дважды повторять не стану. Если у тебя нет желания оказаться в подвале, в цепях, в полной изоляции от мира… — голос дьявола дрогнул, и мне показалось, что он смакует собственные фантазии, — лишиться одежды и гордости, как подобает рабыне, узнать, что такое боль… Ты просто, твою мать, насладишься катанием на лыжах и подумаешь десять раз, стоит ли рисковать моим доверием! А вот тут меня приложило. Так, что я задрожала, бесконтрольно, дико, голова пошла кругом. Я не собиралась бежать. Говорить мне такое было совсем необязательно. — Черт, Милана… — хрипло выдохнул мужчина, обхватывая ладонями мое лицо. — Что же ты творишь с нами обоими… В его словах было раскаяние и сожаление о собственных словах. Но что бы он ни делал сейчас, своего добился: из головы махом вылетели все мысли о побеге. Я ощутила, как горло сковывает слезами. А кто сказал, что я буду наслаждаться своим заточением? Меня похитили, а не пригласили на отдых. Все закономерно. — Милана, — нежность его касаний на этот раз меня не успокоила. — Оставайся со мной! Не смей цепляться за мои слова! — Вы… собирались… уезжать! — прошептала я, забиваясь в угол дивана. — Я все поняла… я останусь здесь! Мне не надо никаких прогулок! Я не хочу оказаться на цепи только из-за того, что пропущу незнакомый поворот! — Да ты не понимаешь, что я это делаю не из-за желания тебя напугать? — выдохнул мужчина. — Я просто не знаю более действенного способа остановить тебя от неминуемой гибели. А это с тобой случится, если ты решишь бежать! В лесу не выжить, не по такому холоду. — Зато в подвале выжить реальнее. Это то, к чему мне готовиться, если я однажды не успею надеть повязку или сделаю что-то, что вам не понравится? Ваши обещания не причинять мне боль ничего не стоят! Хватка пальцев на миг усилилась, и я прервала свою обвинительную речь ошеломленным стоном. Жаждущие губы хозяина накрыли мои, язык беспощадно проник в рот, как завоеватель, лупящий по стенам из осадного орудия. Вместе с этим это не было грубо или насильно. Страсть в его поцелуе была подвластна контролю, а целью было не наказание, а скорее стремление меня успокоить. — Будь умницей и думай о том, что я желаю тебе добра. Я хочу, чтобы ты насладилась катанием и не думала о моих словах. Ведь в них нет смысла, и для них нет повода. Верно? Я не ответила. Хозяин вздохнул, как мне показалось, с разочарованием. — Приятных выходных, Милана. Как только я вернусь, мы продолжим то, что начали. Глава 7 Глава 7 Он ушел, а меня все еще колотило, выбивая почву из-под ног. Настолько, что я долго не могла снять повязку. Все время казалось, что мой похититель стоит у двери, только имитировал свой уход. Стоит и ждет повода, когда я оступлюсь. Если раньше в воображении его образ был не пугающим, хоть и размытым, то сейчас мои представления о том, как хозяин выглядит и смеется, изменились. Я представляла, что у него светлые глаза. Едва заметные лучики морщин — потому что он наделен хорошим чувством юмора и часто улыбается. Всегда гладкая кожа, ухоженные руки. Высокий рост и спортивное телосложение. Сейчас же этот образ в моем сознании перетерпел изменения, вырос до гротескных калибров. Его взгляд был темным, как у моего мужа в период срывов. Лицо не утратило привлекательности, но в этот раз она была иная: поразительно хладнокровная и безжалостная. Ни капли уязвимости либо милосердия. Он больше не хотел мне помочь, он предвкушал, как вопьется в мою глотку фантомными клыками. И над его головой всегда витала тьма. Как черная дыра. Он больше не был безопасным и великодушным. А мне следовало смириться с тем, что я притягиваю к себе пси-садистов, какими бы намерениями они не скрывали свои низменные желания.