Максимус неловко рассмеялся. — У всех был долгий день, и у меня тоже. Мама благодарно улыбнулась ему, с подозрением посмотрела на своих дочерей и развернулась. Никто больше ничего не говорил. * * * Стук в дверь заставил меня проснуться, мне ничего не снилось. — Войдите, — простонала я, надеясь, что хочу видеть этого человека, что нынче означало Аду. Так и было. Ее светлая голова заглянула в мою комнату, она прищурилась в темноте. — Прости, что разбудила, — сказала она, вошла и тихо закрыла дверь за собой. Она включила свет. — Агггх, — простонала я, закрывая рукой глаза. — Спасибо. Который час? — Почти десять, лежебока, — сказала она. Я ощутила, как она подошла и села на край кровати. — Утра? — Нет, ночи. — Так зачем ты меня разбудила? Я не могу поспать? — проворчала я. — Я пережила экзорцизм, ты же знаешь. — Об этом я и пришла поговорить, — она понизила голос. Я убрала руку с лица и посмотрела на нее. Она была очень серьезна. — Ладно, что такое? — прошептала я. Нельзя было, чтобы нас поймали за таким разговором. Я была теперь параноиком, как и она. — Я… не знаю, что с тобой случилось, когда ты… ушла, — сказала она. Ада казалась маленькой и напуганной. — Но было больно. Это было… так ужасно. Я не знала, что будет без тебя. — О, Ада, — я села. — Все хорошо. Я вернулась. — Да? — спросила она. — Ты кажешься другой. Я прикусила губу. — Я и ощущаю себя иначе. Не в плохом смысле. Я не знаю, что со мной сделал Роман. — Ты куда-то уходила… Я разглядывала ее лицо. Рассказывала ли я ей про Пиппу, про то, что увидела в Тонкой вуали? Вряд ли. Я не помнила этого. — Куда-то? — спросила я. — Я знаю про нашу бабушку, — сказала она осторожно. — Пиппу. Я знаю, что с ней случилось. Мои глаза расширились, я не могла дышать. — Как… я рассказала тебе? Она улыбнулась, не разжимая губы. — Отчасти. Не знаю, что происходит, Перри, но… будет звучать странно, но порой, я… словно слышу твои мысли. Это меня встряхнуло. Я чуть не рассмеялась, а потом вспомнила ее вопрос в машине. Но… это было невозможно. Я присмотрелась к ней, не зная, шутит ли она. Вряд ли она стала бы, но у меня не было объяснений. Она вдруг стала телепатом? Почему я не слышала мысли других? Она смотрела на меня, и я спросила. — Ладненько, если это так, ты слышала, о чем я сейчас думала. Она покачала головой. «А так?» — спросила я мысленно, изо всех сил сосредотачиваясь, чтобы она уловила мысли. — Ага, эту слышала, — тихо воскликнула она, ее улыбка стала шире от удивления. Я улыбалась не менее широко. Это… Я не могла даже описать это открытие. Вот так проснуться и узнать, что у тебя есть суперсилы. — Ого. Ладно, как насчет… сейчас, — взволнованно сказала я. «Максимус еще в доме?» — подумала я с силой. Она смотрела на меня с открытым выражением. — Ну? — спросила я. — Я ничего не слышала, — сказала она. Я глубоко вдохнула, закрыла глаза, напряглась внутри, словно я боролась с сильной головной болью. «Рыжий еще здесь? Или ушел?» — спросила я. Я ничего не слышала, открыла глаза и увидела Аду с закрытыми глазами. — Все еще ничего? — спросила я. Она открыла глаза. — Нет, я просто пыталась мысленно ответить тебе. Козел ушел, как только ты задремала. Сказал, что поехал домой и позвонит позже. — О, какая радость, — прорычала я. — Но я тебя не слышу. Попробуй еще раз. Мы пытались какое-то время. Порой Ада слышала меня, но только когда я прилагала все усилия. Иначе это не работало. Я ее ни разу не услышала. — Может, это одностороннее, — размышляла я. Это лучше, чем ничего, и я могла выбирать, будет она слышать или нет. Я не хотела, чтобы сестра слышала все мои мысли, хоть мы и стали ближе. — Возможно, — сказала она. — Думаешь, Пиппа что-то передала тебе? Я покачала головой. — Она ничего не говорила? — Не знаю, Перри. Мне страшно. — Из-за чего? Глупый вопрос. Она вздохнула и принялась теребить одеяло. — Из-за всего, что она рассказала тебе. Как мама могла так с ней поступить? А если она сделает так с тобой? Со мной? Я сжала ладонь Ады. — С тобой все будет хорошо. Ты же любимица. Ты не давала маме повода думать, что тебе нужно в психушку. Так и продолжай. — Ты тоже, пока не доросла до моего возраста, — ее голос дрожал. — Ада, — решительно сказала я. — У тебя преимущество. Ты обо всем знаешь. Ты знаешь, что на кону. Просто будь собой, и если увидишь что-то непонятное, не обращай внимания. И рассказывай мне. Это будет между нами. Никто не должен знать или подозревать. — А ты? Ты знаешь, что мама будет соколом следить за тобой. Ты не видишь, как она смотрит на тебя, когда ты отворачиваешься. Так же, как доктор. — Но она все еще наша мама, — сказала я ей. Хотя я думала о том же. Я почему-то защищала ее. — Мы не можем так быстро делать выводы и начинать ненавидеть ее. То есть, она же наша мама. Мы должны верить, что она так с нами не сделает. Она не монстр. И если она хочет остаток жизни переживать за меня… ну… она может делать это издалека.