Вокруг и позади него послышались новые хохотки. Он огляделся по сторонам с лукавой и по-мальчишески открытой улыбкой. — И твои слова… смешны для нас. Эсменет ощутила, что её свита подобралась в смятении и ярости, однако она была слишком старой шлюхой для того, чтобы подобное презрение и насмешка могли подействовать на неё. В конце концов, её позор был их собственным позором. Если жены только догадываются, шлюхи знают: чем сильней смех, тем горше слезы. — А что говорил Фан? — не возражая, с насмешкой ответила она. — Прокляты те, кто осмеивает собственных матерей? В наступившей тишине какой-то дурак коротко реготнул с высоты на восточной башне, пока под рокот собственных боевых барабанов падираджа обдумывал ответ. — Ты мне не мать, — наконец проговорил он. — Но ты, тем не менее, ведешь себя как мой сын, — вдохновенно продолжила она, — непослушный и приносящий несчастья. На лице Фанайала появилось настороженное подобие предшествовавшей улыбки. — Подозреваю, что ты привыкла к несчастьям, — ответил он. — Ты — крепкая и стойкая мать. Но не для моего народа, императрица. Наш дом не покорится никакому идолопоклоннику. Если прежнее возмущение не оставило на ней следа, эти слова потребовали ответа. — Тогда зачем тебе эти переговоры? Воздетые к небу глаза, словно бы проявленное к ней терпение уже утомило его. — Этот сифранг, императрица-мать. Иначе Кусифра, демон, который возлежит с тобой в ангельском обличье, и зачинает чудовищ в твоем чреве — твой муж! Да… Он воздействовал на меня с таким хитроумием, в которое ты сама не поверишь. Я и сам едва могу измерить его, поверь мне! Унижения, которые я претерпел, достойные проклятья поступки, которые я видел собственными глазами! Боюсь, что твой муж был недугом моей души… Произнося эти слова, он направил своего великолепного белого скакуна на западную сторону столика с золотыми предметами, однако коротким движением поводьев развернул коня в обратную сторону. — Каждый его урок, увы, причинял нам боль! Но мы научились, императрица, научились прятать уловки в уловки, всегда думать о том, как они это воспримут, прежде чем вообще начинать думать! Эсменет нахмурилась. Посмотрела на Финерсу, совет которого читался в полном напряжения взгляде. — Но ты ещё не ответил на мой вопрос, — воскликнула она. Фанайал усмехнулся в усы. — Напротив, ответил, императрица. И Анасуримбор Эсменет обнаружила, что видит перед собой лицо, более не принадлежащее падирадже… превратившееся в нечто совершенно другое, в лицо существа, чьи щеки, подбородок и скальп были полностью выбриты. А глаза были покрыты резным серебряным обручем… Шпион-оборотень? Аспид, изогнувшийся черным крюком. Ослепительный синий свет. Она прикрыла глаза руками. — Вода! — Завопил кто-то. — У него Во…! Защелкали взбесившиеся тетивы. Кишаурим? Саксис Антирул обхватил её огромными лапищами, заставил пригнуться. Оси движения и света, лысое небо, раскачивающиеся как маятник поверхности черного камня, озаренные ослепительным светом. Звуки слишком порывистые, слишком короткие, чтобы быть криками, свист выходящего из плоти воздуха. Укрывавшее её тело экзальт-генерала истекало кровью, словно потоптанное быком. Вем-Митрити пел, старческим дребезжащим фаготом. Телиопа выползала из-под искореженных и изувеченных тел, огонь капюшоном наползал вверх по её платью, подбираясь к волосам. — Убейте его! — Истошно вопил кто-то. — Убейте этого дьявола! Колумнарий с плащом в руках повалил загоравшуюся девушку на пол. Эсменет перекатилась на освобожденное дочерью место и больно ударилась головой. Опираясь на колени и руки, приподнялась, заметила хлынувшие наружу стрелы. Вем-Митрити отошел от порушенных бойниц на свободное место, призрачные Обереги висели в воздухе перед ним. Хрупкий как палочка, прикрытая огромным облаком, в которое превратилось его черное, шелковое одеяние — хрупкий и непобедимый, ибо, шагнув вперед он чуть повернулся, и она заметила, как молния зреет в его ладонях, на лбу и в сердце. Невзирая на все отягощавшие старика годы, слова его звучали подлинной силой, черпая из эфира великие и жуткие Аналогии. — Убейте демона! Она увидела тело Саксиса Антирула на краю стены среди обломков. Она увидела ошеломленного Финерсу, с трудом осознававшего, что у него осталась всего только одна рука. Она увидела безымянного Водоноса — Кишаурим! — восстающего навстречу дряхлому великому визирю. Она увидела, как черный аспид, бывший его оком, поднимается из его капюшона, блестя как намасленное железо. Она поскользнулась на крови, но все-таки устояла на ногах. Страшно ей не было. Молния проскочила между чародеем и кишаурим, озарив стены ослепительным блеском. Волосы стали дыбом не её теле. Индара-кишаури бесстрастно висел в воздухе, наблюдая за ослепительным разрядом словно бы из окна… а затем подпрыгнул к небу, словно его вздернули, развернулся… Это не простой кишаурим, вдруг поняла она. Это примарий… Это означало, что Вем-Митрити погиб… Её упрямство погубило их всех! Она извлекла церемониальный нож и начал вспарывать слои своего корсажа. И только спустя несколько сердцебиений осознала, что именно делает. Один из прятавшихся за ней офицеров метнулся вперед, чтобы перехватить её руку, однако она вырвала её, перехватила нож и принялась снова пилить и резать проклятую ткань, то и дело в панической спешке кромсая собственное тело. Блеснув глазами в её сторону, дряхлый волшебник шагнул вперед, заслоняя её от кишаурим. Старый дурак! Его пение превратилось в хриплый кашель… Над руками его возникла огромная Драконья голова, эфирные чешуи блеснули под солнцем… Эсменет ничего не видела, но не сомневалась в том, что Водонос нападает на старика сверху. И когда она, наконец, зацепила пальцем кожаный шнурок, который носила на голом теле — то вскрикнула от облегчения. Их безымянный противник маячил теперь над плечом Вем-Митрити. Солнечный свет играл на серебряном изгибе его обруча. Аспид его казался темным, как чернильный, проклятый росчерк писчего пера. Дождь стрел немедленно обрушился на него. Он даже не шевельнулся, когда Драконья голова склонилась к нему… Водопад, ослепительный как само солнце. Она перерезала шнурок, рванула его, рассекая кожу, и ощутила как жар оставил её пупок. Теперь он раскачивался словно камень в праще… Хора. Немного их осталось в Трех Морях. И она, едва не вскрикнув от осознания, что должна бросить её, посмотрела вверх… Индара-кишаури просто прошел сквозь учиненное старым волшебником пекло, лишь на обруче его заиграли алые и золотые отблески… Эсменет ткнула пальцем в кость. Хора упала на камень. Водонос приблизился к вопиющему анагогическому чародею, поднял руки, чтобы обхватить его … Благословенная императрица нагнулась, взяла безделушку в руку… Посмотрела вверх. И увидела, что её дряхлый великий визирь висит перед ней в пустоте, Обереги его оползают в небытие, завывающая песнь умолкла, острия раскаленной добела Воды пронзают его череп и одеяния… наконец он поник, словно некий гнилой труп, слишком слабый, чтобы устоять, и повалился перед загадочным кишаурим, просто преступившим сквозь все, что было этим стариком, и поставившим ногу на разбитый парапет перед нею… Она бросила хору. Увидела свое отражение в его серебряном обруче, заигравшее на выгравированных знаках Воды. Увидела, как железная сфера проплыла мимо его щеки и провалилась в пустоту за его правым плечом. И улыбнулась, осознав, что сейчас умрет. Что ж, разгром за разгромом. Однако кишаурим вздрогнул — древко с имперским оперением вдруг материализовалось в левой стороне его груди. Аспид затрепетал, как черная веревка. Еще две стрелы одна за другой пронзили золотой хауберк. Еще одна стрела появилась в его правой руке. Сила удара отбросила его назад. Споткнувшись о битый камень, он исчез за краем стены … Чтобы прочертив в воздухе дугу, рухнуть на землю, уже усыпанную телами фаним, не успевших вывести своих лошадей за пределы досягаемости стрел её лучников. Благословенная императрица Трех Морей проводила его падение взглядом… опустошенная и изумленная. — Наша мать! — Возопила Телиопа тонким и пронзительным голоском. — Наша мать спасла нас! Столик, как и прежде, стоял нетронутым в тридцати шагах под нею. Ветер теребил кисти и бахрому, загибал их внутрь — в сторону степей и пустыни, подальше от вечного моря. Барабаны её врагов рокотали вдоль всего горизонта.