Феликс все еще сидел, посматривая по сторонам. Он не говорил, не вставал, не признавал никого. В его мрачной позе было что-то настолько опасное, что никто из не знавших его, даже не пытался приблизиться к нему. И расспросы были отложены членами Команды. Только Даветт, казалось, не могла остаться в стороне. Она подошла достаточно близко, чтобы дважды сменить ему пепельницу. И Аннабель показалось, что она хочет заговорить с ним, почти импульсивно. Но ни она, ни кто-нибудь еще этого не сделали. Но Джек, похоже, был доволен всем этим. Как ни странно, на самом деле. Иногда Команда замечала, что он стоит в стороне, ловя свое пьяное дыхание и ухмыляясь за спиной Феликса. Знает ли он что-то, чего мы не знаем? вопрошал Кот. Или он просто слепой? В три тридцать вечеринка окончилась для тех, кому нечего было праздновать. Хендерсон, пытавшийся учить двух дальнобойщиков танцевать и петь, наконец-то сдался. Этим единственным достойным учеником был старик с бочкообразным торсом и надписью — Поп — на своей униформе, который реально сделал несколько мягких шагов в своих тяжелых ботинках, прежде, чем рухнуть от алкоголя и возраста. Как только последний человек свалился с ног, сон начал наползать на всех членов Команды. Они могли встряхнуться для продолжения банкета — Команда Кроу имела свои способы. Но никто не хотел, чтобы они оставались. Феликс начал говорить сам с собой. Гневно, решительно, яростно… но в полном молчании. Его губы шевелились, его лицо исказилось от бешенства, слова его были горькими, как плевки, но при этом не издал ни единого звука. Джек взглянул на Аннабель. Она воспользовалась своим искусным прикосновением и менее чем через пять минут после того, как гуляки были выпровожены, дверь за ними закрылась. Затем они стояли, Кот и Карл, Аннабель и Даветт, Адам и Кирк, и Джек Кроу, и наблюдали. Это было жутко. Музыка все еще тихо играла. Свет дешевых светильников комнаты мотеля почти не освещал тень в углу Феликса, которая так странно играла на его молчаливо говорящем лице. Аннабель стояла рядом с Джеком. Она казалась скорее обеспокоенной, чем напуганной. — O, Джек! Сколько он выпил? Джек мягко улыбнулся ей. — Он не пьян. — Не пьян? Мне трудно в это поверить. Джек пожал плечами. — O, он пьян. Но не пьян, как пьяный. Это не выпивка. — Что это? Джек помолчал, подумав. Он кажется таким уверенным, подумала Аннабель, глядя на него. — Что это? — повторила она. — Клаустрофобия. — Что? — подозрительно прошептал Кот. Джек тихо рассмеялся и окинул всех взглядом. — Пошли, народ. Давайте все устраиваться. И кроме Даветт, они так и поступили. Она осталась бездельничать на кухне, а остальные находили место на полу или растягивались на кушетках. Джек взял другое кресло и поставил его напротив Феликса, примерно в шести футах от него. Феликс увидел его, узнал, что он был здесь. Его губы замерли. Но он не смотрел ни на него, ни на кого либо еще. — Даветт, — тихо сказал Джек, — выключи это. Она нервно посмотрела на него, затем улыбнулась, перешагнула и выключила музыку. Стало очень тихо, внезапно. Затем Джек наклонился вперед в своем кресле, поставил локти на колени и приятно улыбнулся в свой стакан с выпивкой. — O'кей… — сказал он. Послышалось постукивание. Затем глаза стрелка остановились на Джеке. Не отводя взгляд, Феликс сделал глоток из своей бутылки, закурил сигарету, откинулся на спинку кресла и заговорил. Для пьяного настолько, его слова были ясны. Очень холодны, как очень острые льдинки. Но ясны. — Ты должен выйти из этого, Кроу. Ты раскрыт. Они знают, кто ты. Они знают, что ты делаешь. Они знают твое имя. — Вот как? — Вот так. Смени свое имя, смени свое занятие. Уволься. Или любая работа с этого момента станет еще одной ловушкой. — Что насчет Команды? — Что и раньше. Но не как охотники снова. Без охоты. Джек ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. — Ты думаешь, я могу сделать это сейчас? Улыбка Феликса была пугающей. — Один из нас может. Сейчас. — Итак, это все. Один из нас. — Это так. Джек взглянул на остальных. — Если они не пойдут за тобой… Создашь собственную Команду? Феликс выглядел удивленным. Он нахмурился. — Я не думал об этом. Голос Джека стал тяжелым. — Я не думал, что ты думал. — Какого черта… — сердито начал Карл. — Спокойно! — огрызнулся Кроу, не взглянув на него. Затем он расслабился, на мгновение взглянул на Феликса. — Тебе когда-нибудь приходило в голову, чтобы мы в финале оказались в бегах? Феликс насмешливо улыбался. — Тебе когда-нибудь приходило в голову не истреблять их больше? Джек поднял руку прежде, чем кто-нибудь смог запротестовать. Он закурил сигарету, снова наклонился вперед в своем кресле. — Да, — просто сказал он. — Да, это так. Я могу это признать. Можешь ли ты признать, что закончил работу, которую начал? — Я не убегаю… — Черта с два ты не убегаешь! — зарычал Джек. Он сердито вскочил, зашагал взад-вперед перед креслом Феликса. — Это игра, Феликс. Это так. Я не могу уйти, потому, что я символ. Они знают мое имя. Ты не можешь, потому, что ты лучший и это та часть, которая тебе не нравится! — Чушь собачья, Кроу! — Разве? Разве? Ты не думал о своей собственной команде, не так ли? Черт, нет. Если бы ты думал, чем ты как Бог не хочешь заниматься, ты бы понял, что они не оставят меня и тебе придется создавать свою собственную. Но ты не хочешь этого делать. Ты не хочешь этого делать! Феликс внезапно вскочил с кресла. — Ты называешь меня трусом? И Даветт не смогла больше все это выносить. Внезапно она оказалась там, между двух мужчин выпятивших грудь, со своим голосом маленького ребенка, маленькой куклы. — Нет… — прошептала она, сквозь уже текущие по щекам слезы, — … нет… пожалуйста, нет. — Я не знаю, как я называю тебя, Феликс! — заорал Кроу. — Потому, что я не знаю, какой ты, еб твою! Голос Феликса был каменным. — Тогда попробуй как-нибудь. И все подумали, что бой начнется тогда-же, и на самом деле это должно было произойти. Но Джек тоже кричал на него. Лидерство, будь оно проклято! И он перевел дыхание и отступил немного и попытался сделать новый заход. — Феликс, я не могу уволиться только потому, что они знают мое имя. Будет ли следующий парень делать то же самое? Это все, что нужно. Они узнают, что если они смогут узнать, кто мы, то смогут заставить нас убежать? Мы не можем. Мы все. Это игра!