– Представь, не видел! – заявил Духарев. – И откуда ж ты такой дурной взялся? – вздохнул мальчишка.– Битки не видел, ножик твой… токо рыбу чистить. – Дался вам мой ножик! – сердито буркнул Духарев.– А взялся я оттуда же, откуда все, понял? А Чифаню твоего я еще поймаю. – А чего его ловить? – удивился пацан.– Он завсегда здесь, на торжке. Токо ты с ним лучше не ссорься. Он тебе худого не сделал. – Да ну? – А че? Откуп за кровь взять – его право. Да и плата – малая. Скольд мог и больше присудить. А стукнул тебя – тоже по праву. Тихонько, чтоб не зашибить. А мог бы и до смерти. Ты ж, как я вижу, одинец. Родичей нет, головничество спрашивать некому. Был бы ты княжий человек, тутошний свободный или хотя холоп чей, Скольд бы за тебя виру князю назначил. А ты – чужой. Так выходит – пришиб бы тя Чифаня – и остался по Правде чист! – Хорошая у вас правда! – усмехнулся Духарев. – Хорошая,– кивнул пацан. – А если бы, скажем, я его убил? – Платил бы виру и головное, до двадцати гривен серебра – сколько посадник скажет. Или князь, если по случаю заедет. Но лучше б тебе не платить, а сразу из городка бежать. У Чифани родня сильная, кожемяки.– Мальчишка покачал головой.– Прибьют. А отобьешься – опять платить. – А им, значит, можно? – А им – чего? Они твою кровь за кровь родича невозбранно брать могут. В своем праве. – А если у меня денег нет? – Продадут в холопы. Или в яму – пока не заплатишь. – М-да,– только и мог сказать Серега. Закончики здесь еще те! – Ты – чужак безродный, так? – развивал тему пацан. – Выходит, что так,– согласился Духарев. – Не купец, не воин, не ведун, не волох… – перечислял парнишка. – Нет. – Значит, ты никто, Серегей, и звать тя никак. И цена тебе – грошик дырявый. – Зачем тогда подобрали меня? – желчно осведомился Духарев. – Да вот она попросила,– пацан кивнул на сестру.– Не то на что ты нам сдался? – Глупый ты! – сердито бросила девушка.– Не чужой он нам! Я это еще на Торжке поняла. Сердцем. А теперь точно знаю, что брат он нам. И не болтай! Теперь настала Серегина очередь удивляться. – И откуда же ты это знаешь? – спросил он, улыбаясь ласково. Вместо ответа девушка сунула руку под вырез рубашки и вытянула маленький крестик на тонкой золотой цепочке. И вихрастый Мыш тоже полез за пазуху и вытащил такой же желтый крестик. Серега открыл рот… и закрыл. Как бы чего сдуру не ляпнуть! – Ты наш брат во Христе,– торжественно произнесла девушка.– Господь же велел братьям в беде помогать! И добавила что-то по-гречески. Что по-гречески, Духарев догадался только потому, что прошлым летом провел пару приятных недель на греческом побережье. – Матушка наша во младенчестве крещена, и батюшка наш крещеный… – девушка вздохнула,– был. И нас крестил. Еще в Доростоле. Глава шестая, в которой Серега Духарев совершенно неожиданно становится кровным братом – Батька наш – из булгар, а мамка наша родами померла,– сообщил Мыш. – Он ее не помнит,– сказала Слада.– Маленький был. А теперь вот мы и вовсе вдвоем, и иной родни у нас нет. И братьев-христиан здесь тоже нет. Только в Киеве. – Той зимой варяг с князем приезжал. На полюдье,– сказал Мыш.– Тож христианской веры. Но ты – не варяг. И не нурман. Слышь, Серегей, а давай мы с тобой побратаемся? – Пацан необычайно оживился.– Тебя ж так и так убьют… – Это почему же? – возмутился Духарев. – Да обычаю не знаешь! – отмахнулся Мыш.– И бестолковый. Тебе без разницы, а мне за тя виру дадут! – Так сестра твоя говорит: мы и так братья. – Не-е! Это мы по-христиански – братья. А по Правде – чужие. Ну, побратаемся? Я с Чифаней погутарю – он видаком будет и Сычку скажет. Сычок, коэшно, дурень, да глаза и у него есть. По рукам? Духарев усмехнулся: – По рукам. Беги за своим Чифаней. – Прямо сразу? – удивился пацан.– А и верно! Чего нам тянуть? Вдруг тя седни и убьют! – И пулей вылетел на улицу. – Шальной,– улыбнулась Слада.– А ты, Серегей, правильно решил. Мыш – он хороший. И слову верный, хоть и малец еще. – А может, я не из-за него, а из-за тебя? – улыбнулся Духарев.– Может, я такой красивой девушки, как ты, еще не встречал? Ресницы Слады вдруг задрожали. – Не дразни меня, Серегей,– проговорила она отвернувшись.– Нехорошо это. Стыдно тебе! «А что я такого сказал? – изумился Духарев.– Может, по здешним правилам девушек хвалить нельзя?» Следующие полчаса прошли в грустном молчании. От нечего делать Духарев разглядывал сарайчик. Ничего особенного, если не считать отсутствия железных деталек. Гвозди, штырьки, крючки – все сплошь деревянное. Рядом, прислоненное к стене, стояло какое-то приспособление, вроде доски с «сережками» на изогнутой ручке, «хвост» которой был отломан. На доске с большим тщанием были вырезаны фигурки: всадник, странное животное вроде верблюда, но с человеческой головой, башенка… Целая картинка, одним словом. – Это чего? – поинтересовался Серега. – Прялка,– с удивлением ответила Слада. Поглядела на Духарева, который вертел «прялку», пытаясь сообразить, как это можно использовать.– Сломанная. В сарайчик вихрем ворвался Мыш. – Договорился! – крикнул он.– Пошли! – И, ухватив Серегу за рукав, потянул наружу. Сарайчик располагался на краю рынка. В ряду таких же скромных строений. За дверью ждал тощий парень, съездивший Духарева по чайнику. Над парнем нависал переминавшийся с ноги на ногу квадратный грабастый Сычок. Солнце уже висело над самыми верхушками деревьев по ту сторону реки. Вечер. Рынок опустел. – Двинулись! – нетерпеливо потребовал Мыш и чуть ли не бегом устремился вниз по деревянному тротуару. Духарев вопросительно взглянул на Чифаню. – Мы на тебя обиды не держим,– сказал тот.– Не бойся. «Однако!» – подумал Духарев, но спорить не стал, двинулся за Мышом. Чифаня не отставал. Замыкал шествие Сычок, под ногами которого доски тротуара жалобно поскрипывали. Нет, ошибся Серега, этот здоровяк его килограммов на пятнадцать потяжелей будет. Компания вышла из городка через уже знакомые Духареву ворота. Сейчас при них сидел уже другой сторож: бородатый улыбчивый дядя лет сорока. Сторож поздоровался с Чифаней и Сычком, видно, не прочь был поболтать, но Чифаня отмахнулся: мол, спешим. Шли не очень долго. Сначала – мимо зеленеющих полей, потом – лесом, на горку. Поднялись по утоптанной тропинке, затем по каменистому склону, вдоль ручейка – до плоского камня с загадочными значками. Из-под камня выбивался родник, который наполнял выложенную камешками ямку. Над ямкой толклись мошки. Вода, вытекавшая из ямки, и давала начало ручью. Серегины спутники остановились. Зачерпнули ладонями воду, выпили. Серега – тоже. Вода попахивала сероводородом, но пить можно. Поднялись повыше. На взгорке, широко раскинув крученые ветви, стоял дуб. Вокруг дуба имелась невысокая оградка из черных камней, а внутри, сбоку от могучего ствола,– врытый в землю столб с грубо вырезанной мордой. Рот истукана был в темно-коричневых потеках. Мыш остановился. На веснушчатой физиономии – невероятная торжественность. Вынул из-за пазухи деревянную посудину типа миски. Ручки у посудины были резные – повернутые друг к другу лосиные головы, сделанные, надо отметить, с большим искусством. Мыш вручил посудину Сычку. Тот соскочил с обрывчика, зачерпнул воды, ловко, как обезьяна, вскарабкался обратно и поставил чашку на землю. Чифаня извлек здоровенный тесак, передал Мышу.