К немалому удивлению Духарева, два из четырнадцати щитов тут же опустились, и Серега увидел загорелые длинноусые физиономии. – Чего орешь? – буркнул один.– Чего хочешь? – Правды хочу, брат-варяг! – крикнул Устах. Еще один щит опустился, но на этот раз за ним обнаружились не варяжские усы, а бритая нурманская рожа. – Иень! – гаркнул нурман.– Хорош болтать! А вы… Считаю до трех. Раз!.. – Вот, Иень! – без насмешки, грустно проговорил Устах.– Убей брата, раз нурман велит. – Два!.. Иень выругался, адресуясь главным образом к «братьям-варягам», но вышел из строя и присоединился к Сереге и Устаху. – Иень! – грозно выкрикнул нурман.– Ты присягнул! – Я варяг! – мрачно отозвался воин. Второй варяг, колебавшийся, после этих слов тоже покинул строй. Теперь их щиты прикрывали Духарева и Устаха. В строю образовались две бреши, одну из которых тут же заткнул Свейни, вторую… А во вторую ввалились сразу четверо варягов! – Кто звал? – гаркнул один из них, с квадратной фигурой, с квадратной физиономией и синими, как у Устаха, усами. – Я! – отозвался Устах. – Мы пришли! – с достоинством произнес синеусый. Это был тот самый варяг, которого Духарев видел на борту лодьи с крылатым псом. Нурман, уже собравшийся сказать: «Три!», вместо этого выкрикнул злобно: – Вы будете наказаны! Я – большой десятник смоленского посадника Фрелафа! – Ишь ты, баранья шишка! – нагло ухмыльнулся синеусый.– А я – сотник князя полоцкого Роговолта! Посыл от князя к воеводе Свенельду. Ты мне не указ! – И продолжал насмешливо: – Я видел там дохлого нурмана. Кто его завалил? Ты? – Он обращался к Устаху. – Я,– ответил Духарев.– Он назвался здешним сотником,– добавил Серега, потому что ему показалось: нехорошо говорить об убитом воине так пренебрежительно, и еще потому, что он считал себя обязанным предупредить нежданного заступника.– Я благодарю тебя за помощь, брат, но, может, тебе не стоит вмешиваться? Смоленский посадник… – Смоленский посадник пусть вылижет жопу моей кобылы! – пренебрежительно отозвался синеусый.– Я – Гудым. – Я – Сергей,– Духарев слегка поклонился. – Я видел тебя,– негромко произнес Гудым.– На пристани. У тебя степной конь. – И я видел тебя,– отозвался Духарев.– На твоем корабле. – «Перунов пес» – его имя! – в полный голос произнес Гудым.– Клянусь светлым оком Хорса, он сожрал не одну нурманскую акулу! Ха-ха! Поучим нашей правде нурманских шавок! Любо, братья? – Любо! – гаркнули мощные глотки. Мечи спутников Гудыма с шелестом выскользнули из подбитых бархатом ножен. Тут десятник-нурман не выдержал, перекинул копье в левую руку, схватил дудку и пронзительно засвистел. – Ах вот как! – закричал Гудым.– Ну гляди, нурман! – И свистнул, в два пальца, по-особому, с переливом, еще погромче писка десятниковой дудки. Среди стражников возникло некое движение. Кажется, они отступали? Устах хлопнул Серегу по плечу. Он широко улыбался. На его лице не осталось и следа прежней озабоченности. Только теперь Духарев начал понимать, что его личный конфликт перерастает в нечто, уже совсем не личное. Глава двадцать первая Правосудие по-варяжски Они пришли к смоленскому кремлю двумя колоннами. В голове одной из них, слева – Устах, справа – Гудым,– шел Серега Духарев. В голове второй шестеро на двух щитах несли тело Хайнара. Одним из шестерых был Свейни. Нурманы и варяги. Варягов было человек сорок. Больше половины – полоцкие. Воины Гудыма. Среди нурманов пришлых было всего несколько человек. Остальные – старшие гридни смоленского посадника. Начальные люди. Но те их подчиненные, что были здесь, гридни и отроки, шагали отдельно. То были славяне или из иных племен, воины, но не варяжского братства. За ними тянулся хвост вольных смолян, мужчин и даже женщин. Особым почетом пользовались человек двадцать: те, что присутствовали при встрече Духарева и Хайнара. Видаки. Свидетели. Посадник смоленский уже ждал их на площади перед воротами Детинца. Снаружи. За спиной и по обе стороны его выстроились дружинники. Не менее трех сотен. Все оружные. Колонны остановились. Остановилась и толпа смолян, грозная своей численностью. Посадник шагнул вперед. Солнечный блик отразился от зерцала его брони. – Зачем пришли? – зычно спросил он. Наверняка ему уже доложили о происшедшем, иначе с чего бы это он вывел на площадь облаченную для сечи дружину. – Искать Правды! – звонко выкрикнул Свейни. – Говори! – приказал посадник. – Не твоей правды! – выкрикнул Гудым раньше, чем Свейни успел что-то сказать.– Не твоей правды, нурман! По рядам воинов за спиной посадника прокатилась легкая волна: словно каждый поудобнее перехватил щит. «Нам крездец!» – с каким-то веселым отчаянием подумал Серега, глядя на сверкающие начищенным железом шеренги. Он плохо знал варягов. А вот посадник знал их хорошо. И еще лучше помнил, что посадивший его на смоленское правление Игорь – тоже варяг. Хоть и не очень любивший, когда ему напоминали об этом. Посадник мрачно поглядел на Гудыма и махнул рукой одному из своих лучших мужей. Тот вышел вперед, стянул с головы шлем, встряхнул головой, расправляя косы,– чтобы все видели: он не нурман, не варяг, а родом и обетами – из южных славян. – Я – Мятлик Большое Ухо, если кто меня не знает,– сухо произнес он.– Я тебе гож, Гудым? – Гож,– кивнул полочанин. – Тогда говори свои обиды. Свейни набрал воздуху, собираясь запротестовать, но не посмел, придавленный тяжелым взглядом посадника. – Я не обиду хочу искать, а Правду.– Сотник полоцкого князя снял с головы шлем. Его чуб тоже был синим, как и усы, и свисал на ухо поперек бритого черепа.– Пусть видаки говорят. Всю дорогу к кремлю они с Устахом что-то обсуждали вполголоса. Серегу к обсуждению не привлекали. Из толпы вытолкнули свидетелей. Их было много. В том числе – продавец камней, так и не продавший гранатового ожерелья. Процедура снятия показаний была отработана. Свидетели поклялись богами говорить по правде и без поиска корысти. Затем, по очереди, с небольшими вариациями, повторили одно и то же: сотник Хайнар и гридень Свейни сами начали дерзкий разговор с Духаревым, к которому чуть позже присоединился Устах. Нурман обвинял варяга в обиде (в какой именно – тут мнения свидетелей разошлись), а затем без предупреждения напал на Духарева, даже не дав ему обнажить оружие. Но убить варяга сразу нурману не удалось, а наоборот, варяг сумел достать меч и убил нурмана. Но до этого нурман убил свободную женщину, водимую жену мастера-корабельщика Чутки. К окончанию опроса свидетелей общественное мнение было полностью на стороне Духарева, и даже сам посадник угрюмо и неодобрительно поглядывал на своих нурманов. – Кто еще хочет сказать? – спросил Мятлик Большое Ухо. – Я! – тотчас выкрикнул Свейни. – О чем ты хочешь сказать? – О том, почему Хайнар был вправе убить варяга Серегея. – Говори! – Варяг Серегей убил брата Хайнара Виглафа. – Виглафа-ульфхеднара? – Это спросил не Мятлик, а сам смоленский посадник. – Да! Хайнар с хирдманами шел к тебе, ярл! – Он сказал это на своем языке, но Серега, как ни странно, понял.