– Давайте собирайтесь с нами, – Ковальчук брезгливо отмахнулся от забрунжевшей у самого носа жирной блестящей мухи. – Проводишь к Валерке. – Али случилось чего, товарищ майор? – Моржов второго приглашения не дожидался, стал собираться. – М-мальчика в к-коттеджах у-убили, – сказал Сутулов. – Мальчика?! – ужаснулся бомж в шубе. – Да за что же? Опера промолчали. Бомжи сноровисто собрались. Моржов кинул взгляд, полный сожаления, на своё благоустроенное стойбище. – Эх! Разорят всё, пока сидеть будем. Мы не при делах, товарищ майор. На такое злодейство не способны. Ну пойдёмте что ли, а то погода портится… Начинал накрапывать холодный дождь. Первые крупные капли со стуком упали на листья. 20 Участковому Муравьёву для подворного обхода нарезали чётную сторону улицы Кленовой. Он сразу пальцы позагибал, получилось семь домов. Район для него чужой, сроду он тут не бывал и никого не знал. Работа предстояла муторная, набившая за много лет оскомину. Но Муравьёв настроился серьёзно. В таком случае туфту гнать нельзя. Бог накажет! В калитку первого дома майор барабанил минут пять. Стучал так настырно, потому что знал – есть внутри человек. Когда подходил, видел, как занавеска колыхнулась. Чего же не открывает? «Может, ребёнок… боится. Взрослые не велели чужим отворять, вот он и затихарился. Или взрослый из тех, что связываться не желают». Участковый постучал ещё, потом вышел на середину улицы, чтобы в доме увидели, что он в форме. «Хотя преступник при желании по-любому нарядится!» Когда уже собрался к следующему особняку переходить, лязгнули запоры. Женский голос спросил с тревогою: – Кто там? – Старший участковый инспектор майор милиции Муравьёв. Разрешите вам несколько вопросов задать, ага? – Мы не вызывали милицию. – Я не по вызову. У вас тут неподалёку, в недостроенном коттедже мальчика убитого нашли, ага. Мне надо с вами побеседовать. – О господи! Но я ничего не знаю. – Откройте, я только задам несколько вопросов и пойду дальше. – Нет, вы знаете, без мужа я не открою. – А во сколько муж ваш появится? – Ну может быть, через час. – Хорошо, я тогда через час к вам и зайду. Неудачное начало не обескуражило майора. Нормальная рабочая ситуация. При подобных обходах никто милиционеру на шею не бросится. Тем более люди здесь проживают зажиточные, которым есть чего бояться. К тому, что его подняли вечером, он тоже относился спокойно. Работа такая! Муравьёв сразу прикинул – полтора часа на обход, полчаса ещё, чтобы справку по проделанной работе отписать. Короче, к десяти домой вернётся. Вряд ли что ещё сегодня участковым поручат. Вот опера, те до самого утра промудохаются. «Эхе-хе-хе, хрен с ним со временем, был бы результат!» Муравьёву поменьше двух лет оставалось отработать до полной пенсии. Он не торопил время. На судьбину не жаловался, не пытался, как молодёжь нынешняя, три яйца сразу в одну руку ухватить. А чего такого? В сорок пять уйдёт на пенсию. Пенсия – три, три сто. Работяга, тот на заводе до шестидесяти вкалывает, и пенсию ему тысячу двести отжалеют. Много ли их доживает до шестидесяти? А в сорок пять мужик ещё в силе. Можно и для себя пожить. На работу, само собой, нужно будет устраиваться. Есть у него пару приличных мест на примете. Зовут люди. «Приходи, Анатольич», – говорят. Умный трезвый мужик в дефиците. Старший участковый Муравьёв ведал себе цену. В службе он один такой остался, старожил. Остальные – пацаны, год-два работают. Если уж кто пять отмотал, этот в опытных ходит, в начальники примеривает. Хо! – и начальник службы, и оба его зама в своё время стажировались у Муравьева. Относятся, правда, они к нему по-людски. Почти всегда. Дурдома бы ещё поменьше. Всяких там совещаний, учёб, на которых ничему путному не учат, приказы только зачитывают. Из-за совещаний этих рабочий день рваный получается. К половине девятого надо в отдел прийти, потом только на участок. Днём у участкового свободное время, в компенсацию за часы вечернего приёма граждан. Но на вечер в опорный пункт сразу не поедешь, в семнадцать ещё одно совещание в отделе. Тащишься туда через весь город. Хорошо если знакомый встретится, подвезёт. А так с двумя пересадками – сорок минут. Ко второму дому он подходил только, а за глухим забором уже собачина забрехала надсадно. Муравьёв машинально правого кармана брюк коснулся, где у него ПМ лежал. Сыромятным ремешком за кольцо в рукояти к поясу прилаженный. Пес ярился, цепью громыхал. Послышались шаркающие шаги. Не спрашивая кто да что, человек отворил калитку. Оказался он мужиком в трико и в десантной майке. Грудь, плечи у него диким чёрным волосом поросли, как у орангутанга. Бровастый, ряшистый. Поддат заметно. – Чего надо, майор? – Старший участковый майор милиции Муравьёв. Разрешите вам несколько вопросов задать? – На улице? Заходи в дом, майор. Чего мнёшься? – Собачка у вас там серьёзная. – Проходи, я придержу. В прихожей Муравьёв увидел на вешалке несколько камуфлированных бушлатов, на погонах одного было по три больших защитных звезды. «Хороший домик себе вояка отстроил», – участковый оглядывался. Непривычно просторная по обычным меркам кухня, квадратов шестнадцать, наверное. Хозяин зашёл, указал на стул. – Садись, в ногах правды нет. Муравьёв присел, определил на колени потёртую офицерскую сумку. – Выпьешь со мной? – мужик бултыхнул бутылку «Графини Уваровой», в которой ещё оставалось на треть. – Не могу, на службе. – Было бы предложено. Чего хочешь? Муравьёв рассказал про найденного в брошенном коттедже на соседнем порядке убитого мальчика. По мере его краткого рассказа хозяин смурнел лицом, набитые жёстким волосом мясистые ноздри раздулись. – Как ты так спокойно говорить про это можешь, майор? Я Афган прошёл, а мёртвых детей… Погодь, успокоительного приму… Мужчина хорошо плеснул себе в стакан и сразу выпил. Закусил вилковой капустой. – Я сам там никогда не хожу, майор. Я по Хвойной проезжаю, там сухо всегда, а вот Кирюха мой бегает каждый вечер. Щас мы его на допрос поставим. Кирилл! Кирилл, иди, отец зовёт! Участковый вздрогнул от иерихонского рыка хозяина. – Выпить отказываешься, так может чайку? – Если не трудно. – Давай без интеллигентских расшаркиваний, майор. Чего тут трудного? Чашку чаю для тебя сделать трудно? – хозяин, покачиваясь, наливал из заварного чайника через ситечко в чашку. Не замечал, что проливает на стол. В дверях кухни возник рослый парень в спортивном костюме. С такими же широкими, как у хозяина, бровями, сросшимися на переносице. Он глядел с осуждением. – Кирюш, присядь, сынок, – хозяин шлёпнул ладонью по сиденью стоявшего рядом с ним стула. – Я постою, – сдержанно ответил парень. – Говори скорей, батя, а то у меня уроков много на завтра. – Да чего я-то? Напутаю ещё. Вот товарищ майор тебя сейчас расспросит. Муравьёв в очередной раз предварил свои расспросы сообщением про обнаруженный труп ребёнка. Парень посерьёзнел, насупился. Отвечал вдумчиво. Летом каждый вечер в девять часов он действительно делал трёхкилометровую пробежку по лесу. С наступлением учебного года – только по выходным. Маршрут его пролегал мимо того недостроенного коттеджа. Там постоянно играют пацаны маленькие… Бомжи? Нет, не видел. В лесу их много. А на стройке не видел. Пьяные кампании? Тоже нет. Тут вообще такой район. Спокойный, малолюдный… – Тише! – хозяин вдруг цыкнул на них, поднял указательный палец. Участковый с Кириллом замолчали, посмотрели на него. Мужчина прибавил громкость на двухкассетном магнитофоне. Из колонок «Филипса» истово загрохотал Коля Расторгуев: Комбат, батяня! Батяня, комбат! Ты сердце не прятал за спины ребят! – Под такое грех не выпить! А, майор? – радушный хозяин наливал в два стакана. – Обижусь! Еле отговорился Муравьёв. Пообещал заглянуть, когда обойдёт все свои дома. «Можно зайти, познакомиться, лишним не будет. Дядька не спесивый, компанейский, – размышлял участковый по пути к следующему коттеджу. – Только ведь через час он никакой будет». Участковый напомнил себе, что завтра с утра ему нужно будет доставить в милицию несовершеннолетнего Вохминцева. Постановление на принудительный привод лежало у него в планшетке. «По повесткам не идёт, паршивец, хоронится, – думал Муравьёв. – За ухо надо притащить! Смотри, как хорошо тогда порейдовали! Какую группу зацепили! Молодцы мальчишки! Маштаков с молодым своим… как его? С Андрюшкой? Андрюшкой они всё его кличут… Вот это живая работа, людям нужная. А не на совещаниях портки протирать!» Участковому ещё отрадно было, что на просьбу отдать из раскрытых какой-нибудь завалящий эпизодик, Маштаков отреагировал положительно. – Зачем завалящий, Анатолич? Дадим тебе в актив хорошее тяжкое преступление, грабёж! Ты нас на этих малолеток вывел! Но это ещё не завтра получится, тут песня долгая, валтузить и валтузить ещё. «На октябрь месяц, считай, задел сделал. Порадую начальство “палкой”… А что “палки”? Они всегда были. Только раньше спрашивали с участковых за раскрываемость настоящих преступлений – краж квартирных, грабежей, убийств даже. Каждое утро все участковые у начальника уголовного розыска собирались, задачи на день получали. А сейчас, после того как поделили раскрываемость на две линии – МОБ да КМ, с них, с участковых только за свои статьи трясут. За алименты, за обман потребителей… Сделал две “палки” по “двухсотой”[72], поймал продавца за продажу йогурта просроченного – и ты в передовиках. Не сделал – плохой ты, надбавки тебе срежем… Хлопнуть торгашку с просроченным товаром – дело плёвое, да уж больно потом муторно оформлять. Целое дело уголовное, листов на сорок. Показуха всё это! Наказания серьёзного один чёрт не последует». У продвинутых хозяев третьего дома оказался домофон. Нажав на кнопку, Муравьёв с некоторой опаской приблизил рот к зарешёченному чёрному кружочку и сказал: – Старший участковый инспектор майор милиции Муравьёв. Разрешите вам ряд вопросов задать? 21 Дождь стал накрапывать сильнее, и Давыдов включил дворники. Резина противно заскрипела по стеклу. За рулём начальник РУБОПа поуспокоился. Получившийся бесконечным день измотал его. …Задержание с поличным следователя Проскурина, долгая колготня в прокуратуре, козни адвоката, обыск в кабинете у Проскурина, обыск дома у него… Закончили в семь, хотели сразу разбежаться, завтра день лёгким тоже не получится. Но в машине по рации услышали про криминальный труп ребёнка. На перекрёстке развернулись и покатили с Комаровым в обратную сторону, к месту происшествия. Никто бы им из начальства слова не сказал, не появись они там. Явно девятилетний мальчик убит не в результате разборок преступных группировок. Но Давыдов и Комаров были местные, у них имелись дети примерно такого же возраста. Спокойно отвалить по домам «рубоповцы» не смогли. Оба были идейными ментами, вышли из уголовного розыска, работа на улице была им хорошо знакома. И хотя на задержание преступника дежурная часть сориентировала экипажи всех наружных служб – ППС, охраны, ГИБДД, их барражирование лишним не будет. У всех – и у «пэпээсников», и у «овошников»[73] – эта задача окажется одной из многих, основные рабочие проблемы поглотят ее. А экипаж рубоповской «шестёрки» нацелен сейчас только на поиск детоубийцы. Приметы хорошие, со свидетелем повезло.