– Псст! – И Настасье: – Женский так женский. Поняла, что при лишних разговора не будет. Ефимья сказала мужчинам радушно: – Посидите, гости, попотчуйтесь. А мы пойдем в мою светелку. Про наше, бабье, поговорим. У Ананьина и Лошинского лица сделались тревожны, Горшенин масляно улыбнулся, по нему никогда не поймешь, о чем думает. Женщины поднялись, мужчины остались ждать, что решат великие женки. Подле самой двери Настасья махнула Захару – тот подлетел, семеня от показного усердия. – Важно ступай, – шепнула она. – И так на шпыня похож, с бритой рожей. Он приосанился, расправил плечи, пошел за женами важно. * * * Тесная светелка была похожа на узорчатую шкатулку. Борецкая покосилась на златошелковые стены, бухарские ковры, венецианские зеркала неодобрительно. Она уюта и красоты не любила. У нее самой в доме все палаты были просторны, воздушны, по-монашески голы. Сели так: Марфа прямо, словно гвоздь вколотила, Ефимия – легко, по-птичьи, Настасья – неспешно, увесисто. Без мужчин сразу перешли к делу, зря время тратить не стали. – Вчера он уже в Крестах был, – сказала Григориева. – И дале поехал. – Это вся твоя весть? – покривилась Борецкая. – Без тебя ведомо. Следят мои, доносят. Вчера Иван проехал от Крестов всего двенадцать поприщ и встал лагерем. Затеял на зайцев охотиться. Не спешит. Томит нас нарочно. Когда до города доберется – один Бог знает. Захар из-за Настасьиного плеча тихо молвил: – Великий князь к Новгороду будет через шесть дней. В город не войдет, встанет в Рюриковом городище, у наместника Семена Борисова. Каменная слышала про это впервые, но виду не подала. Что ж? Она ведь у Захара про то не спрашивала. Отметила про себя: своеволен. Ему было велено помалкивать, пока не спросят, а влез. Но получилось кстати. Объяснила: – Захар это, ближний мой человек. Расскажи боярыням, что мне сказывал. Говорил Захар как должно – почтительно, но без подобострастия. Услышав, что московский государь более всего интересуется тремя новгородскими женками, Шелковая с Железной переглянулись. – Войска с ним сколько? – спросила Марфа. – Мне про это разное доносят. Не прикидывается ли он, что с миром к нам идет? Не захватит ли город? Захар, молодец, ответил не сразу – сначала взглядом испросил у Настасьи разрешения. Она кивнула. – Чтоб город брать мечом, войска у Ивана Васильевича мало. Но чтоб себя оборонить – достаточно. Он осторожен. Оружных с ним три тысячи человек, да слуг и обозных с тысячу. – Значит, все же не воевать пришел, волчище, – вздохнула Горшенина. – И то слава Богу. Борецкая смотрела на григориевского человека недоверчиво. – Да кто ты такой, что Ивановы разговоры слушаешь и даже тайные его думы ведаешь? Откуда такая близость? – О том ведомо госпоже Настасье, а тебе, боярыня, не прогневайся, знать незачем, – тихо, но твердо ответил Захар, и тут Григориева окончательно поняла, что из парня будет прок. – Теперь поди, – отослала она рассказчика. Говорить прямо и начистоту можно было только втроем. Сразу и начала: – Нам с тобою, Марфа, дружка дружке голову морочить нечего. Врагинями были, врагинями и останемся – до тех пор, пока я тебя в прах не сотру. Либо ты меня, – добавила Настасья, усмехнувшись и тем показывая, что во второе не верит. – Но сейчас у нас всех одна туга, одна беда, и нужно нам, великим женкам, стоять вместе, иначе сгинем и отчину свою погубим. Если опять выйдет, как в семьдесят девятом году – я в лес, ты по дрова, Новгороду конец… Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.