Где-то в глубинах сознания мелькнула мысль: только не здесь. Нельзя умереть здесь. Когда кислород так близко. Эта мысль заставила двигаться руки и ноги. Из последних сил Бергер плыл к баллону. Один гребок. Еще один. Вот сейчас легкие взорвутся. Он был в этом уверен. Ну все, конец. Остаточным зрением он заметил шланг, покачивающийся в воде как гнилой черный коралл. Из него вырывались пузырьки воздуха. Но Бергер не мог понять, насколько он далеко. Он видел, как его рука нащупывает мундштук, как пузырьки, идущие из шланга, танцуют танец смерти. Наконец ухватил мундштук. Время, которое ушло на то, чтобы натянуть на лицо пахнущую резиной маску, описать невозможно. Первый вдох ощущался как второе рождение. Легкие кричали и выли, они не взорвались, но теперь разрывались от счастья. Бергеру удалось успокоить дыхание, дышать не судорожно, а размеренно. Он долго лежал в воде и дышал, чувствуя себя на вершине блаженства. Как будто он действительно умер, а теперь воскрес в более совершенном мире. В мире, где можно дышать. Состояние просветления. Он был жив, и ему это определенно нравилось. Бергер положил руку на холодную поверхность контейнера, наслаждаясь жизнью. Любовно прикрепил последнюю металлическую пластину. А затем медленно заскользил вверх. Вот уже видна поверхность. Достигнув ее, Бергер ухватился за подъемное устройство, неспешно снял маску, вдохнул морской воздух. Его подняли наверх, он увидел людей на борту. Увидел четырех дайверов в гидрокостюмах, но увидел и кое-что поважнее. Увидел, как улыбнулась Ди, как кивнула Фрейя, как кинулись к нему близнецы. И увидел Молли. Сэм Бергер жив. Он выжил. Все хорошо. Очень долго все было очень хорошо. Просто хорошо. Он не спешил рассказывать о Нильсе Гундерсене и о том, как оказался в толще воды. Просто не было сил. – У тебя кровь, – сказала Молли, трогая его за плечо. – Да, там возникли некоторые сложности, – ответил он. От компании сотрудников СЭПО отделился один мужчина и подошел к Бергеру. – Хотите посмотреть? – спросил он. Бергер взглянул в лицо Юнаса Андерссона. Четверо дайверов уже погрузились. С корабля спустили огромную балку, в воду опустили подъемное устройство. Бергер прошел вместе с оперативным начальником СЭПО вглубь судна. За ними последовали близнецы, Ди и Молли. На экране в рубке демонстрировалась фотография, напоминающая рентген-снимок. На снимке – параллелепипед. Пластины, которые Бергер прикрепил по углам контейнера, сделали его прозрачным. Теперь можно было заглянуть внутрь. – Абсолютно водонепроницаемый, – сказал Андерссон. Внутри помещался целый арсенал боеприпасов. Пистолеты, пулеметы, ручные гранаты, базуки, баллистическое оружие, ракеты, целое отделение с поясами смертников, а также оружие, которого никто никогда не видел. Благодаря более традиционной подводной камере на параллельном экране было видно, как водолазы обматывают контейнер цепями, а затем подвешивают всю эту конструкцию на огромный крюк, свисающий сверху. Потом контейнер начали поднимать. Вытащили его из углубления, где тот был довольно прочно установлен. Раскачиваясь, контейнер приподнялся над морским дном. Остановился у самого края Ландсортской впадины. Там и завис. Бергер посмотрел на оперативного начальника СЭПО. В его взгляде читался вопрос. Юнас Андерссон закрыл на мгновение глаза и кивнул старому морскому волку, сидевшему с джойстиком в руке. Тот пошевелил ручку. Крючок разомкнулся. Контейнер полетел в Ландсортскую впадину, по дороге задел каменную стену, крутанулся, перевернулся и где-то на самой глубине, как предполагал Бергер, произошел взрыв, и со дна вырвался свет, разлетевшийся на отдельные искры. К тому моменту контейнер уже погрузился в пропасть настолько глубоко, что все это не имело значения. Скоро он соединится с трупом Нильса Гундерсена. Остатки оружейного склада разлетелись внутри впадины, невидимые для глаза и лишенные всякого смысла. 42 Среда, 9 декабря, 12:59 Мертвецы окружали ее со всех сторон, хотя и были укрыты толстым снежным покровом. Она совсем не ощущала их гнилостного холодного дыхания. Молли Блум шла через кладбище. Вокруг лился сияющий свет, трескучий мороз пощипывал щеки. К счастью, дорожки очистили от снега. Она шла по узкой тропинке между метровых снежных сугробов, ведущей ко второй по древности церкви Швеции. Она плохо себя чувствовала. В том, что старая церковь Альнё располагается на острове в шхерах, была своя брутальная логика. Чуть менее логичным казалось то, что она стояла в четырехстах километрах к северу от Стокгольма. Переезжая на арендованном автомобиле мост, который до строительства Эресуннского моста считался самым длинным в Швеции, Молли впервые усомнилась в том, что она приехала куда надо. Теперь же, приближаясь к дверям церкви, она почувствовала, что неуверенность как ветром сдуло. Она как-то сразу поняла, что оказалась в нужном месте. Просто поняла, и все. По другую сторону от дороги находилась новая церковь, больше по размерам, но гораздо менее интересная. Старая – белая и как будто съежившаяся. Войдя в крошечный притвор, Молли и вовсе ощутила себя в игрушечном домике. Она прошла дальше, в зал для прихожан, где ее поразила близость фресок и расписного потолка. И все же это маленькое помещение казалось на удивление просторным, почти воздушным. На одной из скамеек слева в гордом одиночестве виднелась седая голова. Молли медленно направилась в ту сторону, проскользнула на скамейку позади мужчины, остановилась в метре от него, села и заговорила: – А ты мастер экскурсионных туров. Мужчина глухо усмехнулся и сказал: – Честно говоря, я даже не знал, где находится вторая по древности церковь Швеции. Оказалось, положение – то, что надо. Подальше от столицы. Пожав плечами, он продолжал: – Считай это ностальгией. Я ведь теперь совсем не бываю в Швеции. – Я свободна? – спросила Молли Блум. Он обернулся, пристально посмотрел на нее. – Ты всегда была свободна, Молли. Она указала жестом на его лицо. – Фингал исчез, – сказала она. – Я его замаскировал, – с улыбкой ответил мужчина. – А то выглядит несолидно. Она засмеялась, покачала головой. А он продолжал: – Я начал заниматься боксом. Дурацкая примета возраста, я знаю, но мне так нравится. Они помолчали, наслаждаясь тишиной церкви. Не говоря ни слова, Блум протянула ему мобильный телефон Жана Бабино. Мужчина взял его, кивнул головой в знак благодарности и показал на алтарь и купель. – Хоры сохранились с двенадцатого века, – сказал он. – Причем в неизменном состоянии. Согласно легенде, эту церковь заложили двенадцать местных крестьян сразу же после крещения. Она была второй на территории, которая даже еще не называлась Швецией. Блум осмотрела невероятные фрески на стенах. Попыталась почувствовать что-нибудь, помимо бесконечной усталости и все чаще накатывающей тошноты. Мужчина продолжал: – Остров Альнё заселен с незапамятных времен. Тут довольно много языческих культовых сооружений, а вот здесь, где сейчас стоит эта церковь, в пятом веке находился большой жертвенник. Многое указывает на то, что церковь построили в том самом месте, где язычники приносили жертвы своим богам, специально, чтобы подчеркнуть, что время Одина и Тора прошло. Он замолчал. Потом продолжал изменившимся голосом: – Думаю, так и возникают культуры. На руинах других культур. С момента когнитивной революции история человечества строится на власти, насилии и победах. Но точно так же всегда существовала и параллельная ветвь развития: сопереживание, искусство, музыка, мечты, наука, размышления. Вот что удерживает нас от падения в бездну. В последние полвека нам удавалось поддерживать в Европе пусть не идеальный, но все же мир. У нас была возможность подумать о другом, не только о страданиях и войне. И, как ни крути, вчера не только Швеция, но и вся Европа стала более безопасным местом. – Это ты меня или себя пытаешься убедить? – спросила Блум. – Наверное, обоих, – улыбнулся мужчина. – Более двадцати погибших, – сказала Блум.