– Ох, все я перепутала… Извини – одурела совсем от гормонов, жары и всего прочего. – Анна выдавила из себя улыбку. – Да, я ездила к новой клиентке. Просто сил не было больше сидеть дома. Это было самое удачное объяснение, которое она смогла придумать, но Эрика покосилась на нее с сомнением. – Новая клиентка? Сейчас? Когда ребенок уже на подходе? Как у тебя сил хватит? – Ох, да нет, это небольшой заказ – так, чтобы занять себя чем-то в ожидании родов. Эрика по-прежнему смотрела на нее с подозрением, но в конце концов, похоже, решила оставить эту тему. Анна осторожно перевела дух. – Это здесь, – сказала сестра, указывая на витрину магазина, в котором были выставлены подвенечные платья. Через окно они увидели Кристину, которая пришла раньше их и уже вовсю обсуждала что-то с продавщицей. – Зачем здесь такое глубокое декольте? – услышали они ее громкий голос, едва переступив порог. – Не помню, чтобы тут был такой вырез, когда я видела его в прошлый раз. В таком виде я точно не смогу показаться на люди! Боже, я буду выглядеть, как хозяйка борделя! Должно быть, вы что-то сделали с вырезом! – Мы ничего в нем не меняли, – ответила продавщица. Она, казалось, слегка вспотела, и Анна посмотрела на нее полным сочувствия взглядом. Свекровь Эрики ей нравилась – в ней нет ничего плохого, но иногда ее бывает чересчур много – особенно с непривычки. – Может быть, померить его еще раз? – предложила Эрика. – Вещи иногда смотрятся на живом человеке совсем по-другому, нежели на вешалке. – Как это – по-другому? – возмущенно переспросила Кристина, целуя в щеку сперва Эрику, потом Анну. – Боже, какая ты стала большая! На секунду Анна задумалась, как лучше ответить, и в конце концов решила промолчать. С Кристиной лучше держаться осторожнее. – Совершенно не понимаю, как это платье может выглядеть по-другому, – продолжала Кристина, – но я примерю его, чтобы показать вам, что я права и что-то случилось с вырезом. – Она резко развернулась и пошла в примерочную. – Вы же не собираетесь оставаться здесь? – строго сказала продавщице, зашедшей в примерочную повесить платье. – Всякой услужливости есть пределы. В нижнем белье я показываюсь только своему мужу, спасибо большое. Она вытолкнула женщину из кабинки и царственным жестом задернула шторку. Анна изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос, так что на глазах даже выступили слезы. Взгляд, брошенный на Эрику, показал, что та находится примерно в таком же состоянии. – Простите, – шепнула Эрика продавщице, которая лишь пожала плечами и тоже шепотом ответила: – Я не первый день работаю в свадебном салоне и видала кое-что покруче, поверьте. – Ну и как, по-вашему, я должна застегнуть эту молнию? – прошипела Кристина, отдергивая занавеску. Она уже залезла в платье и прижимала его к груди, чтобы оно не упало. С ангельским терпением продавщица подошла к ней и застегнула молнию на спине. Затем отступила на пару шагов, давай невесте увидеть себя в большом зеркале. Несколько мгновений Кристина молчала. Потом изумленно проговорила: – Оно же… великолепно! Эрика и Анна встали рядом с ней. Анна улыбнулась ей. – Восхитительное платье, – сказала она. – Ты потрясающе выглядишь. Эрика кивнула, и Анна заметила, что у сестры на глазах слезы. Сестры внимательно разглядывали каждую деталь платья Кристины. Та выбрала узкое платье-футляр серебристо-серого цвета. Вырез был совсем не такой глубокий, в самый раз – и красивой формы. Короткие рукава заканчивались ажурным швом. Платье было чуть короче спереди, чем сзади, и прекрасно подчеркивало хорошо сохранившуюся фигуру Кристины. – Ты выглядишь сногсшибательно! – проговорила Эрика, незаметно утирая слезу. Кристина неожиданно повернулась к ней и обняла. Такое с ней случалось нечасто – обычно она избегала физического контакта; исключением были лишь внуки, которых она осыпала поцелуями. Это был чудесный миг – но он так же быстро и закончился. – Ну что ж, давайте посмотрим, что мы сможем найти для вас, девочки. С тобой Анна, конечно, придется поломать голову… боже мой, ты уверена, что у тебя там не близнецы? За спиной у Кристины Анна кинула на сестру полный отчаяния взгляд. Но старшая сестра только ухмыльнулась и прошептала театральным шепотом: – «Фъяльревен». * * * Джеймс смотрел на кроны деревьев. Стоял полный штиль, слышалось лишь карканье ворон и редкое шуршание в кустах. В сезон он был бы куда активнее, но сейчас сидел здесь скорее из желания уединиться. Охота на косуль открывалась лишь через несколько недель, но Джеймс всегда находил, во что выстрелить ради тренировки. В лису или голубя. Один раз даже убил кобру из своей сторожевой башни на ветвях дерева. Лес он всегда любил. Людей, если быть до конца честным, он не понимал. Наверное, поэтому так комфортно чувствовал себя в армии. Здесь так мало места уделялось людям и так много – стратегии и логике, а эмоции следовало отложить в сторону. Угроза шла снаружи; ответом был не диалог, а действие. Джеймса и его людей подключали тогда, когда все возможности для переговоров уже были исчерпаны. Единственным близким человеком для него был Карл-Густав. Только он понимал Джеймса – да, они понимали друг друга, и этого чувства он с тех пор не испытывал. Когда Сэм был маленьким, Джеймс пытался взять его с собой на охоту, но все пошло к черту – как и все, связанное с сыном. Ему было тогда три года, и он не мог молчать или сидеть смирно больше чем пару минут. В конце концов терпение Джеймса лопнуло. Он схватил Сэма за куртку и отбросил его в сторону. И, конечно же, это нелепое дитя сломало себе правую руку. Он вообще не должен был пострадать; всем известно, какие дети мягкие и гибкие. Но, как и положено, Сэм все испортил, упав на торчащий камень. Врачу и Хелене Джеймс сказал, что Сэм упал с соседской лошади. У мальчишки хватило ума не разболтать. Он лишь кивнул и сказал «глупая лошадь». Все же Джеймсу спокойнее всего было здесь, на природе. Если б можно было выбирать, он проводил бы так все свое время. Чем старше становился, тем меньше понимал, зачем ехать домой. Армия стала ему домом. Само собой, не его личный состав – Джеймс только фыркал над теми, кто считал, что в армии все братья. Трудно оказаться дальше от истины. Для него его личный состав – как пешки на игровой доске, средство для достижения поставленной цели. Именно этого ему так не хватало. Логики. Простых ровных линий. Легких ответов. В процессах со сложными вопросами он никогда не принимал участие. Политика. Власть. Деньги. Никогда речь не шла о гуманизме, о помощи или о мире. Все сводилось к тому, кто над кем получит власть и куда направится поток денег с помощью политических решений. Ничего больше. Но люди наивны и хотят приписывать своим лидерам благородные мотивы… Джеймс поправил рюкзак и двинулся дальше по тропинке. Человеческая наивность сыграла им на руку. Никто не знал всей правды о Хелене – о том, на что она в действительности способна. * * * Турбьёрн, стоявший у сеновала семьи Берг, обернулся к Патрику. – Что включено в решение об обыске? – спросил он. – Все строения на участке, – ответил Хедстрём, – в том числе сеновал и сарай с садовым инвентарем. Турбьёрн кивнул и отдал несколько кратких распоряжений своим сотрудникам. Сегодня их было трое – две женщины и мужчина. Это были те же люди, кто обследовал поляну, на которой обнаружили Нею, но Патрик лучше запоминал лица, чем имена, и даже под угрозой расстрела не вспомнил бы, кого из них как зовут. Все, кто находился здесь – и криминалисты, и полицейские, – надели бахилы; выражение их лиц было мрачным. Но Патрику и его коллегам выпала роль наблюдателей, в целом же им предписывалось не мешать. Чем меньше людей разгуливало по объекту обыска, тем лучше. Подумав об этом, Патрик мысленно поблагодарил всех богов за то, что Мелльберг в этот день решил остаться в участке. Обычно он редко упускал шанс оказаться в центре событий, но жара в сочетании с избыточным весом шефа заставили его сегодня предпочесть свой кабинет, где постоянно гудели три вентилятора. Патрик отозвал Йосту в сторонку, в тень жилого дома. Первый разговор с семьей он поручил ему, а сам остался снаружи и слышал возмущенные голоса из кухни. – Как там семья? Успокоились? Йоста кивнул. – Да. Я разъяснил, что это стандартный алгоритм в подобных случаях. Что это нужно, дабы исключить все возможности. – Они согласились? – Думаю, они решили согласиться, понимая, что у них нет выбора. Но веселого тут мало. – Йоста поморщился. – Знаю, – произнес Патрик, положив руку ему на рукав. – Сделаем свое дело как можно скорее и эффективнее, а потом уж оставим их в покое. Флюгаре глубоко вздохнул, наблюдая, как Турбьёрн и его сотрудники заносят в дом оборудование. – Кстати, вчера вечером я нашел кое-что интересное, – сказал он. – Когда просматривал заявления по поводу сексуальных посягательств. Хедстрём поднял брови. – Туре Карлсон, проживающий в Уддевалле, приезжал в начале мая в Танумсхеде, – продолжал Йоста. – В заявлении указано, что он пытался познакомиться с пятилетней девочкой в торговом центре. Возле туалетов. Патрик похолодел. – А где он сейчас? – Я уже позвонил коллегам в Уддеваллу – они его проверят, – ответил Флюгаре. Хедстрём, кивнув, снова взглянул в сторону дома. На этот раз эксперты-криминалисты решили не разделяться; все работали в одном месте, проходя комнату за комнатой. Патрик нервничал и чувствовал себя неуместно, стоя во дворе в слепящем свете солнца. Он слышал, как Турбёрн попросил всех членов семьи выйти из дома; сначала вышел Петер, затем его родители и последней – Эва. Она моргала, щурясь на солнце; Патрик подумал, что Эва не выходила из дому с тех пор, как они обнаружили Нею. Петер медленно подошел к Хедстрёму, стоящему в тени яблони. – Когда это закончится? – тихо спросил он и уселся на траву. Патрик уселся рядом с ним. Он видел, как родители Петера на повышенных тонах разговаривают с Йостой чуть в стороне. Эва, сжав руки, уселась на стул возле дома и уставилась в крышку стола. – Через пару часов мы закончим, – проговорил он, хотя и понимал, что Петер говорит не об этом. Патрик имел в виду горе. И тут он ничем не мог помочь. Никакие слова не могли дать утешения. Они с Эрикой побывали на волоске от трагедии – тогда, после страшной автомобильной аварии. Но беда прошла стороной. Впрочем, это несравнимо с той пропастью, в которой оказались сейчас родители Неи. Такое даже представить себе трудно. – Кто мог такое сотворить? – проговорил Петер, машинально выдирая из газона травинки.