– Она… была обречена? А я… – В то время она всего лишь подозревала неладное. Медики сомневались и недоговаривали, она маялась предчувствиями, но, будучи человеком волевым, успешно гнала от себя нехорошие мысли. До поры до времени… – А я, значит… – Ты не виновата. – Я таки ведьма… – Да, конечно. Возможно, потенциальная флаг-ведьма. Неинициированная… У тебя это странно преломилось – ты ловишь чужие тайны. Бессознательно. В состоянии стресса… Давай-ка ешь. Ивга послушно опустила глаза в тарелку. Вяло поковыряла вилкой остывающий куриный бок, вспомнила, что не хотела ничего заказывать, прерывисто вздохнула, отодвинула тарелку: – Сегодня я поймала… вашу тайну тоже? И что мне за это будет?.. – Ничего. – Хотелось бы верить… – Ивга, ты хотела заниматься… этими художественными промыслами? Или просто – подвернулось место в училище? – Я вроде как хотела… вроде как дизайнером. Ну а потом… – Перехотела? Ивга помолчала. Отвернулась. – Скажите честно… Назар от меня отказался? – Нет. – Я думала… если человек… ну вроде как любит… он способен… простить. – Она передохнула. – Ведьме, что она ведьма. – Если бы ты действительно так думала, ты призналась бы Назару. Сама. – Инквизитор отыскал на столе пепельницу. Ивга помолчала. – С вами… тяжело. Вы часто говорите то, что не хочется слышать. (Дюнка. Апрель) Он не был на этой могиле без малого три месяца; со времени последнего посещения многое изменилось. Исчезли деревянные вазы с тусклыми зимними цветами и появилось надгробие из черного матового камня, с барельефом на шероховатой грани; ночью шел дождь, и Дюнкино лицо на барельефе было мокрым и странно живым. Клаву показалось даже, что на плечах подрагивают сосульки слипшихся волос – но, конечно, это было не так. Кладбищенский скульптор имел перед глазами старую Дюнкину фотографию, где волосы ее, чуть вьющиеся и совершенно сухие, собраны были в пышную праздничную прическу. Клав испытал что-то вроде раскаяния. С самого дня похорон он не виделся ни с кем из ее родичей; так велика была обида, нанесенная теми словами? «Имей совесть, Клавдий. Ты ведешь себя так, будто Докию любил ты один». Это правда. Он не хотел делиться своим горем. Дюнка была – его… Теперь он стоит перед ухоженной, обустроенной могилой, смотрит на каменную, но неприятно живую Дюнку и пытается прогнать навязчивый, изводящий вопрос. А вдруг там, внизу, под камнем… Она – там? Или там пусто? А если она – там?! День был неестественно холодным, странно холодным для весны. Клав дрожал, обхватив плечи руками, и пытался стряхнуть с ботинок наползающую от земли сырость. Этот тепловоз он не забудет до конца дней своих. Он даже на трамвайный путь в жизни своей не выйдет, более того – две нарисованные рядом черты будут означать для него рельсы. И вызывать содрогание… Где Дюнка? Здесь, под черным камнем, или там, в запертой душной квартирке? Куда ему хочешь не хочешь, а надо возвращаться? Третий день над землей лежит густой, непроглядный туман. И съедает звуки. Одно совпадение – неприятно. Два совпадения… Собственно, почему их не может быть два? Сколько людей ежегодно гибнет под колесами товарняков и электричек? Особенно в туман. Или по пьяни… Клав потрогал голову. Вчера, вернувшись в общежитие, он безмолвно выпил пузатую бутылку припасенного на праздник коньяка – Юлек Митец, заставший его с опустевшей посудиной, едва не лишился чувств. Во-первых, жалко было благородного напитка, во-вторых… Собственно, с Клавом ничего не произошло. Кажется, он даже не опьянел; у него, правда, отнялись ноги, но голова оставалась до обидного ясной, и в ней вертелась, как обезумевшая белка в колесе, одна-единственная мысль. Какая – Клав никогда не скажет вслух. Более того – и думать об этом преступно. Может быть, он все-таки был тогда пьян? Может быть, он не помнит? Может быть, сидя с Дюнкой у костерка, они пытались согреться… изнутри?.. Нет. Это сегодня холодно – а в тот день было тепло, по-весеннему уютно, и голова его была трез-ва-я… Каменная Дюнка смотрела укоризненно. Будто хотела сказать – и ты готов так про меня подумать? Про меня?! – А ты ли… – прошептал Клав еле слышно. На черный камень безбоязненно уселась круглая, как шар, радостная весенняя синица. Глава 6 За три квартала от площади Победного Штурма в его машине замигал красный огонек. Экстренный вызов; Клавдий запрещал тревожить себя на ходу, если дело терпит. Красный огонек на пульте иногда снился ему по ночам – назойливый, колющий, означающий тревогу. – Да погибнет скверна… – звенящий от напряжения голос диспетчера. – Сигнал… От Графини. Красный сигнал. – Принял, – глухо отозвался Клавдий. – Откуда? – Оперный театр… – Усиленный наряд. Я буду через десять минут. Он не стал класть трубку, бросил на кресло рядом; прикрыл глаза, вызывая в памяти карту центра города. Резко развернул руль; Ивга на заднем сиденье тихо ойкнула. Графиней была Хелена Торка. Осведомителем она не могла быть по определению, Клавдий никогда и не ждал от нее сведений – и условную кличку отвел ей просто так, для порядка; красный сигнал от нее был равнозначен воплю ужаса. Девчонка на заднем сиденье молчала. Ни о чем не спрашивает, умница. – Мы едем в оперу, – пробормотал Клавдий сквозь зубы. Кинулась под колеса булыжная мостовая; через минуту снова сменилась асфальтом, Клавдий ловко обогнал огромную, как бегемот, прогулочную машину и следующую – фургончик, и следующую… – Я думала, вы не умеете водить, – шепотом сказала Ивга. Клавдий сбавил темп, позволяя маячащему впереди светофору сменить красный свет на зеленый. Прибавил газу, проскочил на желтый и еще раз проскочил; оперный театр открылся весь, сразу – массивное здание в лжеклассическом стиле, цвета слоновой кости, с медным гербом города на величественном фасаде и кучкой людей перед главным входом. До начала вечернего спектакля еще час… Клавдий удержался от соблазна бросить «Граф» прямо на пешеходную площадь перед театром, туда, где появление чего-либо на четырех колесах было бы громом среди ясного неба; не стоит раньше времени поднимать шум. Кажется, шума и без того не удастся избежать. Он встал у тротуара прямо под знаком «стоянка запрещена» и заглушил мотор. Стиснул зубы. Ох, как много ведьм в этом здании. Инициированных. Действующих. Просто не верится, что столько ведьм может оказаться на свободе – и в одном месте… – Мне страшно, – сказала Ивга за его спиной. Она тоже чувствует. Только пока не умеет разбираться в своих ощущениях. – Посиди в машине, – бросил он глухо. – Хотя нет… Пойдем со мной. От меня ни на шаг… Одновременно справа и слева, и еще чуть дальше на служебной стоянке припарковались три ничем не примечательные машины; Клавдий еле заметно кивнул. Вот так прибывает отряд спецназначения – не то автобус с экскурсантами, не то конфеты в буфет привезли… Новый тезис к старой внутриведомственной дискуссии «Должен ли Великий Инквизитор лично принимать участие в оперативных выездах?». Если выезд происходит по «красному» сигналу от Хелены Торки – должен. В труппе оперного – полтора десятка «глухих», неинициированных ведьм. В училище – десять… Действующей – ни одной, во всяком случае, по сводкам; откуда?..