Дуглас кивнул. – Баркасы выгрузили и нагрузили вновь. Я узнавал. Ушли они тем же вечером. Дуглас вновь кивнул. А Кайден сцепил пальцы: – Если кто-то и остался, то это человек или два, слишком мало, чтобы навредить каравану. – Маг? – По пути ни одного всплеска. Я бы почуял. А если не Кайден, то Призрак. Или Тьма. Однако сущности молчали. – Думаю, дело не в грузе, – Кайден пошевелил пальцами. – Не в нынешнем… Он потер переносицу. – Каждый год Али приводит свой караван. Он идет до Бристона, а оттуда уже поднимается выше. Он привозит шелка и пряности, золото, полудрагоценные и драгоценные камни. И об этом знают. Как знают и об охране, на которую дом никогда не скупился. – Думаю, его ждали. Или не его? Ты узнавал? Не случалось ли в округе пропадать… другим караванам? Дуглас слегка наклонил голову и коснулся широкого серебряного браслета, раскрывая купол тишины: – За последние три года пропало девять караванов. – Девять?! – Кайден подался вперед. – Почему я ничего не знаю? – Семь из них были… не совсем легальны, – Дуглас поглаживал узоры на браслетах. – Скажем так, не все уважаемые купцы готовы платить подорожный сбор. А еще подушный. Товарный. И местный. Караваны числились паломниками. Кайден дернул головой. Человеческая жадность… не так уж велики налоги. – А градоправитель?.. – Знал и был в доле, а потому, когда караваны сгинули, предпочел сделать вид, будто их не было. – И паломников тоже? Дуглас развел руками и пояснил: – Мало ли что бы ты там нашел. Нет, им проще было смириться с убытками, чем внимание привлекать. Стало быть, по святым местам паломники продолжают ходить, принося градоправителю доход, которого хватает, чтобы пережить пропажу. – Еще один принадлежал некому Бхаррыкину, новгородскому купцу, который был здесь впервые. Дело расследовали. И нашли виновных. – Даже так? К градоправителю стоило наведаться. Кайдену казалось, что они с этим многоуважаемым человеком поняли друг друга. Но выходит, что именно лишь казалось. – Повесили пятерых из мелкой банды, что промышляла на дорогах. И повесили за дело, – Дуглас покосился на человека, что замер у стены, старательно делая вид, будто ему вовсе не интересны посетители. – Но вот ничего из груза отыскать не удалось. – Или так считается? – Нет, – Дуглас покачал головой. – Лорд Тирби, конечно, еще та скотина, но границы знает. Не стал бы рисковать. Соболя – вещь приметная… Как шелка. И камни. И слоновья кость. И черная земляная жижа, которую называли слезами пустыни, ибо рождалась она на старых камнях под безжалостным южным солнцем. Кайден отодвинул миску с похлебкой. – А знаешь, что еще интересно? – Дуглас вот свою порцию доел и рыбой не побрезговал. – Никто так и не понял, куда они пропали… Это временно. Кайден во всем разберется. …Тетушка Лу оказалась особой весьма деятельной. Голос ее громкий Катарина слышала то тут, то там и от этого голоса морщилась, чувствуя, как рождается в голове знакомое эхо грядущей мигрени. Но стоило тетушке замолчать, и мигрень отступала. А потом вновь. И опять. – Прошу простить мою матушку, – этот голос заставил Катарину подобраться и стиснуть покрепче круглый камень со скрытым внутри плетением. Камню давно следовало бы подыскать достойную оправу, но Катарина откладывала это дело. Как и все прочие дела. – И прошу простить меня, если напугал, – Кевин – или Гевин? – поклонился. – Мне показалось, что вам одиноко, и лишь поэтому я осмелился нарушить ваш покой. – Ничего страшного, – солгала Катарина. А ей казалось, что этот старый балкон, что приклеился к западному крылу, в достаточной мере сокрыт от посторонних глаз. Не угадала. – Вижу, вам моя компания неприятна? – Я привыкла к одиночеству, – она старательно отводила взгляд, потому что близость этого человека заставляла нервничать. Лучше смотреть на вьюнок, который обжился в мраморных цветочницах, где некогда обретались розы и прочие благородные создания. Ныне от них остались сухие стебли, которые служили вьюнку опорой. – Понимаю… Кевин? Или все-таки Гевин? Переоделся. И домашний костюм из мягкого твида ему идет, как и темный шейный платок, завязанный небрежным узлом. Мужчина красив, но не красивей Джона. Да и вообще… в последние годы вокруг Катарины появилось множество привлекательных мужчин, которые полагали, будто эта привлекательность дает им какие-то права на Катарину. – В колониях, должно быть, все иначе… Он замолчал. А Катарина кивнула. Она понятия не имела, как там в колониях, но подозревала, что действительно тамошняя жизнь изрядно отличалась от привычной. – Матушка полагает, что мы можем составить друг другу партию, – ее окинули оценивающим взглядом, который заставил поежиться. – Не думаю, что готова к новому замужеству. – Вы ведь немолоды. Это прозвучало почти обидно, хотя и было правдой. Двадцать семь – действительно много. Слишком много, чтобы рассчитывать, что она, Катарина, кого-то заинтересует. – И дальше ждать нечего. Гевин – она решила, что это все-таки он, – явно превратно истолковал ее молчание. – Конечно, вы все еще хороши собой… – Спасибо. Он отмахнулся от этой благодарности как от чего-то ничтожного. – И содержание ваш отец определил вам весьма достойное, но этого мало. Вы должны понимать, что ваш предыдущий брак, репутация вашей матушки, да и сама ваша жизнь – ведь о свободных нравах колоний ходит немало слухов – весьма затруднят обретение вами личного счастья. Я же предлагаю сделку. Катарина обняла себя. – Вы получите имя. Титул, который отойдет ко мне после смерти отца… – А он собрался умирать? – Вы забавны. Нет, конечно, но все мы смертны и рано или поздно титул станет моим, как и семейное дело. Я смогу вас обеспечить. – Мне казалось, я уже обеспечена. – Мы покинем эту глушь. Вы достойны того, чтобы быть представленной ко двору. Катарину передернуло. – Дом в столице. Поместье где-нибудь поблизости. Балы. Вечера. Суета и сплетни. Страх сделать что-то не так, снова не так, потому что «так» у Катарины не получается, несмотря на все ее старания. А ведь она старалась искренне. Скрытые насмешки. Уколы.