Семен Самуилович на своем лице всю мировую скорбь многострадального народа изобразил. Вот де, не зная, на своей чахоточной груди змею пригрел… — Какие факты? — уточняю на всякий случай. Понял я уже, за что меня сюда притянули. Имеется, так сказать, несмываемое пятно в глазах советской власти на моей биографии. Тот и другой, что в кожаных куртках, брови синхронно сдвинули. — А, кто у нас царя Николашку от справедливого возмездия спас? Завотделом при этих словах на стуле даже качнуло. Для него такое новостью было. Не введен он был в курс дела, зачем товарищам из комиссии, наделенной чрезвычайными полномочиями, популярнейший автор санпросветовских стихов потребовался. Сказали немедленно представить и всё. Мля… Вот и аукнулось мне… Николашку… Тьфу! Николая Александровича спас. Пусть я и ля-куртинец, и на каторге в Африке был, а тут — такое… Данное деяние всё перечеркивало. Сижу, молчу, сказать мне нечего. Было такое, отпираться не буду. Глава 2 В бега Вина моя перед нынешней властью — большая. Даже — огромная. А, как меня наказать за это могут? Соразмерно провинности? Что мне грозит? Высшая мера социальной защиты? Так, опять я по-старому мыслю… Не привык ещё нынешним реалиям. Тут, в новой России, сейчас многое не как до революции. Высшая мера социальной защиты предполагает не наказание преступника, а защиту от него социума. Вот и могут решить, что надо от меня избавиться за прошлое прегрешение и возможные будущие. Чтобы больше от меня вреда не последовало. Эта мера, как и другие, — временная. При коммунизме, что сейчас строится, преступлений не будет. Не от кого будет и защищаться. Ну, что же, Иван Иванович, хуже уже не станет. Лучше — может. Я нырнул в плын… Не прошло и половины минуты, как в комнате на полу лежало три тела. Нет, греха на душу я не взял, завотделом и двое в кожанках дышали, сердца их бились. Отсутствовало только сознание. Если сказать по-простому — вырубил я их. В свой кабинет возвращаться мне нельзя, по коридорам наркомздрава шарашиться — тоже. Поживится кто-то моим пайком… Кабинет Циммермана находится на первом этаже, окна выходят во двор. Через одно из них я здание и покину. Своё рабочее место я как был оставил, в карманах имелось немного денег, папиросы и спички. Вот и всё богатство. Маловато будет для жизни в бегах. Я огляделся по сторонам. На удивление, был я сейчас совершенно спокоен. Сейф. Даже и не закрыт. Ещё и ключ из дверки его торчит. Может там что нужное мне имеется? Семь бед — один ответ. Циммерман оказался не бедным — на полке сейфа лежали две пачки совзнаков. Причем не мелких номиналов. Откуда столько у завотделом? Просто Корейко он какой-то… Берем? Берем, что тут думать-то. Деньги всегда пригодятся. Бутылка водки? Оставлю на месте. Пусть Циммерман стресс снимет когда очухается. Товарищи в кожанках сделали меня богаче на два револьвера и горсть патронов к ним. Последние надо потом только от табачного сора почистить. Денег у чекистов с собой было немного, но не оставлять же их. Изъял я у одного из товарищей с чрезвычайными полномочиями ещё и серебряные часы. Они явно не его были. Часы — наградные, за отличную стрельбу. Получены старшим унтер офицером Иваном Стройковым в 1897 году. Сам нынешний обладатель часов в данном году ещё пешком под стол ходил и заслужить их не мог. Мне эти часы сейчас нужнее. Свои-то у меня на столе в кабинете остались. Причем, гораздо лучше этих — швейцарские от торгового дома Георга Фавра Жако. Да, мои тоже не вершина часового искусства, но — лучше. Я подошел к окну. Во дворе наркомздрава было пусто. Ну, хоть в чем-то повезло… По улице я шел неспешно, папиросочкой попыхивал. Гуляю я просто, ничего меня не тревожит. Как из столицы выбираться? Где-то через пол часа Циммерман и мужики в себя придут. Раньше тревога подняться не должна — дверь в кабинет завотделом я изнутри на ключ запер, а сам он у меня в кармане. Кстати, надо его выбросить. Сказано — сделано. Ключ полетел в траву под дерево. Небольшой запас времени у меня имеется, но он не велик. Поезда отпадают, первопрестольную я покину пешим ходом. Дальше куда? Вот это — вопрос. Куда-то, где меня не знают. Россия велика… Может, рвануть за границу? В Африку, к диким обезьянам? Увольте, были уже… В Северо-Американские Соединенные Штаты? В гости к Томасу Вильсону? Думать надо. Князя Александра Владимировича искать. Без него у меня к моим деньгам в банках острова доступа нет. Размышлял я про всё это на ходу. Туда-сюда по Москве бродил для запутывания следов. Читал я про такой метод ещё дома. Здраво подумать — ерунда всё это, надо мне скорее из столицы убираться. На Сухаревской площади я купил себе куртку. Хоть и тепло пока, но в одной гимнастерке ночью будет холодновато. Там же обзавелся видавшим виды солдатским вещевым мешком, прикупил продуктов. Без еды-то ноги быстро не заходят. Денег у меня почти не убыло. Это радовало. Уже когда я с Сухаревки выходил, то гора с горой сошлась. Чуть не налетел на меня сослепу седенький старичок. Вот себе ничего! Это же… Илья Ильич! Антиквар! Я еле его и узнал. Не, столько тут не живут! В нашу прошлую встречу он в солидных годах был, а тут ещё больше десяти лет прошло. Глава 3 Ещё одна новость Илья Ильич, с последнего раза, когда я его видел, сильно исхудал. Одежда, что на нём была, вызывала жалость. Такую только рамоньщику отдать, а не на себе носить. Ещё и старик был выпивши. — Добрый день, Илья Ильич. Антиквар подслеповато прищурился. — Ваня? Узнал меня антиквар, узнал! Склероз ещё не одержал над ним победу. — Я, Илья Ильич, я. — Рад, рад… Горе-то какое… Что-то я не совсем понял Илью Ильича. То ли рад он мне, то ли — горе, для него это. — Слышал, Ванечка, императора убили… Так, так, так… Опа на… Что-то сегодня весь мой день вокруг императора вертится.