— Значит, уже можно заводить уголовное дело? — голос Надежды прозвучал скорее утвердительно, чем вопросительно. — Да нет, пока не вижу оснований. — Но надо же как-то… всему этому помешать, спешить надо! Спасать ее! — Очень мало сведений… а доказательств вообще никаких… Мы ведь ничего не знаем наверняка. Основываясь на одних лишь подозрениях, уголовных дел не возбуждают… И потом, они ведь тоже люди, и не всегда общение с девушками сводится у них… к вопросам криминального интереса. Может быть, все обойдется, и Ирина сама объявится… Надежда едва сдержалась, чтобы не съязвить в адрес правоохранительных органов. Иногда лучше промолчать, чем сказать то, что думаешь. Да и не хотелось обижать человека, который вовсе не обязан был ей помогать, но все же старался… — Ты ужинала? — вдруг спросил Юрий Петрович, неожиданно переходя на «ты». — Да какой мне ужин! — воскликнула Надя. — Ирка где-то, — не закончила она и вдруг расплакалась, — может быть, ее в рабство уже продали! — Надя, Надя!.. Спокойно, Надюша, — тихо, но властно сказал полковник, взяв Надежду за плечи, — не позволяй себе расклеиваться. Ты ведь… сильная женщина, с хорошим самообладанием. Такой, во всяком случае, тебя считают наши общие друзья… Хотя мне, если честно, в это слабо верится! — добавил он и улыбнулся. В его синих глазах заблестели смешливые искорки. — Это почему же «слабо верится»? — поддалась на провокацию Надежда, вытирая слезы. — Вообще-то я — женщина, закаленная в тяжелой борьбе, — произнесла она не без доли самоиронии фразу, которую повторяла не раз в трудных жизненных ситуациях. — Это здорово! — продолжал улыбаться Юрий. — Хотя… мне кажется, что такой женщине… «тяжелая борьба» не к лицу. — Это какой еще — такой? И что — к лицу? — Какой?.. Хрупкой… женственной… красивой. А к лицу — быть слабой, беззащитной и… любимой, — ответил он и посмотрел ей в глаза. Как-то странно посмотрел, — тебя же защищать хочется! Надежда много раз слышала от мужчин подобные вещи и считала себя способной отличить искренние слова от дежурных фраз. Но комплимент из уст Юрия был ей приятен, и она не хотела анализировать, действительно ли он шел от сердца. «Да уж, сейчас не самый подходящий момент, чтобы рассуждать о любви!» — решила Надя, но вслух ничего не сказала. Ей иногда действительно очень хотелось быть слабой, защищенной и любимой, но все как-то не складывалось. Быть слабой можно себе позволить, только если рядом сильный мужчина, а у Надежды на горизонте такого не наблюдалось. Поклонники у нее, конечно, имелись, но она не была сторонницей так называемых «легких отношений», скоротечных романов не заводила, а посему находилась в состоянии «гордого одиночества», но в ожидании большого чувства… — Пойдем прогуляемся? — предложил Юрий Петрович. — И поужинаем где-нибудь на воздухе. Я жутко проголодался! — А дома к ужину не ждут, что ли? — спросила Надя не без доли язвительности. — Да вот… не ждут! Ладно? — просто ответил он, улыбаясь. Его странная манера шутливо вставлять вопросительное «ладно?» там, где по смыслу его быть не должно, ее забавляла. — Как-то вот… некому ждать… Они вышли из гостиницы и не спеша направились в сторону Измайловского парка. Майский теплый ветерок приятно окутывал плечи после ледяного кондиционированного воздуха. — А почему я раньше тебя никогда не встречал? — с обезоруживающей улыбкой спросил Юрий. — Меня Володя частенько приглашал на ваши партийные посиделки, я даже был несколько раз… Мы же с ним только и видимся, когда он по своим партийно-демократическим делам в Москве оказывается… Сидели, бывало, вечерком… пивко попивали, о политике беседовали, и не только… Есть у вас в организации очень интересные ребята! Толковые, искренние… нестандартно политически мыслящие… а тебя вот не встречал… — Но я же не с самого начала в партии… И мы не всегда все вместе собираемся, только если на съезд… Когда подписи сдаем — приезжаем по мере готовности. А может быть, я просто была в другой компании, где не пивко, а винцо попивают, — пошутила Надежда. — Да? — засмеялся полковник. — И как же тебя в политику-то занесло? — продолжил он расспросы. — А вот… очень хотелось изменить мир к лучшему. Как это у Маяковского: «Надо жизнь сначала переделать, переделав — можно воспевать…» — Маяковского любишь? — удивился Юрий Петрович. — Люблю!.. Но больше — Есенина… Тут слово «люблю»… даже недостаточно емко, чтобы выразить, что я чувствую, когда читаю его стихи, — призналась Надежда. — А в этом мы с тобой похожи, — улыбнулся полковник. Пряный вечер. Гаснут зори. По траве ползет туман, У плетня на косогоре Забелел твой сарафан… Юрий декламировал воодушевленно, с каким-то особым чувством проговаривая каждую строчку, смакуя каждое слово. Его бархатный баритон гармонично вплетался в эти чудесные, любимые с детства строки… Полковник закончил читать, лицо его выражало чувства, навеваемые любимыми стихами и этим чудным майским вечером. А может быть, и обществом Надежды… — Здорово! — Да, здорово!.. А ты вот, королева, в политику зачем-то лезешь! И что тебе дома, у родного плетня, не сидится? — спросил Юрий, используя образность есенинских строк. — Да какая я… королева?! — Надя смутилась, но ей было приятно такое обращение. — Так все женщины — королевы, — вдруг сказал он, — каждая — в своем королевстве. А вот кем она там себя чувствует, королевой или служанкой, — это, по большей части, зависит от мужчины, — убежденно заключил он. — От короля? — засмеялась Надежда. — От короля! — подтвердил Юрий. — И как же ты это в себе совмещаешь? Лирика и политика — вещи, как мне кажется, несовместимые. Политика — дело прагматиков! — Это побеждают в политике почти всегда прагматики. А идут туда, в основном, мечтатели и романтики, — возразила Надежда, — только они редко достигают больших высот… — В президиуме заседаешь… ты в вашей партии — важная птица? — Ой, да ладно! Там все периодически заседают. И меня в президиум избирают вовсе не для пользы дела… а исключительно для вида! Для интерьера! Для декорации! И не только меня… я ведь не единственная женщина у нас в партии. Мрачно, знаете ли, смотрится президиум, если там одни мужики… — совершенно искренне заметила Надежда. — Так что в президиуме не только «важные птицы» присутствуют, но и простые смертные, рядовые партийцы и скромные председатели региональных отделений. — Стало быть, для красоты? Понимаю! — Для красоты, для красоты, — грустно улыбнулась Устинова, — только вот… прозаседала в президиуме, а Иринку просмотрела, — вернулась она к больной теме. — Ну… она не маленький ребенок, чтобы за ней смотреть. Расскажи-ка мне о ней, — попросил Юрий Петрович. Надежда поведала об Ирине все, что уже повторяла за последние два дня много раз, не добавив ничего нового. — Есть ли у нее молодой человек? Надя была не в курсе. — Сейчас полезно было бы знать такие вещи, — заметил полковник. — Но это ее личное дело, и я никогда не вторгаюсь… — Надюша, — на сей раз перебил Юрий Петрович, — чтобы разобраться в ситуации и убедиться в необходимости возбуждения уголовного дела, именно этот… очень личный вопрос может оказаться самым важным. Здесь за каждую соломинку хвататься надо. В любом расследовании излишняя деликатность может сильно помешать. — Извините, Юрий Петрович. — Наденька, а давай без отчества?.. Ладно?.. Я тебя прошу… и на «ты». Договорились?.. А извинять мне тебя не за что… — Ну хорошо, — согласилась Надежда и задумчиво добавила: — А я, оказывается, совсем мало знаю об Ирине. У нее в группе мальчиков совсем нет, одни девчонки. Рукодельница… Танцами занимается… А с кем она общается за пределами колледжа, я понятия не имею. — Ладно, разберемся! — пообещал Юрий. — С родителями ты не связывалась? — Нет… у меня даже номера их нет… — Если завтра она не появится, надо сообщить, Надюша… Они должны быть в курсе. — Знаю. Только не представляю, как им сказать… Представь, как это все выглядит: вытащила девчонку на съезд и… потеряла! — Она взрослый человек и, как ты утверждаешь, ответственный, — напомнил полковник об одном из качеств Ирины, в существовании которого Надежда упорно убеждала окружающих в последние два дня. Они прогуливались по живописной аллее парка. На скамейке под цветущим каштаном миловалась влюбленная парочка. — Весна, пора любви! — улыбнулся Юрий. — Вот и Ирину, может быть, на что-то такое… потянуло! — Но не до такой же степени, что она забыла об отъезде… и обо всем! У нее, между прочим, в понедельник зачетная неделя начинается. — Так сегодня только четверг. Ладно? — И вообще… какая любовь? — рассуждала вслух Надежда. — Мы же в командировке! — Ой, какой строгий педагог! — засмеялся Юрий. — А в командировке, значит, любовь нагрянуть не может? — Я, конечно, глупость сказала, но… пусть бы лучше эта самая «любовь» у нее дома «нагрянула», рядом с мамой. А здесь я за нее отвечаю!.. И хорошо, если бы так оно и было… что любовь, а то… неизвестно, что там на самом деле… Аллея заканчивалась. Они вышли из парка, направились к зданию кафе, откуда легкий ветерок доносил запах жарящегося шашлыка. — Ох, какое благоухание! — Юрий с явным удовольствием вдыхал ароматный дымок. — Ну что, перекусим?