Наблюдать за самодовольными улыбками Болейнов, которых мисс Гиз уже видела прежде, когда в последний раз посещала отца и мать в Лондоне, в те времена, когда он был советником короля, было выше ее сил. Она помнила эту жадную до власти семейку, которая к тому моменту уже успела положить в королевскую постель под похотливого Генриха другую Болейн, родную сестру Анны, Мэри. И, была уверена Бригида, они будут класть в его постель всех девушек из их рода, лишь бы оставаться у власти и влиять на короля. Они, как клещи, присосались к нему и никак не желали уступать свое место. Мисс Гиз знала всех Болейнов в лицо и ненавидела их. Также, как ее отец, которому одна единственная колкость в адрес Анны, завладевшей сердцем короля, наскучившего от плоти другой сестры, стоила ему должности, карьеры, титула и влияния. Да, Анна держала своей нежной ручкой Генриха в узде, как могучего, но глупого коня, и своими требованиями к нему развестись с Екатериной Арагонской, медленно, но верно отравляла жизнь последней… Нет, какое счастье, что отца изгнали со двора! Бригиде не приходилось видеть тот ежедневный ужас, который видели фрейлины королевы. Как хорошо, что при дворе о существовании Гизов забыли. Пусть отец и мать Бригиды были озлобленны этим и стремились вернуться, сама девушка поклялась себе, что ее нога больше никогда не ступит туда, где обижают Екатерину, и где плетет свои темные интриги семейство Болейнов. Зайдя в свои покои, Бригида поспешно сняла с головы чепец, легла на кровать и устало закрыла глаза. – Пожалуйста, Отец Небесный, прошу тебя, освободи королеву от страданий! Верни королю разум и отверни его греха прелюбодейства! – горячо прошептала девушка и поцеловала маленький золотой крестик, украшающий ее шею. Ее схватили в плен эмоции, и она, закрыв лицо ладонями, тихо расплакалась. Тело горело, ей было жарко, но внутри девушка была охвачена холодом. – Что ты себе позволяешь, негодная девчонка? Совсем от рук отбилась! Сейчас же возвращайся в зал и очаровывай короля! – вдруг раздался почти животный рык, от которого Бригида вздрогнула и испуганно распахнула глаза. В комнату дочери вошел сэр Гиз. Он был взбешен, его глаза словно сыпали искры. Подойдя к кровати, он рывком заставил дочь лечь на спину и замахнулся своей большой сильной рукой. – Отец… Не бейте меня! Не бейте! – прохрипела бедная девушка. От страха, тяжелых размышлений и оскорбленных чувств, она побледнела настолько, что это заставило ее тирана-отца удержаться от удара и подозрительно прищурить глаза. – Притворяешься больной? – недоверчиво спросил сэр Гиз. Он не желал верить в то, что его дочери могло быть плохо: только не сейчас, когда внизу, в обеденном зале восседает сам король Англии! Она должна быть там, хоть при смерти, хоть в полуобморочном состоянии! Король должен увидеть ее редкостную красоту и пасть к ее ногам, забыть про ядовитую змею Анну Болейн! – Не смею притворяться, сэр… Трудно дышать! – едва выдохнула Бригида, и вдруг руки, которыми она попыталась прикрыться от возможного удара отца, безвольно упали на кровать, зрачки ее глаз закатились, и веки плотно закрылись. – Что с тобой, дрянная девчонка? – с некоторым страхом, но больше с гневом, промолвил сэр Гиз и, желая привести дочь в чувство, не жалея сил, ударил ее по белой щеке раскрытой ладонью. Пощечина помогла: Бригида медленно открыла глаза и тяжело задышала. – Вздумала заболеть? – Сэр Гиз еще несколько раз похлопал дочь по щеке, словно пытаясь вернуть ей румянец. – Бригида, я приказываю тебе… – Но вдруг побежавшие из глаз девушки слезы заставили его поморщиться. Его глаза округлились: именно так он потерял своего сына. Своего наследника. Томас Гиз умер в возрасте пятнадцати лет. Его смерть была внезапной, ведь никто не ожидал, что высокий, широкоплечий сильный юноша покинет грешную землю за каких-то пару часов после того, как он слег в постель. Горячая липкая кожа, тяжелое обрывистое дыхание, закатывающие под веки зрачки… Томаса унесла горячка, неизвестно откуда взявшаяся, а теперь эта смертельная болезнь задумала отобрать у Гизов еще и дочь, их единственного ребенка. Отца Бригиды охватил ужас: нет, он не желал потерять дочь! Господь, не забирай ее так рано! Он клянется больше никогда не оскорблять ее, но будет лелеять, как лелеяла своего Младенца-Спасителя благая Дева Мария! Смерть обоих своих детей он не перенесет! Он не в силах больше видеть, как навсегда исчезают в старом семейном склепе его дети, плоды его жизни! – Дочь моя… – выдохнул сэр. Его лицо сделалось таким же белым, как лицо Бригиды. Он схватил девушку в объятья, крепкое прижал к себе и поцеловал ее горящий лоб. – Бригида! Останься с нами! Я не смог спасти твоего брата, но не позволю смерти забрать и тебя! Полежи, дочь моя… Я позову твою мать… Она знает, что делать! – Сэр Гиз осторожно положил дочь обратно на постель, с чувством поцеловал ее влажную от пота руку и, как стрела, выбежал из покоев, громко призывая прислугу. «Любите своих детей, пока они живы. Слезами их из смерти не поднять». Жестокий отец, насмехающийся над чистой первой любовью своей дочери, унижающий ее за малейший пустяк и не раз бивший ее по рукам тонкой розгой, только теперь осознал, что любит Бригиду, и что, если потеряет ее, то потеряет все…. В том числе возможность вновь возвысится. Ведь, если Бригида, самая красивая девушка во всей Англии, умрет, у него не останется ни единого шанса вернуться во дворец и получить обратно свои титулы и земли. Но, несмотря на алчность и холодный расчет, быстро шагая по коридору, сэр Гиз думал только об одном: он не может потерять еще и дочь! Умрет она, умрет и его душа. А что станет с ее матерью? Она помешается от горя! Бог с ним с королем! Пусть развлекается со змеей Анной Болейн, пусть эта семейка продолжает и дальше отравлять разум дурака Генриха! Ему нужно спасти свою девочку, свою Бригиду, единственное свое дитя. – Ты! Принеси в покои Бригиды холодной воды и чистых тряпок! Сейчас же! – грубо приказал сэр Гиз первой попавшейся ему под руку служанке, а та, даже уронив метлу от неожиданности, подняла подол своего старого платья и побежала выполнять то, что ей поручили. «Я умираю? Но как же Вильям?» – пронеслось в бреду воспаленного мозга Бригиды. Ей было так жарко, что она желала снять с себя всю одежду и остаться нагой, но ее тело настолько ослабло, что она не могла пошевелить даже пальцами рук. Кожа головы под тяжелым испанским чепцом намокла, волосы слиплись, лоб был усыпан каплями пота. Девушке казалось, что ее живьем сжигали на костре, как ведьму. Однажды она видела, как сжигали ведьму. Это была молодая женщина с длинными черными волосами и голубыми глазами. Ее, одетую лишь в порванное нижнее платье, под свист и проклятия толпы привязали к столбу, окруженному сухим хворостом и сеном, и вскоре от нее остался только угольный силуэт. Бригиде казалось, что это она была той ведьмой, что это ее тело жадно пожирало пламя. – Альенора, прощай, сестра! Вильям, любовь моя… – едва слышно прошептала девушка. – Господи, сохрани королеву! Через миг ее поглотила темнота. Когда девушка вновь открыла глаза, солнце уже село за горизонт, и на Англию опускались вечерние сумерки. Однако Бригида не могла понять, сколько времени она была без сознания: большие окна ее покоев были плотно закрыты темными шторами. В воздухе был явственно слышен аромат сена и цветов: это мать девушки приказала устелить пол, чтобы облегчить тяжелую участь дочери и придать спертому воздуху маленьких покоев свежести. В камине жарко горел огонь, и рядом с ним, заснув в кресле, сидела леди Гиз. Лишь пламя камина освещало комнату, но этого было довольно, чтобы прогнать темноту, а полумрак был даже приятен усталым глазам Бригиды. Бригида нашла в себе силы слегка приподняться на подушках и обнаружила, что лежит в постели лишь в одной ночной рубашке, а ее волосы заплели в косу, чтоб не мешали. «Значит, я все еще жива… Но как болит все мое тело! Ноет каждая косточка!» – невольно пронеслось в разуме девушке. Несмотря на боль, Бригида чувствовала себя немного лучше: жар, сжигающий ее, пропал, но кожа оставалась горячей и липкой, и ночная рубашка неприятно липла к телу. – Матушка! Матушка, это вы? – тихо спросила девушка. Ее голос прозвучал надрывисто и с придыханием, но леди Гиз не шелохнулась: она крепко спала. – Матушка! – напрягая все силы, оставшиеся в ней после приступа, повторила Бригида, и в этот раз усталая женщина медленно открыла глаза. – Матушка! Как я рада, что вы здесь! – громко прошептала Бригида, и попыталась протянуть к матери руку. – Лежи, дитя мое, не двигайся! – ласково сказала леди Гиз, поспешно вставая с кресла и подходя к дочери. Она встала на колени у изголовья кровати, не жалея бархатной юбки своего платья, и взяла ладонь дочери в свою. – Мы там испугались! У тебя был приступ, а мы ничего не могли сделать! – Она всхлипнула и нежно погладила лицо Бригиды, бледное и горячее. Услышав о том, что Бригиде сделалось плохо, что, кажется, на нее напал приступ горячки, леди Гиз поспешила к ней, позабыв о короле, королеве и завтраке. Она была жестока к своей дочери и никогда не находила для нее ласкового слова, но теперь, когда ее дочь была на смертном одре, материнская любовь, прятавшаяся глубоко в ее душе, охватила все ее существо. Она провела в комнате Бригиды весь день, не отходила от нее, собственноручно раздела ее и переодела в ночную рубашку, смачивала лоб девушки мокрыми тряпками и горячо молилась. Лишь к вечеру, когда Бригида перестала метаться в постели, леди Гиз позволила себе немного отдохнуть в кресле у камина, и, едва села, как тотчас заснула. Как и ее супруг, эта женщина каждую секунду страдала от потери любимого сына, и возможная потери дочери сделали ее именно такой, какой и должна быть мать – любящей и заботливой. – Отец очень сердится? – На губах Бригиды появилась едва заметная улыбка: она никогда в жизни не видела свою мать такой… Такой близкой, такой нежной к ней. – Он не сердится, дитя мое! Не сердится совсем! Как он может? Мы едва не потеряли тебя! – Леди Гиз широко улыбнулась, и по ее щеке пробежала слеза радости: ее дочь жива! Господь пощадил ее! – Но он так желал, чтобы я сошла в низ и улыбалась королю… – Ах, забудь! Твоя жизнь нам намного дороже, чем все короли мира и все их сокровищницы! Я знаю, мы были строги с тобой, порой, слишком… Но мы твои родители, и мы любим тебя. – Эти слова дались леди Гиз с некоторым трудом, ведь это был первый раз, когда она сказала Бригиде о своей материнской любви. – Я постараюсь выздороветь как можно скорее… – начала было девушка, крепко сжав ладонь матери. – Король уехал, – коротко сказала ее мать. – Уехал? Так быстро? – удивилась Бригида. – После завтрака он и его свита продолжили путь. Между Генрихом и королевой произошла неприятная сцена, и он так разозлился, что тотчас покинул замок. – Бедная Екатерина! – поморщилась Бригида, чувствуя к королеве неподдельную жалость. – Это все из-за Анны Болейн, не так ли? – Я не знаю, с чего все началось, но он вдруг поднялся со своего места, обвинил Екатерину в неуважении, взял под руку эту девицу Болейн и покинул зал. И уже через час все уехали… Но тебе не стоит беспокоиться о королеве: она знает какой у Генриха вспыльчивый характер. – Леди Гиз замолчала, не желая рассказывать больной дочери о том, с какими наглыми ухмылками наблюдало за сценой семейство Болейнов. – Тебе нужно отдохнуть. И мне… Совсем немного, я обещаю, что вернусь к тебе через пару часов… Альенора требовала, чтобы ей разрешили ухаживать за тобой, но твой отец не впустил ее. – Это мудрое решение. А вдруг она заразится? Она обладает на удивление крепким здоровьем, но пусть лучше молится за мою душу, так ей и передайте, матушка, – вновь улыбнулась Бригида. Она не желала отпускать мать, теперь, когда та так сильно изменила к ней отношение, но понимала, что той необходим был отдых. – Идите, матушка, я чувствую себя лучше. Если боитесь за меня – оставьте ночевать со мной служанку. Леди Гиз поцеловала лоб дочери, заботливо взбила подушки под ее головой и, еще раз подарив Бригиде поцелуй, в который она вложила всю свою проснувшуюся в ней любовь, покинула покои. Бригида закрыла глаза и, стараясь не думать ни о королеве, ни о Вильяме, попыталась заснуть, но вдруг дверь вновь отворилась, и в комнату, одетая в ночные платье и чепец, прошмыгнула Альенора. – Не подходи ко мне! А вдруг заразишься? – с тревогой, смешанной с радостью, воскликнула Бригида. Но Альенора не стала слушать подругу, подошла к кровати и села рядом с Бригидой. – Король уехал, – было первым, что услышала больная. – Я знаю. Матушка уже сказала мне, – промолвила Бригида. – Ты такая бледная… Моя бедная, моя хорошая… – Альенора намочила тряпку и стала обтирать лицо подруги. – Как ты всех нас напугала! А мне даже не дали заботиться о тебе! – Прости… – Глупенькая, разве за такое просят прощения? – Думаю, тебе лучше покинуть меня. Твои родители будут очень опечалены, если ты тоже сляжешь, – слабо улыбнулась Бригида. Но как ей нравилась забота ее подруги! Голос Альеноры подбадривал, обволакивал, как красивая бодрая песня. – Не слягу. У меня просто непобедимое здоровье, как говорит моя бабушка! А она у меня мудрая женщина, много чего увидела и познала за свою жизнь. – Альенора деловито продолжала обтирать лицо подруги мокрой тряпкой, а затем прикоснулась ко лбу Бригиды внутренней стороной ладони. – Не помогает… Ты вся горишь. – Но я чувствую себя намного лучше, чем утром… Как жаль, что я не смогла хоть, словом, обмолвиться с королевой Екатериной. Она выглядела такой печальной, а королевская свита будто вовсе не замечала ее. Будто она была брошена всеми, – вздохнула Бригида. – Она сама виновата. Если бы она не выставляла королю столько требований насчет Анны Болейн, он поигрался бы с этой красавицей, а затем променял бы ее на другую, как он обычно делает. Мой отец рассказывает мне обо всем, что происходит при дворе. Когда он там, я получаю от него пространные письма, а когда он приезжает домой на неделю или две, мы только о дворе с ним и беседуем. Я уговариваю его взять меня с собой и представить королеве, но он говорит, что сейчас она слишком встревожена поведением своей фрейлины Анны, и брать новую, еще моложе и еще красивее, явно не желает. Хотя, если король настоит… Но он видел меня лишь мельком. Глазел только на свою драгоценную фаворитку, а та, бесстыдница, просто пожирала его глазами… Ну же, милая, не расстраивайся: короля можно понять. Он женат на старой испанке… – Она старше Генриха всего лишь на шесть лет! – Целых шесть лет, только подумать! – недовольно покачала головой Альенора. – Женщина не должна быть старше своего супруга! Никогда и ни за что! – Но почему? – с отчаянием прохрипела Бригида. Ее грудь была полна горечи и боли за Екатерину. – Потому что, когда жена старше, случается то, что постоянно происходит с королевой: выкидыши и постоянные измены мужа, – назидательным тоном парировала Альенора, но увидев слезы на глазах дорогой подруги, мягко добавила: – Но все в руках Господних. Возможно, он даст королеве выносить мальчика? Тогда король образумится и окружит ее той же любовью, которой грел ее в их молодые годы. – Будем надеяться на это. Аминь! – горячо прошептала Бригида и с любовью прикоснулась к своему крестику. – Аминь, – подхватила Альенора. Но она лгала: ей меньше всего хотелось, чтобы между Екатериной и Генрихом вновь настала идиллия. Она презирала королеву, ее железное терпение и достоинство, с которой она переносила оскорбления и насмешливое хихикание за своей спиной собственных фрейлин. Будь Альенора королевой, она тотчас бы приструнила насмешников и завистников, но, кажется, дочь великой Изабеллы не могла защититься даже от гавканья в свою сторону маленьких придворных собачонок, которых так любил ее супруг. Разве такая женщина, такая королева заслуживает уважения и любви? Нет, считала настойчивая и уверенная в себе мисс Нортон. Екатерина падет, и это падение будет ею заслуженно. Глава 5 Несмотря на то, что уже через три дня Бригиде полегчало, ей пришлось пролежать в постели целую неделю: это ее матушка настояла, боясь, что сквозняк может вызвать повторный приступ. Почти потеряв любимое существо, люди начинают оберегать его чересчур рьяно. Но мисс Гиз не скучала, ведь ее дорогая подруга была рядом и проводила у постели больной едва ли не все свое время. Альенора, переживавшая за здоровье и жизнь Бригиды, так же сильно, как и родители последней, чувствовала некоторую вину: это она настояла на той злополучной прогулке в поле. Но разве могла она предугадать, что легкие белые облака сменятся черными грозовыми тучами? Ведь даром провидения она не обладает, так могла ли она знать, что пойдет дождь, который приведет хрупкую Бригиду к болезни? – Мне жаль, моя дорогая, но, кажется, твой любимый чепец потерян навсегда. Я искала его после той грозы, а потом еще раз, с парой служанок… Но не печалься: я подарю тебе новый, еще более красивый, – ласково сказала Альенора подруге, когда девушки прогуливались по саду. Мисс Гиз разрешили покидать свои покои и замок, но ненадолго, поэтому подруги не ступали дальше большого ухоженного сада, расположенного позади замка. Девушки крепко держались за руки, а за ними, тихо, как тень, и верно, как собака, шел мальчик-паж, несший небольшую корзину с засахаренными фруктами. Замыкали эту небольшую процессию двое вооруженных слуг, которым приказано было охранять жизнь и покой мисс Нортон и ее подруги. – Ты так добра, – улыбнулась Бригида. – Я буду рада такому подарку! Надеюсь, только, твой отец не отругает тебя за такое расточительство? – Ах, он сделает все, о чем я попрошу, – махнула рукой Альенора. Она знала своего отца, как никто другой. И она говорила правду: он ни в чем ей не отказывал. Какова бы ни была цена, все, что просила у сэра Нортона его дочь, покупалось без лишних споров. – Но скажи мне, разгневалась ли на тебя твоя матушка? Ведь тот бедный чепец был ее подарком? – Я призналась ей в потере, но она лишь улыбнулась и сказала, что этот чепец – небольшая плата за то, что Господь не забрал меня у нее, – ответила Бригида, и, при этом воспоминании, в ее груди разлилось тепло. Губы девушки тронула счастливая улыбка, и она прошептала на ухо подруге: – Она так изменилась! Должно быть, эта болезнь стала для меня Божьим благословением! Моя мать никогда не была так заботлива и участлива… Она даже пожалела меня и мою глупую любовь к Вильяму… «Он недостоин тебя» сказала она! – А твой отец?