Поп открыл дверь, которая вела во внутреннее помещение. – Давайте пройдем в гостиную. Комната была в двух шагах, мы сели вокруг стола, и тут же в дверь заглянула девушка в косынке. – Чайку, отец Дмитрий? А гостям что? – Если вас не затруднит, то кофе, – попросил Сеня. – Один момент, – сказала незнакомка и умчалась. Священник подождал, пока закроется дверь, и поинтересовался: – Как к вам обращаться? – Дарья и Семен, – представил нас Собачкин. – Дмитрий Сергеевич, – назвался церковнослужитель. – Слушаю вас внимательно. Я вкратце пересказала суть дела и завершила речь словами: – Возможно, вы не знали, что Орехов отсидел срок за три убийства. – Он мне все рассказал. Мальчика, которого вы ищете, здесь нет, – спокойно отреагировал собеседник. – Уверены? – прищурился Собачкин. – Здание большое, старинное, наверное, тут есть подвал. – Верно, – согласился отец Дмитрий, – даже подземелье, у нас там прачечная. Вы приехали в богадельню. – Куда? – растерялся Сеня. – Приют для пожилых больных мужчин, которые вышли на свободу и не имеют жилья. Или семья от них отказалась, или родня умерла, или еще какие-то грустные обстоятельства. Сейчас у нас сорок восемь постояльцев. На первом этаже находятся столовая, библиотека, кабинеты врача и мой, еще зал, где читают лекции, устраивают концерты, келья Константина. На втором – спальни постояльцев, кто здоров, может работать. На третьем лежачие больные. Дом нам этот дали давно, он находился в ужасном состоянии. Ремонтировали его потихоньку на пожертвования. Я понимал, что процесс затянется надолго. Мы помогали освобожденным, но условия жизни в период становления богадельни были не такими, как сейчас, а скорей походными. Поэтому тех, кто не мог себя обслуживать, лежачих, парализованных, мы взять не могли. Потом Господь послал нам Константина. Он продал свою квартиру, вот на эти средства богадельня и обустроилась. Мало-помалу у нас появились другие милосердные люди. Я знаю историю Орехова. Поэтому и говорю: мальчика здесь нет. Константин редко выходит в город, он плотно занят здесь, да и желания у него нет бродить по улицам. Он любит находиться дома, где его все любят и ценят. – Нам очень хочется побеседовать с Ореховым, – напомнил Сеня. – Хорошо, – кивнул Дмитрий Сергеевич, – оставлю вас на время одних. – Ты веришь, что садист, который убил трех женщин, может заботиться о бездомных уголовниках? – спросил Сеня, когда мы остались вдвоем. Я промолчала, и некоторое время мы сидели не говоря ни слова. Потом в кабинет вернулся священник, вместе с ним вошел очень худой мужчина. – Побеседуйте без меня, – предложил отец Дмитрий, – я временно покину вас. Константин сел и посмотрел на Сеню. – Здравствуйте, – произнес Собачкин, – меня зовут Семен, рядом Дарья. Мы сотрудники детективного агентства. К нам обратилась ваша жена… – У меня нет супруги, – возразил Орехов. – Бывшая, – уточнила я, – и Светлана Алексеевна тоже очень волнуется из-за исчезновения Рони. – Кто это? – спросил Константин. – Ваш сын, – ответил Сеня. – Его зовут Кирилл, – поправил его собеседник. Дальше разговор потек между Ореховым и Сеней. – У вас есть еще один ребенок, он родился, когда вы находились в заключении, – пояснил Собачкин. – Карина Петровна узнала о беременности после вашего задержания. – Ясно. – Мальчик пропал. – Жаль. – Валера исчез во время дня рождения Кирилла. Вы помните день, когда родился старший сын? – Зачем вы приехали? – задал свой вопрос Орехов. – Спросить, вдруг вы можете нам подсказать, где находится ребенок? – Я не поддерживаю связь с бывшей женой и сыном. Мальчиками. – Что вы делали во вторник и среду? – Мои дни проходят одинаково. – Уточните, пожалуйста. – Встал в пять утра, помолился, умылся, пошел в трапезную, поел. Затем чистил территорию вокруг храма. Обедал. Отправился отвечать на письма. Мы ведем переписку с разными местами заключения. Сейчас собираем посылку с лекарствами для трех зон. Четыре часа сидел у компьютера. Отправился на всенощную. – Где такая улица? – удивился Собачкин. – Всенощная – название службы в церкви, я читал на клиросе. Батюшка меня благословил. Потом поужинал, мы все пошли на беседу с епископом Пантелеймоном, он из Марфо-Мариинской обители к нам приехал. Рассказывая об этом священнике, Константин впервые за все время беседы оживился. – Очень люблю его слушать. Просто так хорошо на душе делается. Замечательный проповедник. Добрый, умный, образованный. Потом пошел к себе в келью. Прочитал вечернюю молитву, главу из Евангелия. И заснул. В среду не завтракал, потому что стоял на литургии и пошел под причастие. Потом обедал, починил стул в библиотеке, переписывался с зонами. Я молча слушала Константина. Такое впечатление, что мы с ним обитаем в разных мирах и эпохах. Я живу в Москве двадцать первого века, а Орехов существует в параллельной реальности. И неизвестно, кому из нас лучше живется. Похоже, бывший зэк обрел мир в душе. – Дети не растут, как сорняки, – неожиданно сказал Константин, – за ними надо следить, учить их, воспитывать, одевать, лечить. Я не могу обеспечить сыновьям нормальную жизнь, привести мальчика… мальчиков сюда тоже невозможно. Им здесь точно не место. И отец, отсидевший за убийство, не лучший родственник. Константин встал, повернулся лицом к иконам, которые висели на стене, перекрестился, поклонился и торжественно произнес: – Перед святыми образами говорю: я не похищал ребенка. Потом он снова перекрестился и продолжил: – Сказать мне больше нечего. Если я продолжу, то как в ступе воду толочь буду. Прощайте. – Подождите, – попросила я. – Заподозрить в похищении Валерия кроме вас некого. Но мы можем ошибаться. У вас есть какие-то мысли по этому поводу? В прошлой жизни, до того, как вы стали верить в Бога, вы кого-нибудь обидели? Возможно, враги решили отомстить вам, Константин. Орехов покачал головой. – Недругов я не имел. И много лет с тех пор прошло. Что же касаемо меня. Зачем мне мальчика забирать? Я его никогда не видел, даже не знал, что он существует. Кирилла я почти не помню. Он был маленький совсем, когда я под арестом оказался. Приди мне нехорошая мысль похитить сына, наверное, я бы Кирилла увез. – Жена и мать вас бросили, – подчеркнул Сеня, – а желание отомстить свойственно многим людям. Орехов неожиданно улыбнулся. – Вы не поймете, но я скажу. Да, когда я находился под замком, сначала обиделся на свою семью. В камере находились мужчины с разными историями. Одни из-за ерунды в тюрьму попали, другие за серьезные проступки. И все получали передачи. Кроме меня. Помню, как лежал ночью на нарах и не мог понять: за что я отвергнут матерью, она же мама! Супруга видела от меня только добро, я никогда ее не обижал. Неприятно, что Карина отвернулась от того, кому клялась в любви, но она мне не родня по крови. А вот мать… Потом, когда я оказался на зоне, от скуки стал в местный храм ходить. «Храм» это слишком сильно сказано, просто комната с бумажными иконами. Но батюшка оказался замечательный, умный, мы много с ним беседовали. На момент освобождения я благодарил семью за то, что она от меня отреклась. Я понял, что испытание Господь мне послал за грехи мои. Поэтому, когда я вышел, продал квартиру и перебрался сюда. Я счастливый человек, руки-ноги работают, голова соображает. А вот у тех, кто на третьем этаже лежит, совсем плохое состояние. Прошлой жизни для меня нет, она отрезана. Я жду, когда отец Дмитрий благословит меня уйти в монастырь. Да не в московский, не в городской, а в совсем бедный в глубине России. Ну зачем мне мальчик? Я выбрал иной путь. И спасибо, что семья лишила меня отцовских прав. В монастырь не примут мужчину, если он имеет несовершеннолетних детей. А я стал свободным. – Уговорили, я понял: вам сын совсем не нужен, – брякнул Сеня, – серийный убийца перевоспитался, теперь вы святее папы римского. Да только женщин, которых вы убили, не воскресить. В монастырь собрались? Наверное, благое это дело. Но уходя, надо как следует за собой дверь захлопнуть. И вы знаете: любая обитель, как омут. Кто туда вошел, о том уже ничего не известно, в особенности, если он простой монах. Как-то раз искали такого «брата», повсюду в стены лбом бились, одно и то же от разных людей слышали: учета тех, кто от мира ушел, нет, они могут из одного монастыря в другой перейти. Вы где-то устроитесь, и не обнаружишь следов Орехова. Да, сын вам ни к чему и, судя по вашим словам, вы не особенно детей любите. Радуетесь, что вас отцовства лишили, в монастырь собирались. Но можно же было кого-то попросить сына увезти. Бабам-то отомстить небось хочется! Про неполученные передачки до сих пор помните, а число, когда Кирилл родился, забыли. Вы просто отец года. Константин вдруг вскочил и молча выбежал, забыв на столе черные, связанные из шерсти четки. Глава двадцать первая Сеня выдохнул и посмотрел на меня. – Ну, сорвался я. Слетел с катушек. Он сидел тут перед нами, святошу из себя корчил. Да ему просто повезло. Может, судья во время процесса над мерзавцем замуж вышла. Кольцо, букет, подарки, «горько», вот и растаяло каменное сердце служительницы закона. Можно пожалеть глупую девчонку, которая туфли в магазине сперла, попалась и загремела на пять лет. Был в моей практике такой случай! Все! Я пошел искать туалет. Сиди здесь, жди. Вернусь, и уедем из этой богадельни. Противное место. И все, кого мы тут встретили, жутко сладкие, аж липкие! Сеня выскочил в коридор, я осталась в комнате с чувством беспокойства. Что не так? Не спрашивайте, не знаю. Дверь открылась, показался Константин, он замер на пороге. – Семен ушел, – сказала я, – четки лежат на столе.