– Там на веранде они на постоянку собираются. Пьют, курят, трахаются. Заведующая на меня начальству нажаловалась – ничего не делаю, ага. Ладно, говорит, бутылки каждое утро, так ещё гондоны детишки находят. Осторожно, мужики, тут яма… Веранду нашли по приземистому чёрному силуэту и багровым точкам сигарет. Они то вспыхивали, то слабели, сообразно затяжкам. – Посвети, – велел Калёнов. Стажёр включил фонарик. Мутное прыгающее пятно вырвало из темноты кампанию. Человек шесть-семь пацанов и девчонок, которые сидели друг у дружки на коленях. На той же лавочке в углу обнаружилась ополовиненная пластмассовая «полторашка», стакан, поломанная буханка чёрного, яблоки. – Спокойно, мы из милиции, – сказал Маштаков. – Предъявите, пожалуйста, ваши документы. – Какие документы, ты чё? – загораживаясь рукой от света, возмутился крепыш в надетой задом наперёд бейсболке. – Удостоверяющие вашу личность. Миха обглядывал насторожившуюся публику. Ему не понравился крайний парень в спортивных штанах с белыми лампасами. Парень шепнул что-то на ухо сидевшей у него на руках девчонке, и та сразу сползла на пол. Пацан подтянул к скамье ноги, проверил шнурки на кроссовках. – Раз документов нету, будьте любезны в отдел, личности ваши будем устанавливать, – рассудительно объяснил майор Муравьёв. Он лет пять работал старшим участковым на Восточке, его узнали. – Юрий Анатольевич, – к перилам подошла белобрысая девчонка в короткой юбке, – что мы такого сделали? Кому мешаем? – Ага, Назарова! Вспомнила, как меня по имени-отчеству величают. А на прошлой неделе, когда я вас один проведывал, куда вы меня послали? – участковый не скрывал радости от наклёвывавшегося торжества справедливости. Невзирая на то, что размеры её можно было увидеть только в микроскоп. Свет фонаря слабел, на глазах садилась батарея. – Чего сделали?! – вмешался Маштаков. – А распитие спиртных напитков в общественном месте? Здесь же детишки гуляют. Стажёр выключил фонарь. И сразу из угла, где сидел не понравившийся Михе парень, мелькнули белые лампасы. – Держи его, Рома! – хрипло крикнул Маштаков. И сам прыгнул туда. Но Калёнов уже завернул парню руку, высоко, до самого затылка. – Ты чё дёргаешься, ублюдок! С тобой же, ара, по-хорошему. По дороге до автобуса всё-таки один сбежал. Не тот, который в бейсболке козырьком назад, а третий, его Миха вообще не разглядел. Задержанных изъявил желание покараулить Калёнов, но Маштаков рассудил, что не стоит его, поддатого, оставлять одного. Слишком рьяно он кинулся руки крутить. Вон как пацан пере-морщился, ругается сквозь зубы. Подруга ему плечо массирует. Как пить дать, на жалобу нарвёмся. Отписаться-то отпишемся, злостное неповиновение сотруднику при исполнении и так далее, но опять лишние проблемы. – Сергей пусть здесь побудет. Миха забрал у стажёра фонарик. Милиционеры пошли по улице. Маштаков остановился на углу, огляделся. Двадцать шестого августа на этом месте ограбили гражданина Филимонова. Тот даже не понял, откуда взялись грабители. «Как из-под земли!» Хотя и не слишком был пьян. У напарника случилась радость, сынок народился. «Две бутылки всего, товарищ капитан, на пятерых выпили. Ей-богу!» Миха озирался. Откуда они могли выскочить как из-под земли? Пройти вдоль дома за кустами? А что, вполне. Но тогда им заблаговременно не видно, кто идёт. Вдруг – катит кодла покруче? Через два дома от них горел фонарь, единственный на всю долгую Восточную улицу. Под ним в кругу неонового света был хорошо различим силуэт молодой женщины. Миха разглядел даже подробности – деловой костюм, сумка на плече, стрижка, открытая шея. Нерешительно потоптавшись под фонарём, женщина повернула и растворилась в темноте. «Нас испугалась». На лавочке у последнего подъезда пятнадцатого дома сидели два парня. Оба вроде трезвые, курили, разговаривали негромко. Обоим лет по двадцать, на вид после армии, если служили, конечно. У одного с собой оказался пропуск на завод. – Да, мы из этого дома, – парень выглядел уверенно. Рязанцев в блокнот переписал их данные. Участковый Муравьёв не преминул попрофилактировать. – Зачем вы, ребята, на лавочку с ногами залезли? Ага. Нормальные ребята, а с грязными ногами. Ведь тут люди потом сядут жопами в чистых штанах… Парни сразу поднялись, стали прощаться. – Завтра после работы, Костя, подходи… Все подъезды в пятнадцатом доме оказались пустыми. Из распахнутого окна на втором этаже гремел Михаил Круг. – Владимирский централ, ветер северный! Звяканье посуды перебивали нетрезвые голоса, мужские, женские. Хохот, – он же ржач. Муравьёв отвернул обшлаг куртки. – Пятнадцать минут двенадцатого. Положено тишину соблюдать. Поднимемся, Михаил Николаевич, сделаем замечание. Спать людям мешают. Участковый, служака из старых, максимально старался использовать возможности рейда. – Какие проблемы, та-ащ майор? Второй этаж, не высоко. Маштаков потрогал через ветровку закреплённый в самодельной поясной кобуре газовый пистолет. Вещь, по большому счёту, бесполезную. На пьяных слезоточивый газ не действует. В экстремальной ситуации резиновая дубинка сгодится куда эффективней. Отдыхавшую компанию урезонили на удивление легко. Хозяева закрыли окошко, убавили громкость магнитофона. – Извините за беспокойство! – прощаясь, участковый по-уставному приложил ладонь к козырьку фуражки. У следующего по нечётной стороне, семнадцатого дома подошли к другой группе, тоже нетрезвой. Эти были старше. По тому как сидели двое, – на корточках, по тому как они курили, Миха определил – судимые. Он включил фонарик, засветивший неожиданно ярко. Четверо битых жизнью мужиков, две потасканные женщины. Увидев среди приближавшихся людей одного в форме, они сразу поняли – по их души. – Старший участковый инспектор майор милиции Муравьёв. Ваши документы, граждане. – Натольич, какие документы ночью? – худой мужик, по виду туберкулёзник, разлепил тонкие фиолетовые губы, жутковато улыбнулся. Показал металлические фиксы. – Кореш откинулся. Отметили у меня маленько. Нельзя? – Можно, Лёша, можно. Ты знаешь, я лишнего не спрошу. Справочка у кореша в наличии? – А як же? – «откинувшийся», угреватый и тощий, отлип от женщины. – Пожалуйте. Кому? Маштаков, стоявший ближе других, взял у него из руки продолговатую бумажку голубого цвета, с фотографией. Справку об освобождении. Сличил фото с оригиналом. Одно лицо. Только взгляд на фотке был затравленный, в себя, а сейчас – поддатый – парень благостно косил. За что судим? О, серьёзно, статья сто сорок шестая часть вторая УК РСФСР. Квалифицированный разбой. Срок девять лет. Начало срока… Окончание… Условно-досрочно вышел. – Сколько оставил? – у Михи не было желания производить в уме арифметические операции. – Год и два месяца. – Не забывай о них. Чуть чего, знаешь?! – Знаю, начальник. Фиксатый Лёха слетал домой за паспортом. У четверых документов не оказалось. – Проедемте в отдел, граждане. По показаниям потерпевших получалось, что их грабили молодые пацаны. Малолетки! Эти мужики были явно старше. Но судимые, гуляют по ночам в интересующем районе… Оперативный интерес они, безусловно, тоже представляли. Лёха, помня о законах гостеприимства, искренне беспокоился. – Я тоже поеду. Натольич, только давай сговоримся, чтоб не по беспределу. Мы завтра Серого провожать сбирались, на горьковский поезд… Мне в понедельник на работу первый день. Давай без всяких там задержаний. Я вижу, у уголовного розыска интерес. Давайте по-людски. Маштаков глянул на него с интересом, потом на Калёнова. Не его человек? Рома смотрел зло, не отреагировал. По дороге в автобус он свернул в кусты.