— Прости. Последние два дня были сущим адом. Я скучала по Мэддоксу больше, чем могла представить. Мое сердце болело. Я никогда не испытывала подобной боли прежде — словно мои внутренности разрывались и все содержимое растекалось. Чувства были смешанными. Я любила его. Ненавидела. Скучала. Все было так глупо, и я злилась на себя. До сих пор не могла поверить, что он хранил от меня нечто подобное. Если по-настоящему любил меня, как говорил, то рассказал бы, верно? Сэди нахмурилась и отвела взгляд. По ее выражению было понятно, что она собирается сказать что-то, что мне не понравится. Посмотрела на меня, нахмурив лоб. — Разве ты не можешь простить его? — я смерила ее взглядом. — Мне кажется, ему тоже больно, и он сожалеет, что не сказал тебе правду, — она с грустью посмотрела на меня. — Твоя мама сказала, что он приходит по несколько раз в день, чтобы увидеть тебя. — Это лишь доказывает, что я должна остаться здесь, — я нахмурилась. — Он солгал мне, Сэди. И о том, что было важно. Это не такая мелочь, как если бы он солгал, что вынес мусор, а сам этого не сделал. Это… Он же знаменитость. — И что? — она пожала плечами. — Он любит тебя. У меня возникло желание швырнуть в нее тарелку с горячим супом. — Да что с тобой? Ты же была так же зла, как и я, — прошипела я, — Кроме того, любовь не все раны лечит. — Ну, — она смущенно улыбнулась. — Я поговорила с ним. И с Эзрой. Они были у тебя, когда я приходила за сменной одеждой. Хотя ты так и не переоделась, — сморщила нос и указала на мою грязную пижаму. — Я провожу весь день в постели и одеваю то, что хочу, — надулась я. — В этой комнате запрещено осуждение. — Полагаю, ты забыла, что это моя комната, и поэтому я могу командовать тобой. Заканчивай с едой, — она похлопала меня по ноге, — прими душ и переоденься, прошу. Мне неприятно видеть тебя такой печальной, возможно, душ немного взбодрит тебя. Мне не хотелось говорить ей об этом, но ничто не смогло бы поднять мне настроение. — Да, хорошо, — согласилась я. — Я вернусь через пятнадцать минут, — предупредила она, глядя в глаза, пока шла к двери. — И, если ты не искупаешься, я сама тебя отведу в душ. — Я поняла, — проворчала я, сделав паузу и склонив голову. — Полагаю, мне следует пойти домой. Она замерла в дверном проеме. — Ты готова к этому? Я нахмурилась. — Он может прийти, но я не обязана видеться с ним. Не могу же я вечно сидеть в твоей комнате. Пора смириться, — слова прозвучали сильнее, чем чувствовалось. Сэди схватилась за деревянный косяк, с грустью наблюдая за мной. — На самом деле мне кажется, что тебе следует снова поговорить с ним. — Нет, — разозлилась я. В моем тоне прозвучал яд, удививший ее. Подруга вздохнула, покачав головой. — Ты действительно считаешь его виноватым? За то, что сохранил тайну? Парни заслуживают, чтобы кто-то любил их за то, кем они являются, а не за их достижения. Это все, что он хотел, Эмма. — Перестань, — прошипела я. — Слышать ничего не хочу. Мне хотелось, чтобы лучшая подруга была на моей стороне, но все было иначе. — Ты не хочешь этого слышать, потому что знаешь, что я права. Я схватила подушку и швырнула в нее, но Сэди уже вышла, и подушка шлепнулась на пол, ударившись о закрытую дверь. Я снова расплакалась — кажется, только этим и занималась последние пару дней — и постаралась поесть суп. Но это бесполезно. Мне совсем не хотелось есть. Я была несчастна и знала, что единственный способ пережить это — простить Мэддокса, но предательство так глубоко ранило меня, что не было уверенности в том, что прошлое можно вернуть. *** — Я УЖЕ НАЧАЛА думать, что у меня больше нет дочери, — мама вошла в комнату с чашкой чая — к счастью, не с той, которую мне купил Мэддокс. — Ха-ха-ха, — пробурчала я. Взяла чай и поставила на стол, открыв клетку, чтобы проверить Акиллу. Последние несколько дней забота о нем легла на плечи моей мамы. Мне было неловко, но это необходимо. — Что именно произошло? — она села на край постели. — Мэддокс рассказал мне свое видение ситуации, но я хочу послушать и тебя. Я тоже села, убедившись, что с Акиллой все хорошо, и мама начала заплетать мне волосы, как делала это прежде, когда я была маленькой. Мне не нравилось, что она разговаривала с Мэддоксом. Мне бы хотелось, чтобы он держался подальше. Солгав, этот человек лишился права на доверие. Несмотря на то, что это было последнее, о чем хотелось говорить, я начала с самого начала, рассказав ей все — ладно, не все, но достаточно. Она слушала, кивая и время от времени делая замечания. Когда я закончила, она поднялась и направилась к двери. — Ты не собираешься сказать, что я должна простить его? — спросила я, удивившись своему тону. — Эмми, — мама задержалась в дверях, — полагаю ли я, что ты должна его простить? Да, но не мне это решать. Ты, — она указала на меня, — должна сама принять это. Простишь ты его или нет — зависит только от тебя, — мама пожала плечами, — а я в любом случае поддержу тебя. — Вот дерьмо, — пробормотала я, схватив подушку и прижав ее к груди. Она издала легкий смешок. — Любовь никогда не бывает легкой, Эмми. На самом деле это невозможно. Но любовь всегда стоит того, чтобы бороться, если она настоящая. Я трепетно вздохнула. — Она похожа на одну из невозможностей, которую я не могу преодолеть. — Это твой выбор, — она пожала плечами, — Ты либо любишь его настолько, что борешься со своей болью, либо отпускаешь. — Я верила ему, мам, а он разрушил мое доверие, словно это пустяк, — у меня задрожала нижняя губа. Мама вернулась в комнату и снова села. Обняла меня за плечи и прижала к себе. — Милая, полагаю, ты забываешь о том, что Мэддокс — просто мальчик. Он молод и импульсивен. Посчитал, что поступает правильно, ради вас обоих. В его обмане не было злого умысла. Разве можно винить его за такое? Сэди задавала мне тот же вопрос. — Не знаю, — потерянным голосом произнесла я. Мне было грустно, я не могла мыслить здраво, все, что хотела — ненавидеть Мэддокса, но, казалось, что никто не хочет позволить мне этого. Мама кивнула и слабо вздохнула. — Просто обдумай это. Я застонала и плюхнулась на постель. Хотелось кричать, плакать, пинаться, но все это уже пройдено и бесполезно. Я так сильно любила его, и большая часть меня желала найти его, броситься к нему в объятия, умолять не отпускать меня. Но я не могла. Не сейчас. И, возможно, никогда. Не могла представить свою жизнь без Мэддокса, но была достаточно взрослой, чтобы понимать — жизнь продолжается и это не конец. И все же, казалось, что это конец. Я закрыла лицо ладонями и застонала. Почему все так запуталось? Почему мои чувства в смятении? Почему я не могу получить четкий ответ?