– Меня пугает эта женщина, – тихо сказала она, словно та, о ком шла речь, могла услышать ее. – Под ее молчаливой услужливостью может скрываться все, что угодно. – Вам доводилось общаться с ней раньше? – Лишь светская беседа, не более. Мне чудится, что от нее исходит враждебность. Если она рассчитывает на наследство, Томас – ее соперник. Миссис Норидж окинула взглядом безупречно выстриженные кусты. – Значит, потенциальных претендентов на деньги хозяйки поместья трое: ваш жених, мистер Ричардс и Дженкинс. Шарлотта помолчала, кусая губы. В ее темных, как у матери, глазах была встревоженность. – Есть еще кое-кто, миссис Норидж. Аделиза очень ценит своего дворецкого, Майлса… – Настолько, чтобы завещать ему поместье? – усомнилась гувернантка. – Нет, конечно, нет! Но прежде все были уверены, что основное наследство будет поделено между ними тремя – конечно, с учетом выплат старым преданным слугам. А когда появился Томас… Миссис Норидж представила, какую бурю поднял своим появлением этот юноша. Существование Дастанвиля, погруженного в прошлое, было так мирно, так незыблемо… – Все изменилось с его приездом, – в унисон ее мыслям проговорила Шарлотта. – Ах, миссис Норидж, мне не нужны ее деньги. Конечно, восхитительно быть богатой! И я не смогла бы полюбить бедняка, не стану кривить душой. Но Дастанвиль – точно корабль, который выплыл из прошлого. Мне кажется, на того, кто заберет отсюда хоть что-то, падет проклятие, и он навсегда останется пленником этого места. Луч вечернего солнца пробился сквозь тучи и осветил сад. – Далеко не худшего места на земле, – с улыбкой сказала миссис Норидж. Шарлотта встряхнула головой и улыбнулась. – Вы правы. Простите! Мне следовало сегодня вставать и ходить каждые два часа… Кажется, этому вы учите своих воспитанников? А вместо этого я целый день провела в кресле, с книгой на коленях. – Постоянное, ежедневное движение – одна из самых полезных привычек, которые может и должен приобрести человек с раннего детства. Три часа прогулки избавляют от хандры, четыре – от упадочных мыслей. – А пять? – Пять – от мыслей вообще. Шарлотта вновь не удержалась от смеха. – Вы смеетесь, моя дорогая, однако я знаю людей, для которых было бы исключительно полезно воздерживаться от всяких размышлений! – нравоучительно заметила миссис Норидж. – Должно быть, вы опять сегодня станете играть в шахматы с тетушкой Аделизой? – спросила девушка. – Она все время вас обыгрывает! – Что ж, это закономерно. Леди Бассет – сильный противник. – Она могла бы и поддаться вам! Разве не в этом ее долг как хозяйки? А эти шахматы! Они очень красивы, но слишком… слишком великолепны! Им место в музее. – Леди Бассет питает пристрастие к старым вещам. Вы обратили внимание, какое средство передвижения она использует? Бат-кресло – изобретение, если не ошибаюсь, еще Джона Доусона. Конец прошлого века. В него можно запрягать осликов или мулов, чтобы ездить на свежем воздухе… очень удобно! Я полагаю, – задумчиво продолжала миссис Норидж, – недалек тот день, когда коляски для инвалидов, а может, и для младенцев станут оснащаться надувными резиновыми шинами. – Как велосипеды? – Именно. Удивительное изобретение, и очень полезное, на мой взгляд. Не пройдет и десяти лет, как они будут повсюду, помяните мое слово. – Но даже тогда леди Бассет не обменяет свое кресло на новое! Дженкинс незаметно исчезла, а ее место занял Эммет Ричардс. Теперь он наблюдал за двумя женщинами, притворяясь, будто любуется закатом. – Вы видели кабинет мистера Ричардса? – спросила Шарлотта. – Я оказалась там, когда приехала сюда в первый раз. Какое чудовище – носорог! А львиная грива! Она восхитительна. Большим бесстрашием должен обладать человек, выходящий против него с одним копьем, как это делают… Мистер Ричардс рассказывал мне о них, но я позабыла название… Туземцы одной из этих диких африканских стран. – Мистер Ричардс сам показал вам кабинет? – Нет, я набрела на него случайно, когда осматривала дом. Миссис Норидж остановилась и пристально взглянула на девушку. – Что такое? – растерялась Шарлотта. – Леди Бассет позволила мне познакомиться с домом… – Нет-нет, моя дорогая, дело не в этом. Вы хотите сказать, кабинет не был заперт? – Дверь была распахнута настежь, иначе я не осмелилась бы войти. – Хм! «А вы еще уверяли меня, мистер Ричардс, что сегодняшний случай был исключением!» Во всяком случае, Эммет не солгал насчет шимпанзе. Разговорившись со старой горничной, миссис Норидж узнала, что обезьяна действительно жила в поместье. – Ох, мэм, такая образина! Поначалу-то Лу везде носился, где ему было угодно, но мы до того боялись, что хозяин стал держать его в своей комнате. Выводил гулять на поводке, иначе он бы удрал. Однажды покусал кошку леди Бассет, ее любимицу… А если б мы не отбили бедняжку, так загрыз бы совсем. – Кошка поправилась? – Да, хвала Господу! Хозяйка столько слез над ней пролила! Вот Перси и передумала помирать: стыдно ей стало. Миссис Норидж про себя улыбнулась этой бесхитростной вере в совестливость кошачьих. – Но вообще-то мне и Лу нравился, – помолчав, смущенно добавила горничная. – Умный он был, хоть и любитель озорничать. А Перси все шипела на него и махала лапой, вот он и разозлился. Когда хозяин скончался, Лу и недели не протянул: слег да помер. Я по нему скучала куда больше, чем по кошке. Он, бывало, даст мне лапу – чисто король! – и хочет, чтобы я ему пальцы чесала. А ладонь-то у него вся в складочках… Ой! Простите, мэм! – Женщина, спохватившись, прижала ладонь к губам. – Разболталась я! – Ничего, Ширли, все в порядке. Мне было очень интересно послушать про Лу. Скажите, мистер Ричардс запирает двери в свой кабинет? – Никогда, мэм. Только во вторую комнатку, где он работает. Туда нам заходить без позволения нельзя. А первая всегда открыта. Горничная уже собиралась уходить, но миссис Норидж окликнула ее: – Мистер Ричардс был когда-нибудь женат? – Никак нет, мэм, не был. * * * В следующие два дня Томас чувствовал себя намного лучше. Настолько, что они с Шарлоттой отважились на прогулку в экипаже, а миссис Норидж, воспользовавшись этим, отправилась в Фарнборо. К этому времени не менее двадцати партий было сыграно в шахматы с леди Бассет, и все до одной проиграны. Ее не оставляло ощущение, что в Дастанвиле есть что-то театральное. Когда-то вместе с Джейн Марлоу они посещали Друри-Лейн. Декорации впечатлили Эмму больше, чем сама пьеса. Высокие панели, разрисованные деревьями, гротами или руинами, сменяли друг друга. Миссис Норидж с любопытством наблюдала, как они беззвучно двигаются за спинами актеров. Отчего поместье леди Бассет вызывало в ее памяти то давнее посещение театра, когда они с Джейн были совсем молоды? «Ах, как не хватает слуг-сплетников, – с сожалением подумала гувернантка. – Слугам известно все. Но каждая посудомойка в Дастанвиле надеется, что хозяйка не обделит ее наследством, и боится утратить ее расположение. Никто не станет откровенничать со мной – все опасаются, что это дойдет до ушей леди Бассет». Чей образ хранил в памяти Эммет Ричардс? Белая жемчужина говорила о невинности той, которая подарила мужчине золотой локон; черный гагат в форме черепа – о том, что ее нет в живых. Миссис Норидж миновала магазины на центральной улице Фарнборо, прошла мимо таверны «Баранья шея» и купила маленький букет поздних колокольчиков у торговки возле рынка. Затем она спустилась к церкви святого Михаила. За ней начиналось кладбище. Неторопливо шествуя между надгробиями, миссис Норидж вглядывалась в имена усопших и даты жизни. «И ты, прохожий, готовься следовать за мной!» – предупреждала эпитафия на могиле старухи. «Здесь беспокойная душа обрела, наконец, покой. Как и ее близкие». Гувернантка сперва решила, что перед ней семейное захоронение, но на надгробии было выбито лишь одно имя: Тимоти О’Шейл. Родственники вздохнули с облегчением, избавившись от Тимоти О’Шейла. «Я не спешил сюда, и вы не торопитесь», – флегматичное пожелание мистера Клафли, дожившего до ста трех лет. «Будь проклят джин, что привел меня в холодную землю, а мою прекрасную Нэнси оставил вдовой. Нэнси, не мог я мечтать о лучшей жене! Нет тебя добрее и прекрасней!» (миссис Норидж поставила бы соверен на то, что эпитафия была заказана доброй Нэнси). – Что-то ищете, мэм? – раздался за ее спиной надтреснутый голос. Старый кладбищенский сторож, хромая, подошел ближе, подслеповато вглядываясь в миссис Норидж. – Вы, должно быть, знаете всех в округе, – уклончиво ответила миссис Норидж. – Вам знаком Эммет Ричардс из Дастанвиля? Старик оживился. – Еще бы! Еще бы не знать мне мистера Ричардса! Добрый человек и щедрый, да благословит его Господь! Так, значит, мэм, вы ищете могилу Сьюзен Нэш? Миссис Норидж, не колеблясь, подтвердила, что так и есть. – Ну, здесь-то вы ее не найдете… Сторож замолчал, посматривая искоса, однако три пенса вернули ему разговорчивость. – Пойдемте за мной, мэм. Проводник привел миссис Норидж в самый заброшенный и тихий угол кладбища, где надпись на скромном камне сообщала, что под ним лежит Сьюзен Нэш, двадцати четырех лет от роду, да примет душу ее Господь.