– Алиса Лисовская – ваша пациентка? – огорошил меня неожиданным вопросом майор. – Не совсем, но да, я тоже ею занимаюсь. Это входит в мои обязанности, как руководителя отделения. – Господин Черный сообщил, что пока девушка не в состоянии ответить на мои вопросы. Вы подтверждаете эту информацию? – Да. Ей действительно очень трудно говорить. – Но все-таки возможно? – продолжал гнуть свою линию пес. Я нахмурилась. – Если редкие односложные слова, которые девочке приходится делать с большим усилием, можно назвать утвердительным ответом на ваш вопрос, то я бы сказала «да». Но как врач, который хорошо представляет последствия смещения лицевых костей в результате преждевременной нагрузки на челюстные мышцы, я бы все-таки ответила «нет», товарищ майор. Что конкретно вас интересует? Песики на полках подобрались и бесшумно оскалились. – Я хочу знать обстоятельства, при которых к вам попала эта пациентка. – А постановление прокурора у вас есть? Оборотень молча протянул бумагу. И, пробежав ее глазами, я неохотно кивнула: все было сделано как надо. – Девочку доставила «Скорая». В пятницу. Около двадцати тридцати. Принимал ее доктор Черный. И он же ее оперировал. – Какие у нее были травмы? Я по памяти перечислила. – Почему главврачу пришлось делать это в одиночестве? – снова осведомился пес. – Потому что другие врачи были заняты. В дежурный день работают сразу три операционные. В тот день поступило много народу, поэтому Юрию Ивановичу пришлось пойти в операционную лично. – Хорошо. Что вы можете сказать о причине травм госпожи Лисовской? – По «Скорой» нам передали, что ее привезли после аварии. Откуда, можете посмотреть в регистрационном журнале, – добавила я, пока он не задал очередного вопроса. – Там же указана фамилия врача, который ее доставил. А также контактный телефон диспетчера, у которого можно проверить эту информацию. Подробности мне неизвестны: я не детектив. А сама Алиса пока не способна рассказать детали. Знаю только, что машину и водителя она не видела. Все случилось неожиданно. – Как вы оцениваете ее состояние на данный момент? – Травмы были очень тяжелыми, но сейчас она выздоравливает. – Когда я смогу с ней побеседовать? Я на мгновение задумалась. – Скорее всего, послезавтра. Мы планируем снять гипс с лица через два дня, если будет нормальным рентген. При хорошем состоянии нижней челюсти она к этому времени сможет разговаривать. – Почему так долго? – с нескрываемым подозрением уточнил майор. – У Алисы врожденная патология – она не способна усваивать сырой белок. Поэтому восполнять его потери мы можем только аминокислотами, парентерально, то есть в капельницах. Это существенно замедляет процесс регенерации. Майор снова нахмурился, но потом кивнул. – Благодарю. Через два дня я вас навещу. Если вы что-то вспомните или у вас возникнут вопросы, будьте добры позвонить. Номер телефона я оставил у вашего руководителя. – Простите, товарищ майор… – спохватилась я, заметив, что он собрался встать. – Можно задать вопрос сразу: скажите, в чем дело? Почему вы интересуетесь деталями этой аварии? У оборотня недобро сверкнули глаза. – Есть основания полагать, что авария была неслучайной. Хорошего дня, госпожа Белова. Надеюсь, в следующую нашу встречу у меня появится более полная информация по этому делу. Глава 7 «Вот тебе и инспектор Гав, – растерянно подумала я, когда за гостем закрылась дверь. – Неужели Алиску и впрямь сбили намеренно?» Откинувшись в кресле, я так и этак повертела эту мысль, но в конце концов пришла к выводу, что это не так уж невероятно. Водитель с места аварии скрылся. Судя по вопросам майора, его до сих пор так и не нашли. А Лисовский-старший – видный бизнесмен. И готова дать стопроцентную гарантию, что у него масса конкурентов, которые спят и видят, как бы подвинуть деловитого оборотня со сцены. Но тогда непонятно, почему его дети расхаживают без охраны? Майор бы не пришел ко мне просто так, верно? Было бы дело лишь в сбежавшем дураке, который оставил девочку умирать на дороге, нас бы никто не опрашивал. Значит, отец Алисы рассматривал такую вероятность событий. Возможно, напряг свои немаленькие связи с просьбой уточнить обстоятельства дела. Но если он хотя бы на миг заподозрил… даже на крохотную капелюшку усомнился, что авария была неслучайной, то почему тогда напротив входа в наше отделение все еще не стоит его личная охрана? И почему он не настоял на усилении магической защиты вокруг палаты, где находилась Алиса? – Странно все это, – пробормотала я, рассеянно раскачиваясь в кресле вперед-назад. И довольно долго еще сидела, переваривая необычные сведения и силясь понять мотивы поведения Лисовского-отца. За окном давно стемнело, а я все так же рассеянно таращилась на экран монитора, на котором застыли в неподвижности важные для меня цифры. Алиса Лисовская… милая девочка, которую, возможно, кто-то пожелал убить. Почему отец так мало о тебе знает? Почему ты до сих пор не изъявила желания его увидеть? Отчего он, если был заинтересован, не позаботился о твоей защите? И как вообще вышло, что ты оказалась одна поздним вечером, на окраине большого города, да еще и без бдительной охраны, которая могла уберечь тебя от неприятностей? От раздумий меня отвлек стук двери. Черт! Шеф! Кажется, собрался сегодня домой пораньше? Я опрометью вскочила, едва не опрокинув кресло, молнией метнулась к двери, повернула в замке ключ, выключила свет, быстрее молнии метнулась обратно к компу, ткнула кнопку на мониторе. И, услышав снаружи тяжелые шаги, замерла у стола в неудобной позе, на всякий случай затаив дыхание. Шаги остановились напротив двери, и в коридоре ненадолго стало тихо. Один раз Юрий Иванович мог бы поверить, что я случайно задержалась на работе. Во второй он бы точно спросил, в чем дело. На третий раз его подозрения окрепли бы до такой степени, что мне грозил допрос с пристрастием. А я женщина гордая. И со своими неприятностями привыкла справляться сама. Само собой, если сильно прижмет, я, как приличная ведьма, приду к нему с повинной и во всем покаюсь. Даже помощи попрошу, потому что дурой не была и старалась, чтобы и остальные так считали. Но пока ситуация находилась под контролем. Я была сыта, одета, обута, у меня имелась крыша над головой, источник дохода и нормальное рабочее место. Ну а проблемы с Лисовским-старшим и вовсе никого не касались, тем более что к концу недели Алиска, я надеюсь, все-таки встанет на ноги и у ее отца больше не будет повода сюда приходить. Пока я размышляла, ручка на двери с тихим скрипом наклонилась и, помедлив, вернулась в исходное положение. А еще через пару мгновений шаги в коридоре возобновились, и я смогла перевести дух. Фу-у-у… обошлось. Надо будет завтра на обход попозже прийти, что ли? А то, зная, какая я любительница поспать, кто-нибудь ляпнет не вовремя, что я стала приходить ни свет ни заря, и шеф ненароком заинтересуется. А наш некромант в гневе бывает страшен. Так что пусть он лучше ничего не знает. И ему так спокойнее, и мне. Услышав, как за окном заурчала мотором машина, я на цыпочках, по-прежнему не включая свет, подкралась к окну и проследила, как со стоянки выезжает старенький «ауди». Вот теперь можно включать свет. Обратно шеф точно не вернется, а охранника на входе я предупрежу, чтобы в случае экстренной ситуации сразу позвонил. Заодно надо предупредить его, чтоб не болтал. А взамен я ему потом бесплатный пропуск на Кубок России по мотофристайлу добуду. Говорят, парень – фанат этого вида спорта, а у меня на примете как раз есть знакомый вампир, который мог бы достать билетик. Эх, жаль, что Сережка сегодня выписался. Ну ничего. Телефон на истории болезни все равно остался, а умыкнуть ее из стола Игоря дело пяти минут. Так. Ладно. На чем я остановилась? Неожиданно мое внимание привлек птичий гомон за другим окном. Я сперва не подумала дурного. Ну чирикают и чирикают себе воробьи. Но потом заметила необычайное оживление на карнизе. Вспомнила, что не так давно открывала окно. А еще через миг вспомнила о коробке и кинулась к раме с испуганным криком: – Мой пончик! Увы. Крючок на раме сыграл со мной злую шутку, и вместо того, чтобы удержать коробку на карнизе, он слегка приоткрыл крышку, сделав мою заначку доступной для воробьев и синиц. Когда я высунулась из окна и яростно замахала руками, они целой стайкой разлетелись кто куда. А когда я заглянула внутрь, из моей груди вырвался горестный стон, и почти сразу над притихшей стоянкой пронеся мой возмущенный вопль: – Сволочи пернатые! Что вы наделали?! От роскошного, моего единственного и восхитительно сладкого пончика остались лишь жалкие крошки. Гребаные птички успели склевать его весь! Поэтому все, что мне осталось, это со злостью смотреть на крохотные осколки некогда белой глазури и измысливать страшную кару для проклятых тварей, которые лишили меня заслуженного ужина. – Гады, – печально повторила я, уронив коробку на подоконник. – Какие же вы все-таки гады! – Чирик-чирик, – дружно отозвались насытившиеся воробьи и вместе с синицами запрыгали по проводам, выразительно поглядывая в мою сторону. Явно в надежде, что я подам им еще что-нибудь вкусненькое. С грохотом захлопнув окно, я плюхнулась на стоящую рядом кушетку и, подперев голову рукой, с унылым видом уставилась на стену. Есть захотелось с удвоенной силой. При воспоминании о вкусном пончике рот сам собой наполнился слюной. В животе тут же забурчало. Я даже пожалела, что в нашей клинике было не принято брать подарки от пациентов, и подумала, что именно сейчас мне бы очень пригодилась подаренная каким-нибудь оборотнем шоколадка. – Пойти, что ли, кофе еще налить? – задумчиво произнесла я вслух, очень кстати вспомнив, что в ординаторской остался казенный сахар. Риск быть застуканной дежурным персоналом, конечно, имелся, но есть хотелось все сильнее, а время ужина в больнице давно прошло. Эх, была не была… Я кинула взгляд на часы, а затем решительно спустилась на второй этаж. Тихонько пробравшись мимо сестринской, я прокралась в заветную комнату для врачей, прекрасно зная, что дежуранты в это время делали вечерний обход. Пациенты, разумеется, все до одного находились в палатах, дежурная сестра спокойно пила чай у себя. Так что мне никто не помешал набулькать большущую кружку горячего кофе и, бухнув туда сразу пять ложек сахара, так же осторожно отправиться в обратный путь. Когда я добралась до лестницы, снизу раздались раздраженные мужские голоса. Благодаря форме холла, слышимость была хорошей, однако слов я так и не разобрала. Поздние посетители ссорились тихо, видимо, зная об оставшемся в дежурке охраннике. Но по рыкающим голосам я быстро поняла, что это ссора между двумя оборотнями. Встревать в чужие разборки мне, конечно же, не следовало, но, зная вспыльчивый нрав мохнатиков, я не могла не спуститься и не выглянуть из-за угла. Как оказалось, ссорились и впрямь оборотни. Точнее, лисы. А еще точнее – отец и сын Лисовские, при виде которых я так и застыла, держа в руке дымящуюся кружку. Вероятно, они уже закончили выяснять отношения, потому что в коридоре неожиданно стало тихо. Видеть я могла только Лисовского-старшего – Андрей стоял ко мне спиной. Но по напряженным позам нелюдей было ясно: оба недовольны исходом разговора. Мальчик набычился и смотрел на отца снизу вверх, словно подросший пес, бросивший вызов более опытному сопернику. Его отец был бледен, а на лице застыла жутковатая полузвериная маска. Которая стала еще страшнее, когда из глотки пацана вырвался низкий, вибрирующий и откровенно угрожающий рык.