Я нахмурилась, на миг забыв, где я, и прижала ладонь ко лбу, пытаясь стереть оттуда усталость и сонливость. Я устала из-за того, что уснула в слезах, из-за всего случившегося раньше. Но это была хорошая усталость, когда глаза опухли, а сердце было твердым, и чувств больше не было, потому что их уже было слишком много. Сил больше не было. И, к счастью, ничто не беспокоило. Слезы и сон были лучшим лекарством. Я медленно села и глубоко вдохнула. Нужно держаться. Если я буду оглядываться на прошлое, я так и не встану с кровати. Я сама решила приехать в Сиэтл. Я решила покинуть дом. И я решила оставить Декса в декабре. Все было в моей власти, нужно было помнить об этом. Я слушала Декса снаружи, уловила тихую музыку, закрывались шкафчики на кухне. Шорох за дверью продолжался. Но я не переживала, что это призрак или сверхъестественное существо. Это не был демон. Это был Жирный кролик. И он точно мог меня взбодрить. Я добралась до двери в темноте, открыла ее и смотрела, как голова французского бульдога поднимается, он улыбнулся мне, свесив язык. Он прошел в комнату со светом из коридора и тут же принялся прыгать вокруг меня и лизать руки. — Эй, толстячок, — услышала я певучий голос Декса из кухни. Я выглянула в ту сторону. Пришлось дважды моргнуть, чтобы глаза прояснились. Декс пританцовывал у плиты под «Personal Jesus» от «Depeche Mode», крохотный фартук на нем смотрелся смешно, он молол перец в кипящую кастрюльку. Увидев меня, он застыл с мельницей для перца в руке, а потом спокойно выключил звук на проигрывателе. Я попыталась подавить удивление. — Ты меня звал? Он взглянул на меня и продолжил молоть перец. — Нет. Теперь Жирного кролика зовут Толстячок. Толстячок Кроль, если официально. — Вот как, — я посмотрела на радостного пса, который выглядел толще. Он точно не придерживался одной диеты с Дексом. Я осторожно прошла к нему, посмотрела на фартук. — Поцелуй повара, — прочитала я вслух. — Классика. Он посмотрел на себя и улыбнулся. — Это скорее предложение, чем приказ. — Удивительно, что ты готовишь, — сказала я и заглянула в кастрюлю. — Это макароны с сыром и нарезанными сосисками, — он вскинул бровь. — Еще одна классика. — Ага, — сказала я и села на высокий стул. — Это твой ужин. — Наш ужин, малыш, — сказал он, добавив соль и схватив бутылку острого соуса. — Знаю, ты привыкла лакомиться по вечерам, но в «Чез Дерри» ты получишь это. Я вскинула брови, но не прокомментировала «Чез Дерри». — Ты питался этим? Судя по тому, как твоя грудь пытается вырваться из фартука, ты, похоже, ел только сырые яйца и протеиновые коктейли. В его улыбке была тень удовольствия, словно он ждал, когда я скажу что-нибудь про его новый вид. Я отвела взгляд, жалея, что упомянула это. Но было любопытно, и его футболка уж очень тесно сидела. — Я о том, — продолжила я, изучая линии на стойке, делая вид, что я не побывала на ней в порыве страсти, — что ты вообще делал? Он сглотнул и перевел взгляд на еду. — Может, сначала поедим? Я вскинула голову. — Серьезно, Декс. Ты этого не объяснял. Он вздохнул и вернул деревянную ложку в кастрюлю, выключил горелку. Он уперся руками в стойку и посмотрел на меня. — Когда ты ушла, — начал он, облизнув губы, — я был не в лучшем состоянии. Это если мягко описать. И я ненавидел себя за то, что сделал с собой. Я презирал себя. Знаешь, что такое — презирать себя? Так, что даже в зеркало на себя смотреть не можешь? Я пыталась удержать лицо бесстрастным, но знала, о чем он. — И через какое-то время, — продолжил он, — я решил, что не хочу больше быть таким. Тот я принес лишь кучу боли мне и многим другим. И я начал с самого простого — своего здоровья. Я пошел в спортзал. Я начал бегать, бросил курить, переделал диету… в большей части. Я не собираюсь оставлять виски или порой баловаться макаронами с сыром и сосисками на ночь. Я сидела в тишине, разглядывала его лицо. Его глаза были темнее обычного, уголки губ были мрачно опущены. Он опустил голову. — Я пытался стать лучше, Перри. Для тебя. Я заерзала на стуле. — Декс… — И я все еще пытаюсь, — быстро сказал он тихим и серьезным тоном. — Пока не исправлю. Ох, мое сердце трепетало. Я крепче сжала кулаки и быстро расслабила пальцы. — Прошу, не пытайся, — сказала я, хотя от этих слов все внутри болело. — Это в прошлом. Прошло. Забыто. Он потер ладонью грудь. — Не прошло. И не забыто. Я вижу это по твоим глазам. Я глубоко вдохнула, меня мутило, и я сосредоточилась на своих ногтях. Он обошел стойку и оказался рядом со мной. Мне было тепло и тяжело, я боролась с собой, чтобы оставаться сильной. — Это не в прошлом, пока ты не простила меня, — сказал он тихим и хриплым голосом, волоски на моей шее поднялись от этого. — Знаю, тебе нужно время… Я не смотрела в глаза, что впивались в мою голову. — Мне не нужно время. Я… прощаю тебя. Вдруг его ладонь обхватили мое лицо, они были жаркими и держали крепко. Он повернул мою голову так, чтобы я посмотрела на него. Он смотрел мне в глаза, искал трещины. — Нет. Ты так говоришь, но так не думаешь. Я хочу, чтобы это было искренне. Мне нужно, чтобы ты говорила правду. Поэтому я здесь? Потому он попросил меня переехать к нему? Чтобы завоевать меня? Но я не могла сказать это. Рот открывался и закрывался, я затерялась в его глазах, попала в ловушку его взгляда. — Ты разучилась врать, Перри, — сказал он. И поцеловал меня. Потрясение от его приоткрытых губ на моих оставило меня беспомощной на миг. И я могла лишь целовать его в ответ, потому что этого хотело тело, а мозг не работал. А тело всегда этого хотело. Его. Он издал тихий стон, который скорее ощущался, чем слышался, его рука пропала в моих волосах, притягивая меня ближе к нему. Он был таким же на вкус, как я помнила, и от этого мои ноги раздвинулись, мышцы расслабились. По спине пробежала дрожь. Я хотела водить пальцами по его рукам и груди, ощутить, каким твердым он стал, спуститься ниже и почувствовать, где он еще тверже. Только целуя его, ощущая его язык своим, я хотела его как наркоман новой дозы. И это меня ужасало. Я отпрянула, может, слишком сильно. Декс вздрогнул и убрал руки от моего лица. Он застыл, стоял близко и тяжело дышал, его глаза блестели, зрачки были огромными. — Прости, — сказала я, было сложно подбирать слова. — Это не… это… Он кивнул и выпрямился. — Нет, прости. Ты права… Это не… Он тоже не смог закончить. Это не было ошибкой, но и не ощущалось правильным. Все так запуталось. Я слабо улыбнулась ему и пригладила волосы. — Если мы будем соседями какое-то время, стоит, наверное, избегать… этого. Нужно ввести правила. Он резко выдохнул носом, но я видела смирение на его лице. — Это как готовка по определенным дням, стирка по расписанию, не курить, не целоваться, никакого секса? Мои уши горели. — Да. Как-то так. — Это звучит не весело. Я убийственно посмотрела на него, он вскинул руки. — Шучу, — сказал он. Декс кашлянул и вернулся к плите. — Проголодалась? Нет. Я могла думать лишь о том, как рот ощущался без него, еда это не исправила бы. Но я сказала ему, что проголодалась, чтобы мы устроились на диване, чтобы есть и рассеянно смотреть телевизор. Он сел в центре, а я устроилась в уголке, побаиваясь, что, если коснусь его, тут же захочу оседлать. Я рано ушла спасть с постельным бельем, которое он нашел. Списавшись с Адой, в очередной раз убедившись, что устроила дома хаос, я осталась в темной комнате наедине со своими мыслями.