— Ладно, хрен с ним. Но отмазывать меня потом сами будете, если «телеги» пойдут. Впрочем, Неверову уже самому казалось, что отмазываться не придется. То ли паранойя проснулась ни к селу ни к городу, то ли на самом деле над столицей сгустились тучи… Оказавшись на лестнице, Клим вытащил рацию. — Дежурная группа, на выход! — приказал он. * * * Люди, которые работали здесь, являлись всего-навсего приложением к тоннам целлюлозы, хранившим на себе историю в самом концентрированном проявлении — в виде печатных и рукописных строк, штемпелей и картонных обложек. Казалось, бумага заполонила здесь все — двери по-бумажному шуршали, открываясь, а в любом месте здания воздух пах старыми страницами и типографской краской. И даже шаги охранника, идущего по коридору цокольного этажа, раздавались газетным шелестом. Из трех охранников, несущих свою службу в Центральном архиве, Макарыч был самым принципиальным и въедливым — сказывались годы службы во внутренних войсках. Охрана исправительных учреждений, конвой и наблюдение за заключенными — все это сделало его абсолютно несносным типом, с точки зрения окружающих. Он внимательно рассматривал пропуска даже тех сотрудников, которые были ему знакомы, никогда не упуская возможности не пустить забывчивых без скандала и записи в регистрационной книге. Хотя, конечно, это распространялось только на рядовых сотрудников — Макарыч не рискнул бы наехать на руководство. Перед тем, кто имел хоть какую-то власть в архиве, он был угодлив и предупредителен. С другой стороны, из всех охранников только Макарыч имел привычку проводить тщательный обход всех этажей архива, начиная с самого верха и заканчивая подвалами архива. Хотя до сих пор все попытки хищения документов совершались самими сотрудниками. А чему, спрашивается, удивляться, если заработная плата архивного работника с точки зрения потребительской корзины и элементарного здравого смысла находится где-то в пределах от смехотворной до ничтожной? И если находится кто-то, имеющий интерес к старым документам, а заодно располагающий деньгами, он способен сделать такое предложение, от которого не сможет отказаться человек, едва сводящий концы с концами. Правда, борьбой с такими персонажами занимался не Макарыч… Зато ему нравилось чувствовать собственную значимость, неторопливо вышагивая с фонариком по темным коридорам. А еще — этот обход действовал на охранника, как легкий наркотик. Ровный шаг, золотистое пятно фонарного света, легкое эхо, шуршащее в воздухе. Макарыч после обхода чувствовал себя помолодевшим на несколько лет. Смена охраны происходила в восемь утра. Незадолго до шести часов Макарыч отправлялся в обход последний, третий раз за ночь. Вначале он услышал шум. Очень характерный шум плещущейся воды, раздающийся в коридоре второго этажа. Макарыч удивленно прислушался, а затем его нога наступила в лужу. Охранник перевел луч фонарика вниз и увидел, что на линолеумном полу растекается водоем поперечником метра два, если не больше. А из-под двери с номером двести тринадцать разбегаются маленькие волны, свидетельствующие, что источник стихийного бедствия находится именно внутри данного помещения. Мгновенно представив себе последствия близкого контакта воды и бумаги, Макарыч выругался и галопом умчался вниз, на пост, — надо было срочно вызывать водопроводчиков, пока еще имелась надежда на то, что хотя бы часть того, что хранится в этой комнате, можно будет сохранить для потомков. Договорившись с водоканалом, охранник набрал номер директора архива Марии Павловны Громыко. Он полагал, что в такой ситуации может позволить себе потревожить вышестоящее начальство. Голос Марии Павловны в трубке не был заспанным. Нормальное явление — пожилые люди чаще всего просыпаются рано утром. Особенности поколения, что уж тут поделать… — Мария Павловна, это беспокоит Каратаев, дежурный из архива. У нас здесь чрезвычайное происшествие, требующее вашего присутствия. — Что там у вас случилось? — встревоженно осведомилась директриса. — Пожар, что ли? — Судя по всему, прорвало трубу — я нашел большую лужу на полу коридора на втором этаже. Вода вытекает из-под двери двести тринадцатой комнаты. Я вызвал аварийную… Голос директрисы стал значительно холоднее. — И зачем, позвольте спросить, понадобилось мое присутствие? Что я могу? Заткнуть трубу своим телом? — Мария Павловна, но должно присутствовать должностное лицо — мне понадобится вскрывать комнату… — Послушайте, а вы что, не должностное лицо? — раздраженно спросила Мария Павловна. — У вас есть все ключи, возьмите и откройте двери. И присутствуйте, раз уж так необходимо… Макарыч растерялся. Он понимал, что за те деньги, которые платили на этой работе, трудно рассчитывать на служебное рвение, но вот так, в лоб, наталкиваться на подобное пренебрежение от самого главного лица учреждения — это было для него непростым испытанием. Хотя бы потому, что если бы подобное отношение к работе проявил любой из людей, стоящих ниже на служебной лестнице, он немедленно нажаловался бы на него выше по служебной лестнице. А вот кому жаловаться на директора? — Мария Павловна, так мне и внизу тоже надо быть, я не могу пополам порваться. — Так, господин хороший: разбирайтесь сами! Мне здесь внуков надо в садик собрать и отвести. Приеду как обычно. Директриса повесила трубку. Макарыч жалобно посмотрел на телефонный аппарат, но эта пластмассовая штука никаким образом не могла проявить к нему сочувствие. Охранник собирался было позвонить кому-нибудь рангом пониже, но как раз в это время в дверь архива позвонили. Пронзительная, хриплая трель разнеслась по коридорам архива. Макарыч чертыхнулся и повесил трубку, поспешив на зов. Около крыльца стоял потрепанный фургон с надписью «Мосводоканал». Перед дверью топтался сумрачный темнолицый парень лет двадцати пяти. — Аварийную вызывали? — спросил он с хорошо заметным южным акцентом. Макарыч поморщился. Он недолюбливал всех приезжих, а к выходцам из бывших южных республик СССР относился неприязненно. Откровенно говоря, если бы на то была его воля, охранник не пускал бы в столицу России вообще никаких иммигрантов. И уж точно он бы не хотел, чтобы этот конкретно взятый тип заходил на его территорию. С постной физиономией Макарыч сделал пару шагов назад, впуская рабочего внутрь. — Показывайте, где проблема, — сказал тот. Голос был раздражающе вежливым. — Сейчас, возьму ключи от комнаты. Там точно придется двери открывать, — проворчал охранник. Рабочий кивнул, а пока Макарыч ходил за ключами, в помещение зашли еще двое его коллег. Из них один — среднего возраста, плотный и с красным лицом, выдающим пристрастие к спиртному, а второй — крупный, напоминающий сурка тип. Скорее всего — бурят. Макарыч помнил людей этой национальности еще по армии и мог отличить их от казахов или узбеков. За то время, которое понадобилось Макарычу на текущие дела, лужа успела распространиться на большую часть коридора. Охранник, увидев это, выругался в сердцах. — Открывайте, откуда течет! — сказал темноволосый водопроводчик. Макарыч, прошлепав по луже, открыл двести тринадцатую комнату. Судя по тому, как хлынуло, дверь играла роль своеобразной плотины, сдерживавшей в комнате некоторую часть воды. Макарыч распахнул ее — и с громким бульканьем через низкий порог хлынул поток мутной жидкости с отчетливым запахом ржавчины. Охранник чертыхнулся и отошел назад. Шлепая резиновыми сапогами, водопроводчики зашли в комнату. Наметанным взглядом окинув комнату, они разошлись в разные стороны. Южанин повернулся к Макарычу и сказал: — Надо было бы отсюда вынести бумаги. Потому что мы работать будем — запачкаем, размажем тут все… Плохо будет. Охранник почесал затылок, потом махнул рукой, приглашая следовать за собой. — Я вам открою служебку здесь. Вынесете из нее стремянку и пару ящиков, возьмете у меня старые газеты, чтоб на пол постелить, и тогда перетаскаете все туда. Только не разбрасывайте сильно, чтобы документы не потерялись… Бросив тоскливый взгляд на помещение, которое он оставлял без присмотра, Макарыч пошел на первый этаж за ключами от бытовки. В это время рабочий с южной внешностью окинул помещение цепким взглядом. Если бы кто-то обратил на него внимание в этот момент и если бы этот наблюдатель обладал хотя бы зачатками аналитического мышления, он спокойно мог бы сказать, что этот тип в форме водоканала точно знает, куда ему смотреть в этом помещении. Внимания, разумеется, не обратил никто. Рабочий-славянин топтался в коридоре, сокрушенно рассматривая расширяющуюся лужу на полу. Бурят изучал источник повреждения — кран на вертикальной трубе у дальней стены. Вода из него хлестала весьма насыщенно. По штукатурке на стене уже растеклась громадная клякса, на полу плескалось сантиметра четыре мутной жидкости, а брызги из прохудившегося крана изрядно замочили два ближних стеллажа — с них буквально текло. Папки на полках уже изрядно разбухли, так что зрелище было душераздирающее. Может, и к лучшему, что рядом не оказалось никого из работников архива. Эти «бумажные черви», работающие здесь за мизерную зарплату, воспринимали повреждения содержимого полок, как раны, нанесенные живому организму. Через пять минут Макарыч открыл бытовку, с помощью водопроводчиков вынес из нее все содержимое, и началась транспортировка содержимого стеллажей из двести тринадцатой. Южанин улучил момент так, чтобы оказаться в комнате в одиночку. Бросив короткий взгляд на дверь, он подошел к третьему стеллажу слева от входной двери. Стеллаж стоял вне зоны досягаемости брызг, но с учетом предстоящего здесь ремонта трубы папки с него тоже надо было перенести в освобожденную бытовку. Южанин, шевеля губами, пробежал пальцами по корешкам папок, остановившись на одной, ничем не примечательной, картонной, с малоразборчивыми штампами на картонной обложке и с внятной надписью химическим карандашом: «Народный комиссариат искусства и просвещения Российской Советской Федеративной Социалистической республики». Еще раз глянув на дверь, южанин положил папку во внутренний карман. Потом деловито ухватил целую охапку других с того же стеллажа и понес их в бытовку. Находясь в коридоре, он выверил скорость своего перемещения так, чтобы оказаться там в одиночку. Как он и ожидал, порядка не было — несколько беспорядочных куч канцелярских папок громоздились у стен помещения. Возможно, за этим и собирались проследить, но реально эта задача была невыполнима. Не было ни времени, ни людей, которые могли бы проследить за тем, какие папки где размещаются. Южанин подошел к сложенным папкам и двинул каждую из них. Папки перемешались. Довольно хмыкнув, он добавил то, что было в его руках, к образовавшемуся хаосу. Потом спокойно отправился за новыми бумагами. Надо ли говорить, что никто не заметил той единственной тонкой папки, которую водопроводчик сунул в просторный внутренний карман своей спецовки… Глава 2 Гыча Лузянинов жил с размахом даже по московским меркам. Коттедж из импортного красного кирпича, огороженный забором, мощеные дорожки, и как будто для того, чтобы подчеркнуть, что хозяин — цыган, на обширном газоне сбоку от здания стоял большой полосатый шатер. Насколько можно было судить по суете, барон в настоящее время жил именно в этом сооружении. Неверов и группа прибыли хоть и без лишнего шума, но все-таки эффектно: шумно остановились у калитки, высыпали из микроавтобуса в полном составе — семь человек в черной полевой форме без опознавательных знаков и в вязаных масках. Забор был ими преодолен в течение двух секунд — никто не морочился тем, чтобы звонить хозяину. Майор Неверов был единственным, кто вошел во двор усадьбы через калитку — один из бойцов открыл ее изнутри. Гыча вышел из шатра в бордовом шелковом кимоно и шлепанцах на босу ногу. Крепкий, высокий, с роскошной черно-серебряной шевелюрой и такой же бородой, цыганский барон напоминал актера Михая Волонтира — того самого Будулая, за перипетиями жизни которого следил весь СССР. Он с интересом следил за тем, как его усадьбу берут штурмом. — Доброе утро, уважаемый! — сказал он, когда Неверов оказался в нескольких шагах. — Не расскажете, что за учреждение пожаловало ко мне в гости в столь ранний час? — Федеральная служба безопасности, майор Неверов, — Клим показал удостоверение. Лузянинов прочитал, что визит ему нанесло антитеррористическое подразделение, и на лице у него отразилось нешуточное любопытство. Но, насколько разглядел Клим, ни единая мышца не дрогнула на лице этого человека, ни на йоту не изменилось выражение его глаз. Хотя, быть может, цыган просто умел гениально блефовать. В последнее майор не верил — непроизвольные реакции есть у всех! — Пройдем в дом, — сказал цыган. — Присядем в гостевой комнате, поговорим… — Мы пришли не в гости, — покачал головой Неверов. — Я это прекрасно понимаю. Но где-то же нам надо поговорить нормально? — Ну пойдемте, — сказал Неверов. Гыча жестом показал следовать за ним и вальяжной походкой двинулся к коттеджу. Оказавшись в прихожей и оглядевшись, Клим подумал, что налицо конфликт культур и мировоззрений. Архитектор, который возводил коттедж, старался аккурат на те деньги, которые были ему заплачены. В этом доме не постеснялись бы жить даже те богачи, которые в придачу к своим средствам обладали еще и вкусом. А вот внутри дом был просто кричаще роскошен. Везде, куда только падал взгляд, встречались блестящие предметы либо вещи очень яркого цвета. Интерьеры куда больше соответствовали хозяину, чем наружное обличье дома. Хотя, быть может, Гыча просто купил дом у кого-то? Тогда понятно, почему он такой элегантный. Неверов проследил, чтобы все население коттеджа было собрано в одном помещении и лишено возможности свободного перемещения. А сам захватил с собой самого внушительного бойца для нагнетания атмосферы и вместе с хозяином устроился в большой комнате на первом этаже. Так и хочется сказать — в «кабинете», но с поправкой на то, кто хозяин, можно сказать, что это просто его апартаменты. — Что вам нужно? — спросил Тыча. — Мне нужно знать, что твои люди ввезли в Москву примерно неделю назад? Лузянинов удивленно вскинул брови.