От изумления одна из поварих с грохотом уронила на пол ложку. И вот сейчас Агата сидела, погрузив ноги в горячую ванну, окруженная со всех сторон зеркалами и отслоившимися позолоченными обоями, и с наслаждением наворачивала из большой миски нежные, дымящиеся, покрытые толстым слоем расплавленного сыра моцарелла спагетти. В трудные времена каждому необходимо немного расслабиться. Софи, например, снимала напряжение масками для лица, ваннами с морской солью, йогой и интенсивным массажем. Тедрос в таких случаях хватался за гантели, или шел лазить по канату, или находил еще какое-нибудь занятие, за которым можно как следует пропотеть… Агата предпочитала еду. Обильная вкусная еда согревала ее изнутри и погружала в состояние, близкое к коме, – когда теряешь способность двигаться, перестаешь что-либо чувствовать, – слышишь только, как счастливо булькает твой желудок, переваривая пищу. В ванную комнату заглянул Потрошитель, презрительно понюхал упавший на пол кусочек сыра, укоризненно посмотрел на Агату и с разочарованным видом вновь удалился за дверь. В прошлом Агата и Тедрос довольно часто ссорились. Причем ссорились так сильно, что Агата даже начинала сомневаться, что Тедрос ее любит. И в том, что она сама любит Тедроса, тоже порой сомневалась. Сейчас у нее таких сомнений не было, она была уверена, что Тедрос ее любит, хотя… Хотя истинное родство душ одной только любовью не ограничивается. Оно, как понимала теперь Агата, предполагает также отказ от маски, которую мы склонны надевать, чтобы понравиться тому, кто нравится нам. Очень трудно и страшно снять эту маску и показать себя таким, каков ты есть на самом деле. Дать другому увидеть тебя таким, каким видишь себя только ты сам. Тедрос помог ей снять маску, которую она носила не снимая с первого дня своего появления в школе. Он увидел, насколько уязвима и не уверена в себе Агата, увидел все ее недостатки и… только сильнее полюбил ее за это. Теперь маску надел на себя Тедрос. Надел и, когда его просят снять ее, поступает точно так же, как и большинство парней в такой ситуации. Сбегает. Впрочем, была и еще одна причина, осложнявшая, причем очень сильно, их отношения. О ней Агата подумала, взглянув на лежащую у нее на столе стопку писем. Сверху лежало самое последнее, недавнее письмо, которое Агата читала столько раз, что выучила почти наизусть, но при этом так до сих пор на него и не ответила. Агата стала тереть глаза. В школе Софи постоянно была рядом – третья точка в любовном треугольнике между ней и Тедросом. Агатой овладело вдруг чувство полного одиночества, и она впервые за все время поняла, что тоскует не только по своему прежнему отважному принцу, но и по своей смелой красавице-подруге тоже. По своей лучшей подруге, которую она в последнее время избегала точно так же, как ее саму избегал Тедрос. Сейчас она была совершенно одна. А за окном лил дождь, свистел ветер, трепал стоящие в гавани суда. Взглянув в маленькое оконце ванной комнаты, Агата увидела, что ни одно из этих судов не в состоянии поднять паруса и поплыть – все они были заброшенными, поломанными, буквально рассыпались на части, как и все остальное в некогда славном Камелоте. Впрочем, одно судно на рейде выглядело прочным – покрашенное свежей голубой и золотой краской, с молочно-белыми парусами. На корме четко читалось название судна – «Игрэйна». – Агата! – раздался из-за двери голос Поллукса. – Мы уже можем продолжить наши… Голос внезапно прервался, перейдя в яростное шипение, а затем сменился заливистым лаем и грохотом роняемой мебели. Поллукс столкнулся нос к носу с Потрошителем. Спустя двадцать минут Агата сидела в библиотеке – это был просторный, высотой в два этажа зал в Золотой башне. Когда-то эта библиотека была роскошной, как и весь замок, теперь же, вместе со всем Камелотом, она пришла в запустение – повсюду густая паутина, на полках – поеденные молью и жучками заплесневевшие книги, повисшая в воздухе пыль, из-за которой трудно дышать. Книжные стеллажи были завешаны, а столы в библиотеке накрыты разноцветными полотнищами – было такое впечатление, что кто-то лет десять назад начал здесь ремонт, но так и не довел его до конца. Агата, сгорбившись, присела за столом, накрытым лиловой тканью, и пыталась делать какие-то заметки в своем блокноте, а Поллукс тем временем неразборчиво царапал что-то мелом на доске. На его лице алели свежие царапины, говорящие о том, что победа в недавнем поединке явно осталась за котом. – Тебе определенно не хотелось бы оказаться, например, на месте принцессы Кербер, которая так перенервничала на собственной свадьбе, что незаметно для самой себя съела целую банку орехового масла, после чего ее стошнило прямо на туфли жениха. Примером совершенно противоположного свойства может служить принцесса Мугуруза. Она решила выйти замуж не за знатного жениха, а за простолюдина. Это решение вызвало беспорядки в стране, едва не привело к восстанию, но все эти проблемы Мугуруза решила, продемонстрировав свое подвенечное платье. Оно было сделано из розовых жемчужин, которые она лично добыла из Дикого моря. Ну разве кто-нибудь смог бы поднять мятеж против такой отважной девушки, не побоявшейся погружаться в опасные морские глубины? Свадьба благополучно состоялась, а спустя какое-то время все и думать забыли, за кого вышла замуж Мугуруза, и, разумеется, простили ей все… Глаза у Агаты слипались, голова все сильнее клонилась вниз, к накрывающей стол лиловой ткани… …А когда она уже почти коснулась ее, принцесса вздрогнула и моментально проснулась, увидев вышитый на ткани узор. Это были крошечные пятиконечные звездочки на лиловом фоне – неровные, словно нарисованные детской рукой. И вообще это был не кусок полотна, нет. Это был плащ. Агата улыбнулась, глядя в спину стоящему возле доски Поллуксу. Она еще ниже опустила голову и уловила идущий от лилового бархатного плаща аромат свежесваренного какао… – А еще была принцесса Махалашми, которую ее собственный отец похитил во время свадебной церемонии и продал военному диктатору в Рейвенбоу, – продолжал бухтеть Поллукс. – Это напоминает нам о том, что все семейные склоки следует заканчивать до свадьбы… Осторожно, чтобы не скрипнуть, Агата поднялась со стула и погрузила ладони в плащ – они моментально исчезли с глаз, словно провалились сквозь ткань. Вслед за ладонями внутрь плаща отправились руки Агаты… затем плечи… – Я не слышу скрипа твоего пера, Агата. Не ленись, я стараюсь для твоего же блага… – недовольным тоном произнес Поллукс. А когда он обернулся, его ученицы уже не было за столом, она пропала, и на полу лежала только ее туфля. В тот момент, когда Агата погружала свое лицо в ткань плаща, она почувствовала мягкое прикосновение бархата, а потом ее со всех сторон обступила чернильная тьма, в которой пульсировали полоски ослепительного белого света. Агата закрыла глаза и расслабилась, чтобы свободно и легко полететь сквозь эту тьму, по-птичьи раскинув руки, вытянув ноги в одной оставшейся туфле, с абсолютно пустой головой, свободной от всех мыслей, переживаний и страхов… А когда полет закончился, она упала лицом вниз на пушистое, мягкое и сладковатое на вкус облако. Агата вновь открыла глаза и вытянулась, чтобы посмотреть на лиловое ночное небо, усыпанное тысячами серебристых пятиконечных звездочек, – казалось, что ожил, став бескрайним и объемным, тот детский рисунок, который она заметила на плаще в библиотеке. «Селестиум» – так когда-то назвал это место Тедрос. Уголок, куда приходят волшебники, чтобы поразмышлять. Агата поднялась на колени и действительно увидела перед собой волшебника. Он сидел, скрестив ноги, и задумчиво смотрел на нее. На волшебнике была лиловая шелковая мантия, видавшая виды конусообразная шляпа, очки в роговой оправе и отделанные мягким мехом фиолетовые шлепанцы. – Мерлин, – улыбнулась Агата. – Прости, что оторвал тебя от занятий, дорогая моя девочка, но в данный момент у нас есть более важные дела. – Волшебник прихлебнул из кружки горячего, покрытого пышной шапкой взбитых сливок какао. – Но прежде всего скажи мне вот что – тебе добавить в какао взбитые сливки? Хотя заранее предвижу, что выбивать третью кружку какао подряд из старой шляпы будет довольно сложно. В последнее время она настаивает на хотя бы небольшой оплате труда и месяце отпуска… – Третью кружку? – удивленно переспросила Агата. – Но здесь же только мы вдвоем, вы и я. – О-хо-хо, редко же вы можете теперь видеться с глазу на глаз, верно? – загадочно прищурился Мерлин и слегка подвинулся в сторону, открывая Агате сидящего за ним Тедроса. Тедрос на Агату не смотрел, держал в руке свою кружку с какао, над которой поднималась шапка взбитых сливок, посыпанных радужными блестками, и болтал свесившимися через край облака ногами. Тедрос был в пижамных шортах и белой майке, на влажных волосах криво сидела золотая королевская корона. – Нам с Агатой нужно работать, Мерлин, – сказал Тедрос, по-прежнему глядя вдаль. – Тебя здесь полгода не было, поэтому ты, наверное, не в курсе, но мы с ней в ответе за все королевство. – Он выплеснул дымящееся какао из своей кружки за край облака и продолжил: – Наша казна пуста. У нас нет рыцарей. Мама и Ланс пропали. Во всех Лесах неспокойно, зреет смута. У нас нет сейчас времени распивать с волшебниками какао. – Раньше ты делился какао с Агатой, а теперь тратишь его впустую? – проворчал Мерлин. – Между прочим, я вовсе не просил никакого какао, – сердито ответил Тедрос, поправляя съехавшую корону. – Я уже слишком стар, чтобы меня можно было подкупить конфеткой. – Но не слишком же стар, чтобы оставить свою любимую принцессу без сладкого? – хитро усмехнулся Мерлин. – Я только что пообедала, – отметила Агата, старясь угодить обеим сторонам. – Где какао для девушки?! – строго прикрикнул волшебник на свою шляпу. – Слушай, Мерлин, ты же не можешь держать меня здесь всю ночь, – нетерпеливо сказал Тедрос. – В Селестиуме слишком разреженный воздух. – Я могу держать тебя здесь хоть до тех пор, пока ты не поседеешь, как я, – нравоучительным тоном ответил Мерлин. – Для этого я просто могу превратить тебя в золотую рыбку, поместить в аквариум – и плавай себе на здоровье. А Агата сможет тебя кормить. Сухими дафниями. Если, конечно, не станет вышвыривать их по твоему примеру с облака. – Волшебник сердито тряхнул свою шляпу: – Ну, долго мне еще тебя ждать?! Шляпа плюнула в Мерлина горячим какао, а он в отместку сел на нее. – Ну, а теперь давайте начнем, – хмыкнул волшебник. – Что начнем? – спросила Агата. – Мне это не нужно, Мерлин, – простонал Тедрос. – Что тебе не нужно? – спросила Агата. – Тебе это нужно гораздо больше, чем ежедневное топтание возле меча и бесконечные тренировки, чтобы накачать мускулы, – ответил Тедросу волшебник, прочнее усаживаясь на своей шляпе. – Ты теперь ничего обо мне не знаешь, – огрызнулся Тедрос. – Ты исчез тогда, когда больше всего был мне нужен. Я уже привык к этому, ты все время так со мной поступаешь. Тебя не было шесть месяцев, и за все это время ты даже не удосужился написать мне ни строчки. А потом проходит полгода, и – здравствуйте пожалуйста! – ты вдруг появляешься с таким видом, будто можешь помочь мне, хотя на самом деле ровным счетом ничего не знаешь о том, что случилось со мной за эти месяцы. Лучше уходи в ту нору, где прятался. – Потому что ты справляешься с веселенькой королевской работой и без меня? – поинтересовался волшебник. – Я думаю, мой отец был прав, когда прогнал тебя из замка, – огрызнулся Тедрос. – Да ты с каждым днем все больше и больше становишься на него похожим, – заметил Мерлин. – Прекратите! Вы прямо как молодые петухи, причем оба! – громко прикрикнула на них Агата, и голос ее далеко-далеко разнесся в звездной ночи. – Давайте лучше попробуем понять, что нам всем делать дальше. И зачем мы вообще здесь очутились. Старый волшебник и юный король смутились и опустили глаза. Молчание нарушила шляпа, на которой сидел Мерлин. Она важно проговорила, насмехаясь: – Супружеская терапия! 6