На печальном том задворке, У покинутых дворов Держит фронт Василий Тёркин, В забытьи глотая кровь. Бьётся насмерть парень бравый, Так что дым стоит сырой, Словно вся страна-держава Видит Тёркина: – Герой! Что страна! Хотя бы рота Видеть издали могла, Какова его работа И какие тут дела. Только Тёркин не в обиде. Не затем на смерть идёшь, Чтобы кто-нибудь увидел. Хорошо б. А нет – ну что ж… Бьётся насмерть парень бравый — Так, как бьются на войне. И уже рукою правой Он владеет не вполне. Кость гудит от раны старой, И ему, чтоб крепче бить, Чтобы слева класть удары, Хорошо б левшою быть. Бьётся Тёркин, В драке зоркий, Утирает кровь и пот. Изнемог, убился Тёркин, Но и враг уже не тот. Далеко не та заправка, И побита морда вся, Словно яблоко-полявка, Что иначе есть нельзя. Кровь – сосульками. Однако В самый жар вступает драка. Немец горд. И Тёркин горд. – Раз ты пёс, так я – собака, Раз ты чёрт, Так сам я – чёрт! Ты не знал мою натуру, А натура – первый сорт. В клочья шкуру — Тёркин чуру Не попросит. Вот где чёрт! Кто одной боится смерти — Кто плевал на сто смертей. Пусть ты чёрт. Да наши черти Всех чертей В сто раз чертей. Бей, не милуй. Зубы стисну, А убьёшь, так и потом На тебе, как клещ, повисну, Мёртвый буду на живом. Отоспись на мне, будь ласков,