— По поводу Фреда, господин следователь… Ведь вы допрашивали именно Фреда Марсельца, когда я пришел. Верно? — Да я уж его шестой раз допрашиваю и не могу узнать имена его сообщников… — Я встретил Фреда недели три назад у Анжелино, на площади Италии. Следователь с недоумением смотрел на него, очевидно, не понимая, какое это могло иметь значение. — Анжелино держит кабачок, и клиентура у него довольно подозрительная. Год тому назад он сошелся с сестрой Гарри Кривого. Следователь все не понимал. И тогда Мегрэ, съежившись, насколько позволяла его массивная фигура, почтительно добавил: — Гарри Кривой три раза судился за кражу со взломом… Он бывший каменщик, а в воровской своей профессии специализировался на проломе стен… И наконец, уже взявшись за ручку двери, сказал в заключение: — А разве те воры, что ограбили ювелира на улице Сен-Мартен, не проникли в магазин через подвал, проломав две стены? До свидания, господин Бонно. И все-таки, несмотря на свой удачный выпад, Мегрэ был в дурном настроении. Письмо Шарлотты… Впрочем, сразу было видно, что он не рассержен, а опечален. Он мог бы послать инспектора. Но разве инспектор сумел бы так, как он, Мегрэ, учуять, какая атмосфера в доме? Большой новый дом, роскошно отделанный, с воротами из кованого железа, высился белоснежной громадой на Мадридском авеню, окаймлявшем Булонский лес. Направо от вестибюля — застекленная дверь в швейцарскую, похожую скорее на гостиную. Там сидели три-четыре женщины, уныло покачивая головами. На столике поставлен был поднос для визитных карточек. Еще одна женщина, с красными, заплаканными глазами, приотворив дверь, спросила: — Кто там? Дверь во вторую комнату стояла открытой, и там виден был лежавший на кровати покойник со сложенными на груди руками, с четками, вложенными в пальцы; в полумраке мерцали две свечи, веточка букса мокла в чашке со святой водой. Присутствующие говорили шепотом. Утирали слезы. Ходили на цыпочках. Мегрэ перекрестился, покропил святой водой, постоял молча, глядя на заострившийся нос умершего, странно освещенный дрожащими огоньками свечей. — Ужас-то какой, господин комиссар!.. Ведь до чего ж хороший человек был! Не нашлось бы у него ни одного врага… Над кроватью висела в овальной рамке увеличенная фотография Жюстена Кольбефа в мундире унтер-офицера — портрет сделан был в те годы, когда покойный носил огромные усы. На рамку прикрепили крест «За боевые заслуги» с тремя пальмовыми ветвями и военную медаль. — Он был кадровый военный, господин комиссар. Как пришло время по возрасту выйти в отставку, он просто уж не знал, куда себя девать, и решил взяться за какую-нибудь работу… Одно время был сторожем в клубе на бульваре Осман… Потом ему предложили место ночного швейцара в отеле «Мажестик», и он согласился… Ведь он, знаете ли, какой-то особенный был: почти совсем не спал и спать не хотел… В казарме он, можно сказать, каждую ночь вставал и делал обход… Соседки, а может быть, родственницы, с сокрушенным видом покачивали головами. — Что же он делал целый день? — спросил Мегрэ. — Возвращался он с работы утром, в четверть восьмого — как раз поспевал вытащить мусорные ящики; мне он не давал делать тяжелую работу… Потом постоит у порога, покурит трубочку — ждет, когда придет почтальон, поболтает с ним немножко… А надо вам сказать, они с почтальоном однополчане были… Потом ляжет в постель и спит до полудня… Недолгий сон, а с него хватало. Как позавтракает, прогуляется по Булонскому лесу до Елисейских полей… Иной раз зайдет в «Мажестик», поздоровается с дневным швейцаром… Потом в маленьком баре на улице Понтье перекинется в карты, к шести часам вернется домой, а в семь часов отправляется в отель на дежурство… И до того все в точности, в аккурате, — право, соседи как увидят, что он идет, проверяют по нему часы… — А давно он сбрил усы? — Да когда уволился из армии… Я как увидела его без усов, так диву далась… Совсем другое лицо — маленькое, будто съежилось, и сам словно ниже стал ростом… Мегрэ еще раз склонил голову у смертного одра Жюстена Кольбефа и вышел на цыпочках. От дома покойного было недалеко до Сен-Клу. Комиссару Мегрэ не терпелось отправиться туда, но почему-то он боролся с этим желанием. Мимо проезжало такси. Мегрэ поднял руку. Ну, была не была!.. — В Сен-Клу… Я объясню, как ехать… Моросил дождь. Небо затянули тучи. Было только три часа дня, однако казалось, что уже наступили сумерки. Домишки, окруженные оголенными садиками, еще без цветов и листвы, имели унылый вид. Мегрэ позвонил. Открыла ему Жижи, а Шарлотта, высунувшись из дверей кухни, смотрела, кто пришел. Без единого слова, по-прежнему с презрительной гримасой, Жижи посторонилась и пропустила Мегрэ. Он был здесь лишь два дня тому назад, но ему показалось, что в доме все изменилось. Быть может, это Жижи принесла с собою обычный для нее беспорядок? В кухне на столе все еще стояли не убранные с утра остатки завтрака. Жижи расхаживала в ночной рубашке и в халате Шарлотты, в котором она совсем утопала; то и дело роняла с тощих своих босых ног шлепанцы Проспера, щурясь от дыма, курила сигарету за сигаретой. Шарлотта, только что вставшая с постели, не знала, что сказать. Она была еще не одета, не намазана, без лифчика, поддерживавшего опавшую грудь. Кто же заговорит первым? Женщины недоверчиво и тревожно оглядывали Мегрэ. Он для приличия сел и положил котелок себе на колени. — У меня был нынче утром долгий разговор с Проспером, — сказал он наконец вполголоса. — Что он говорит? — торопливо спросила Шарлотта. — Говорит, что не убивал ни Мими, ни ночного швейцара… — Видишь? — с торжеством воскликнула Жижи. — Что я тебе говорила? Шарлотта молча смотрела на Мегрэ. Чувствовалось, что она совсем растерялась. Она не создана была для трагедий и теперь как будто искала, за что ей ухватиться. — Я виделся также и со следователем. Он получил анонимное письмо по поводу Проспера и Мими… Реакции не последовало. Шарлотта, вялая, рыхлая, испуганно смотрела на него, веки у нее опухли, набрякли от слез. — Анонимное письмо? Мегрэ протянул ей тетрадку с кухонными рецептами, которую захватил с собой. — Это ваша тетрадка? Вы собственноручно в ней писали? — Да… А что? — Будьте любезны, возьмите перо… Лучше старое, такое, чтобы брызгало… Возьмите чернила… Бумагу… На буфете нашлись и перо и пузырек с чернилами. Жижи, насторожившись, переводила взгляд с Мегрэ на свою приятельницу, очевидно, готовясь вмешаться, как только почувствует опасность. — Садитесь поудобнее… Пишите… — Что я должна написать? — Не пиши, Шарлотта! С этими господами того и гляди влипнешь… — Пишите… Никакая опасность вам не грозит, даю честное слово. Пишите: «Господин следователь, я взяла на себя смелость написать вам по поводу дела Проспера Донжа, о котором прочитала в газетах…» Почему вы пишете «прочетала» — через букву «е»? — Не знаю… А как надо? В анонимке, которую Мегрэ держал в руке, было написано «прачитала». — Американка не настоящая американка, а француженка и была прежде танцовщицей Мими…» Мегрэ нетерпеливо передернул плечами. — Достаточно, — сказал он. — А теперь взгляните на это послание. Почерк был совершенно одинаковый. Только орфографические ошибки были другие. — Кто это писал? — Как раз это я и хотел бы узнать. — Вы думаете, я написала? От гнева у нее перехватило горло, и Мегрэ постарался ее успокоить. — Вовсе я этого не думаю. Я пришел только спросить, кто, кроме вас и Жижи, был посвящен в сердечные дела Проспера и Мими, а главное, знал о ребенке… — Как ты думаешь, Жижи, кто? Они долго и лениво перебирали имена. Жизнь текла теперь вяло в этом доме, где вдруг воцарился беспорядок и все приняло какой-то подозрительный вид. У Жижи порой трепетали ноздри, и Мегрэ понял, что вскоре она начнет бегать по всяким притонам в поисках щепотки наркотика. — Нет… кроме нас троих, никто не знал… — Кто получил письмо от Мими? — Я, — ответила Жижи. — Перед отъездом из Канн я нашла его в шкатулке, где храню сувениры… Я привезла его с собой… — Дай сюда… — Только поклянитесь мне… — Ну, клянусь, глупая… Ты разве не видишь, что я хочу выручить Проспера из беды? Мегрэ сразу стал строгим, угрюмым. Он смутно догадывался, что подоплекой преступления являются какие-то сложные обстоятельства, но пока не было ни малейшего намека на них, не за что было ухватиться. — А вы отдадите мне письмо?