Дым от монстров валит, глаза прощипывает. Дыхание перебивает. Не заметила Варя, как сама Тихону в рукав рубашечный вцепилась, во все стороны за раз глядючи. Вниз, к земле кони огненные путь держат. Ничто им сопротивляться не может — сила с жаром от них волнами разносятся. Супротив таких ни одно средство помочь не сможет. Растопчут — не приметят. Кашель Тихона разобрал — рукой свободной прикрывается. А сам глаз с чудищ не сводит. Всё равно которым. Летят, ничего пред собою не видя. Приказ хозяйский яростно исполняя. А за ними что остаётся — тлен один да прогорание мёртвое. Стены огненные по пути коней встают. Переливается пламень неживой цветами изумрудными да рубиновыми. Лапищами по сторонам шарит слепо — ищет ненасытно, чего бы ещё под себя подгрести. — Бежим, — сквозь дым у Тихона вырвалось. Не так много до древа с петлёю остаётся. Если страх подгонит хорошенько, то и успеть можно. Схватил он руку Варину холодную да что есть мочи потащил вперёд. Чувствуя, как всё быстрее Варя позади него двигаться начинает. Уж и тащить почти не надо — вместе птицами летят. В груди разрывается всё от усердия. Сердце как подорванное бьётся. Ноги только знай несутся во всю прыть, земли под собою не чуя. А пред очами только дерево спасительное прыгает, отблесками пламени освещённое. Не успело его ещё само пламя пожрать. Нету мыслей в голове у Тихона. И желаний нету. Только ствол прыгающий всё естество Тихоново занял. Смыслом жизненным стал, всеобъемлющим. Будто он сам с кровью в голове стучится. Успеть бы! Успеть бы только! Чего ему под ноги попало — и сам Тихон не понял. Только всполох огненный в сторону куда-то укатился. И замедлилось всё разом. Медленно коленки выпрямляться перестали. Медленно земля приближаться стала. Медленно тело движение ощущать переставало. Только бухнулось на твёрдое — без боли даже совсем. Просто ударный звук в ушах хлопнул. И дышать не сразу получилось. — Тихон! Вставай! — это Варя руки его не выпустила — сильней ещё стиснула, за собою вытягивая. А Тихон на неё не глядит — видит только, как всё ближе огонь страшный к дереву подбирается. — Беги! — от земли сухой отплёвываясь, прокричал Тихон, страшно на пламя сходящееся смотря. — Беги быстрее! Успеешь! По-звериному Варвара головой в сторону спасения дёрнулась. Замерла. А после ещё и второю рукой в Тихона вцепилась. На себя тянуть ещё рьянее стала. — Поднимайся давай, окаянный! Делать нечего, пришлось Тихону на ноги подниматься. А они и отсохли будто — слушаться не желают. И всё равно им на жар вокруг пылающий. И на сердце, что темпов не сбавляет. Чуешь ноги, нет ли — а бежать дальше изволь. Так и с воздухом — можешь дышать либо нет. Да только пустое это всё. Видит Тихон, как огонь без жалости к цели их подбирается. Как насмешливо дорожки прожигает. Как бессовестно смыкается на пути прямо. Не давая к стволу нужному подойти. Может, успеют ещё? Может, просокользить смогут в «заплату» живую? Как в поверии каком врата огненные закрылись, от спасения возможного их ограждаю. Искрами да дымом насмехаясь, спинами огненными изгибаясь. Глядь — а со всех сторон их пламя пожирающее оградило. Куда ни глянь — везде оно. Ни просвета, ни проталины. Как на блюде Варя с Тихоном. Ото всего отсечённые. Приготовленные скоро будут. — Чего? Всё, что ли? — к Тихону ближе подступая, на пламень сплошной глядючи, Варвара спросила. — Может и нет ещё, — без надежды всякой Тихон отозвался. Даже сам себе не поверил. Чего там про Варю говорить. Дым заволочить всё норовит. Огонь всё ближе подступает. — Прям в царстве мёртвых и помрём, — выдохнула Варя, глядя, как ветку какую-то пламя пожирает. — Оригинальное у кого-то чувство юмора, — в тон ей Тихон отозвался. А потом с такой силой ей в стан вцепился, что Варе вдохнуть не сразу получилось. Хотя Тихону, наверное, тоже перед концом не сладко приходится — никогда его с такой силой не обнимали. Нет им больше пути никуда. Всё меньше пятачок не-огневой остаётся. — Ты прости меня, — слышит её Тихон или нет уже? — Две смерти тебе из-за меня выпало. — Не бывает двух смертей, — слышит, конечно. И уж огонь смертный спиною чуять начинает. Да и не думает уж, чего говорить, особенно. Смешно ему чего-то даже стало. А слова сказать совсем не весело получилось: — Всё равно… Здорово было… То ли кивнула Варя, то ли всхлипнула. Какая уж разница? Всё равно не хочется… Прохлада что ли ей на лицо легла? Али показалось? Разожмурилась Варвара. За огнём подступившим не сразу увидала чего. А под ногами копошение незнакомое почуяла. Глядь вниз — а там чёрненькое что-то елозет. Как котёнок мохнатый. Откуда только взялся? Не успела Варя о таком подумать. Потому что холоднее вокруг стало. И задышалось легче. Ветерок свежестью повеял. Глаза слезиться перестали. С удивлением Варя увидала, как всё дальше стены пламенные от них с Тихоном отходят. Потухают будто, отползают боязливо. Глазам своим Варя не поверила. А комочек чёрный, что котёнка ей напомнил, всё дальше отползать от них стал. Пригляделась Варя — а у комочка руки почти человеческие. С пальчиками малыми да тонкими. Которыми он на огонь машет. А огонь его слушается. Ушки острые вверх-вниз ходуном ходят. Да носик чувствительный дёргается, будто дым уловить старается. А следом за ним хвостик тонкий по земле извивается. Враз Варя его признала — как мешком воспоминание ударило. Как прикармливала оладьями масляными анчутку мелкого. На этом же месте почти что. А теперь анчутка этот пламень опасный вокруг потушал. Закружилось у Вари всё перед глазами. Ежели б не Тихон, наземь бы упала. А анчутки всё равно — ходит себе вокруг них. Пассы ручками делает. Отчего пламень и успокаивается. Затихает. Потухает почти что. Вот и не осталось его. Как и не было. И анчутка тогда остановился. На лапки задние присел. Отстранилась тогда Варя от Тихона. Осторожно подошла к комочку чёрному поближе. Ещё не до конца соображая, что ж произойти успело. На корточки перед ним опустилась. Осторожно анчутка на неё поглядел глазками круглыми. Поморгал внимательно. Да в руки не дался — так и тяпнул за палец. Потом только ладонь обнюхал. Улыбнулась ему Варя. Пожалела, что в этот раз угощения не взяла никакого. — Спасибо, — анчутке прошептала. Уж попыток не делаю погладить. А анчутка на четыре лапки встал да по кошачьи прочь поскакал. Только Варя с Тихоном его и видели. Маленький, да удаленький. Помахали на прощание. А Варя про себя решила оладий побольше напечь. Коли выберутся отсюда. Снова шум со стороны какой-то раздался. Тут Варя с Тихоном уж наизготовку встали, ожидая врагов возвращения. В свете Навьем фигура высокая возникла. Девичья да стремительная. — Отбились? Вот и хорошо, — торопливо Марья Моревна сказала, чешуи зелёной ошмёток с плеча потряхивая. — А меня тут… задержали маленько. Хмыкнула Варвара, глядя на лицо Марьино чумазое да руки с царапинами — видно, той тоже тяжеловато пришлось. А Марья уж подбоченилась да на них с Тихоном выжидающе глянула. — Так что? Возвращаемся домой-то? — Да! — не сговариваясь у Вари с Тихоном одновременно вышло. Тогда ловко Марья пальцы ладоней между собой переплела да выгнула резко, разминаясь. Растёрла ладони друг об друга, как если б замёрзла. Да обе руки на ствол древесный положила. Мгновения не прошло, а ствол от касания этого будто подпрыгнул и светом налился. А Марья на Варю глаза перевела внимательные. Подошла к ней Варя ближе. Вроде и только познакомились. А грустно отчего-то. Хорошо б Варе такую подругу боевую в Яви иметь. Так что без сожалений размотала Варя суму. Протянула Марье яйцо, изнутри постукивающее мелко. Обеими руками Марья его подхватила, к себе прижала, словно ребёнка. А я яйцо и затихло будто. Успокоилось. — А что… — само у Вари вырвалось. — Сломаешь теперь? Сурово Марья на яйцо глянула. Потом на Варю глаза с хитринкою подняла: — Неа. Улыбнулась ей лукаво. Меч на поясе поправив. И деловито по сторонам огляделась: — Всё, кыш отсюдова! Пока ещё чего не приключилось. Нет у Тихона с Варварой повода с Марьей спорить. Первой Варвара на ствол заскочила. — И неча сюда как к себе домой ходить! — напутствовала Марья. А у самой смешок на дне глаз совиных плещется. — Это уж как получится, — в тон ей у Варвары вышло. И с лёгким сердцем в кольцо древесное она и скользнула. Чуть-чуть только бока себе поободрав. *** Хмурится Анисья над крынкой. Вся вода мутная — что тина болотная. Не даёт ничего рассмотреть на дне. Волнуется да брызгается. Только Анисья не из волнительных. Плюнула на всякий случай через плечо левое да дальше лучины жечь продолжила. Подожжет, подождёт, покуда до середины прогорит, и в крынку кидает. Где и булькает лучина в мути. Приглядывается Анисья. Двумя руками за бока крыночные берётся да крутит. Крутит, чтобы водоворотом внутри всё закрутилось. Слова нужные бормочет. А потом как даст крынкой об стол прямо. Как не треснула крынка — одной Анисье известно. Только муть на воде поуменьшилась. Растворилась али на дне осела. И на поверхности водной ток лучинки пожжённые и остались — столько ровно, сколько Анисья бросала. Ни одна не потонула. Отпустило маленько старую. Сердце поспокойнее биться стало. Не даёт Велес ворожащим знаков неверственных.