А потом Кот вспомнил, что Джек когда-то вывалил на него, Кота, впервые и с размаху. М-да, воспоминание. Конечно, и ребятам надо привыкать, и все когда-нибудь происходит впервые, но… Но стрёмно отчего-то, честное слово. И тут Джек заговорил. Интерлюдия 2. Феликс Сырой бурый героин изменил все. Маленькие наркоманские лагеря были такие милые, будто кусочки Дикого Запада. Нарко́ты приезжали с трейлерами, разбивали лагерь где-нибудь в зарослях, а мексиканцы сооружали поблизости деревеньку из толя, чтобы держаться рядом с деньгами – авось перепадет какая мелочь. И ведь изрядно перепадало. Неплохая была жизнь. Я помню, они развешивали керосиновые фонари на палках для уличного освещения. Я вовсю прикинулся федеральным агентом: оставил оружие в мотеле, джип припарковал подальше от дороги и явился в лагерь наркотов пешком. Лагерь был довольно-таки большой, и там сильно орали. Но когда я наконец вышел к нему, на расчищенной полосе перед хибарами стояли только двое – оба мексиканцы и в дрезину пьяные. Я подошел к одному и спросил: «Ке паса, омбре?» Он мне врезал. Зафигачил прямо в соску, из губы брызнула кровь. Врезал и второй раз, но промахнулся, второй парень заорал: «Еще один! Здесь еще один!» И тоже кинулся на меня. Ну, они были пьяные настолько, что вломить как следует не могли, но на их вопли тут же собралось подкрепление. Со всех сторон из темноты высыпали мексиканцы, все пьяные, злющие – и все хотели меня отлупить. Я кинулся наутек во весь дух. И, само собой, побежал не туда – такая уж выдалась ночь. Не к джипу, а к реке. Ну, я ж потерял направление через две секунды, только ломился сквозь кусты, подальше от испанских ругательств за спиной. Я понятия не имел, куда бегу, разве что, само собой, знал: из дерьма в дерьмо еще гуще. Но все-таки я был уже не мальчик. То бишь мне хватило ума не останавливаться и не пытаться договориться с разъяренной пьяной толпой. Знаете, есть народ, который непременно сделает из тебя фарш, если попытаешься объяснить, что ты здесь ни при чем. Я обнаружил реку, собственно говоря, когда в нее попал. Или, скорее, промочил ноги. В тех краях Рио– Гранде шириной всего в тридцать футов. Ну, так я вылез и принялся вытряхивать воду из сапог, и тут слышу самодовольный такой голосок: – Эй, гринго, куда направился? Наверное, я не очень высоко подпрыгнул, потому что мгновенно развернулся бежать, но в последний момент до меня дошло: голос-то говорит по-английски, а не по-испански. Тогда я снова развернулся и впервые узрел Уильяма Чарльза Феликса, торчащего в дверях заброшенного вагона с сигаретой во рту, бутылью текилы в руке и самой гнусной самодовольной ухмылкой из всех, какие я видел в жизни. Кожаная летная куртка фасона Второй мировой, выцветшая голубая рубаха, джинсы, ковбойские сапоги и шляпа как у Хамфри Богарта. Я ухмыльнулся во весь рот. Ну невозможно же удержаться! Я подошел, вынул бутыль у него из руки, отхлебнул и спросил, кто же он, черт возьми, такой. Он ответил и пригласил меня внутрь. Я оперся хлюпающим сапогом на подножку и шагнул в вагон. Там было еще темней, чем снаружи. – И что ты делаешь в этой штуке? – осведомился я. И едва различил в темноте его ухмылку. – То же, что и ты, свинский янки. Прячусь. – И как эта штука прикатилась к реке? Тут же нет рельсов. – Хороший вопрос, – забирая бутыль, констатировал он. – Вот ее спроси. Он зажег спичку и высоко поднял ее. В вагоне имелось все для того, чтобы превратить ящик на колесах в перворазрядную лачугу: от тряпок на полу и картонной мебели до кровоточащего Иисуса на стене. Посреди всего этого сидела женщина. Я настолько агрессивного уродства в жизни не видел. Феликс затянул потрепанным грязным одеялом вход и после того зажег спичкой свечу. – Кто это? – спросил я. – Я не уверен, – ухмыльнувшись женщине, ответил он, присел на ящик и похлопал по полу рядом с собой. – Мне кажется, это ее дом. Он указал мне на ящик рядом с собой. Я подошел и сел. Он предложил мне еще текилы. Я взял и выпил. Пришла женщина и села на указанное Феликсом место. – Как тебя зовут? – бездумно спросил я по-английски. – Двадцать пять долларов Америки, – сказала она и потрясла грудями. О Боже. Феликс забрал бутыль и залил текилу прямо себе в ухмылку. – Мне кажется, очень интересное имя. А тебе как оно? Мы расхохотались. Женщина тоже. Я закурил, оперся локтями о колени и осведомился: – А что тут, черт возьми, происходит? – А что ты имеешь в виду? – лучась невинной радостью, спросил Феликс. – Почему мы прячемся? Он закурил свою сигарету, затянулся. – Лично я прячусь затем, чтобы местные не вытрясли из меня все дерьмо. А ты? – Да брось ты! Отчего тут такое? Почему все разозлились? – То есть ты не слышал о сестрах Гарсиа? – странно глянув на меня, спросил Феликс. – И что это, черт возьми, за сестры? – печально вздохнув, осведомился я. Он рассмеялся. – Давай отхлебнем еще по разу, и я расскажу. Мы выпили по глотку. Затем, поразмыслив, он протянул бутыль женщине. Та чуть не оторвала бедняге руку вместе с бутылью и немедленно присосалась к ней. – Не беспокойся, – сказал мне Феликс, тоже наблюдавший за тем, с какой скоростью пустеет бутылка. – У меня еще две. Затем он умолк. Женщина по-прежнему пила. – Наверное, нам хватит, – неуверенно предположил Феликс. Когда женщина отпила четверть содержимого, Феликс отобрал бутылку и рассказал историю сестер Гарсиа. Одной шестнадцать, второй семнадцать, обе красивые, добрые и, что самое главное, девственницы, а это в Мексике значит до чертиков больше, чем в Техасе. Они были местной гордостью, лучом света в месте, где будущее обескураживающе похоже на прошлое. Все их любили и хвастались ими. И вдруг они убежали в Хьюстон с двумя наркодельцами-гринго. – Но не стоит слишком уж беспокоиться, – заверил Феликс. – Завтра никто уже не будет гоняться за нами и даже не вспомнит, отчего вчера злился. – И с чего ты так уверен? – усомнился я. – Такое случалось и раньше. Снаружи зашумели. Феликс задул свечу, спрятал уголек, от которого прикуривал, одним движением отодвинул одеяло, вгляделся в темноту, прислушался. Наши пьяные друзья. Безошибочно узнаваемый гомон разозленной толпы. И близко. Мне сделалось до ужаса неуютно в старом вагоне. Я подошел к Феликсу и прошептал: – У меня идея. – С удовольствием выслушаю, – процедил он через плечо. – Давай убежим. Он повернулся ко мне и благодушно улыбнулся. – В нормальных условиях я бы целиком «за». Отличная идея – на первый взгляд. Но куда бежать? – А как насчет через реку? Спрячемся на излучине до утра. Он присел на корточки, взялся за бутылку, отхлебнул, вытер ладонью рот. – Я знаю по меньшей мере шесть причин не делать этого. И все они связаны со змеями.