Чифаня орал: эдак и по детородным органам, выходит, можно бить, если не сговаривались? Голос у Чифани был звонкий. У купца – раскатистый бас. Язык у обоих подвешен будь здоров. Хороший дуэт, одним словом. Толпа вокруг густела. Поорав минут пять, спорщики сошлись на том, что поединок следует повторить. Сычок к этому времени поднялся, но глаза у него были мутные. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: этого бойца следует снять с соревнований. Тем не менее Сычок собирался драться. Духарев положил ладонь на Чифанино плечо. – Чего? – недовольно спросил тот. – Прекращай. Он проиграет,– уверенно сказал Серега. Чифаня замотал головой. – Тогда давай я встану. Чифаня сначала презрительно скривился, потом – вспомнил. – Ну что ж, давай,– согласился он. Серега начал разуваться, а Чифаня отошел проинформировать противника о замене. Противник не согласился. Вернее, согласился, но потребовал удвоить ставку. Причем в одностороннем порядке, мол, Чифанин борец уже проиграл. Еще пять минут крика – и ставки удвоили обе стороны. – Что мне нельзя с ним делать? – быстро спросил Серега у Мыша. – Как это – нельзя? – опешил тот. – Ну, нос ему разбивать нельзя, это я уже знаю. Что еще? – А-а-а… Руку или ногу ломать нельзя. За это – три гривны. Пальцы ломать можно. Зубы выбивать нельзя. Тоже три гривны. Но это ты не боись, как выйдет. На кону – больше. За бороду не хватай. За причинное место. Еще плевать в лицо нельзя. Песок в глаза сыпать… Чифаня, сговорившись, подошел, заглянул снизу в Серегины глаза. – Смотри! – сказал.– Не сдюжишь – будешь мне три гривны должен. – Я тебе и так должен,– усмехнулся Духарев.– Не боись, братан! Я его завалю. Толстяка смена противника нисколько не смутила, равно как и то, что Серега был на полголовы выше. Семенящим шажком древлянин подобрался к Духареву и, подпрыгнув, попытался врезать Сереге по морде. Должно быть, у толстяка это был коронный номер. Но Духарева целостность собственной физиономии весьма заботила, поэтому от летящего кулака он уклонился и мощно пробил в могучее пузо. Ощущение было такое, словно кулак угодил в боксерский мешок, обернутый ватой. Толстяк слегка покачнулся и вцепился в Серегин рукав. Духарев блоком смахнул захват, но рукав при этом порвался. «Вот сука!» – озлобился Сергей, откачнулся назад, пропуская перед собой еще один молодецкий мах, и влепил, уже совсем не стесняясь, в полный контакт, с «волной», прямо в «солнышко». Раздался чмокающий звук. Рот толстяка открылся буквой «о». Есть попадание! Несмотря на могучее сложение борца-сумоиста, по-сумоистски держать удар «кабана» не учили. Дать возможность противнику отдышаться было бы гуманно, но Духарев никогда не считал себя гуманистом. В лоб бить можно – и Серега пробил в лоб. Как по деревяшке. И звук такой же. Деревяшки Серега ломал кулаком. Кость оказалась крепче, но глаза толстяка сошлись к переносице, и «кабан», покачнувшись туда-сюда, рухнул пятаком в пыль. – Все,– удовлетворенно произнес Серега.– Снимай шкуру, пока теплая. Глава двенадцатая, где оказывается, что Серега Духарев заработал на хлеб с маслом, а Чифаня понятия не имеет о том, что такое тотализатор – Твое,– Чифаня вручил Сереге три гривны, три широких обруча из серебряной проволоки. – Да не надо мне… – пробормотал Духарев, но Чифаня даже и спорить не стал. Повернулся и пошел. – Ну и что теперь с этим делать? – спросил Серега у Мыша. Спросил в общем риторически, но оказалось, что у Мыша есть вполне конкретные мысли по использованию выигрыша. – Одну на шею повесь,– распорядился он.– Пусть видят: ты человек свободный и не побирушка. Вторую дай сюда, это нам на хозяйство. А на третью пойдем тебе сапожки справим. Это ж срам один, что у тебя на ногах. Сапожки из серого сафьяна скроили у Сереги на глазах, по мерке. Были сапожки совершенно одинаковые, что на левую, что на правую. Двое подмастерьев тут же принялись дырявить и стягивать выкройки кожаными ремешками, промазывая швы белым вонючим клеем. Сапожник забрал у Сереги обруч-гривну, выдав взамен пригоршню серебра: монет и обрезков, по весу, в три четверти гривны. Еще две четверти Серега будет должен отдать при получении обувки. Ни расписок, ни квитанций Духареву не выдали. Все – на честном слове. Среди монет одна особенно заинтересовала Серегу, поскольку надпись на ней была сделана арабской вязью. Духарев показал монетку Мышу, но тот, повертев ее в руках, не заинтересовался. Серебро как серебро. – Пошли, может, Чифаню поищем? – предложил Сергей. – А чего искать? – удивился Мыш.– Они домой пошли. Полдничать. Кожевенный квартал удивил Духарева нездешней силы вонищей. Словно в родной Дерптский переулок вернулся. Мыш тоже сморщил нос, процедил: – Кожемяки… Родной дом Чифани стоял за крепким забором. Солидные дубовые ворота им не отперли, только махонькую калиточку. Во дворе воняло еще пуще, чем на улице. Тощий парень в ошейнике наподобие собачьего спросил: – Чего надоть? – Чифаню позови! – скомандовал Мыш. Парень нехотя повернулся и поплелся к дому. Мыт догнал его и довольно сильно пнул под зад. Парень, к удивлению Сереги, вместо того чтобы повернуться и отвесить сопляку затрещину, припустил рысцой. – Червяк ленивый! – буркнул Мыш. – А что это у него на шее за украшение? – спросил Духарев. – Ярмо холопское, что ж еще? – проворчал недовольный Мыш. – Это если бы я к Горазду в холопы попал, на меня такое же надели бы? – осведомился Серега. – Не, не такое. Железное. Ты ж не рожденный холоп, можешь и откупиться. Два мохнатых пса с рычанием тянули в разные стороны обгрызенную рыбину. Наконец запас прочности у рыбины иссяк, и псы покатились в разные стороны – каждый со своим куском. Клычищи у псов были очень солидные. Оставалось надеяться, что собачки не заинтересуются посторонними, проникшими на их территорию. Мыш достал нож и недоделанную ложку. Наконец появились Чифаня с Сычком, работа была завершена, а ложка вручена Сереге. Торжественно. Еще один шажок в духаревской адаптации. Вероятно, здесь человек без ложки – все равно что новорус – без спутниковой «трубки». – А вы не спешили! – заметил Духарев. – А что, в твоем роду пристойно уйти с общей трапезы? – укоризненно произнес Чифаня. – У меня в роду не принято, чтоб голодный гость во дворе топтался! – парировал Духарев. – Гость ты иль нет – не мне решать,– возразил Чифаня. Серега поймал укоризненный взгляд Мыша и решил тему больше не развивать. – Пошли куда-нибудь, где перекусить можно. И поговорить заодно. Постоялый двор под городскими воротами отличался от того, где у Сереги вышел конфликт с Гораздом. Длинный зал с низким закопченным потолком, длинный стол – во всю длину помещения. Запах чего-то кислого смешивался с запахом дыма и жареного мяса. Народу было много, но места на лавках пока хватало. – Будь здрав! – молодой парень с только пробивающимися усами приветственно махнул рукой. Не Чифане или Мышу, что характерно, а Сереге. – И тебе того же! – откликнулся Духарев. Парень – из тех, что были с древлянским купцом. Разместились. Мыш сбегал к печи, приволок горшок с кашей и кувшин со сладеньким пойлом. – Слушай, а там мужики случайно не пиво пьют? – спросил Духарев. – Какие мужики? – удивился Мыш. – Да вон те! – Ты что, умом тронулся? – воскликнул названый братишка.– Свободных людей мужиками назвать! – А что плохого? – удивился Духарев. – А то! Это ж все равно как за бороду дернуть! – А в этом что плохого? – снова удивился Серега.