Венедикт шел на юг. Остановился он у вершины горы Кассинум (ныне Монте-Кассино), в ста двадцати верстах от Рима. На востоке синела горная цепь, на западе лежала плодородная долина, за ней – другие горы, вдалеке виднелось море. На вершине Кассинума находилось капище: крестьяне из окрестных деревень были еще язычниками. – Здесь мы и остановимся, – сказал Венедикт. Было это около 529 года от Рождества Христова. Венедикту под пятьдесят. Предыдущие тридцать были годами странствий. Нурсия. Рим. Эффиде. Сублаквем. Вариа. Снова Сублаквем… Последующие тридцать лет он проведет безвыездно в Кассинуме. Капище будет снесено, на его фундаменте вырастет монастырь. Монастырь будет неоднократно разрушен – в последний раз англо-американской авиацией во Вторую мировую войну. И каждый раз будет восстанавливаться. Но главное – здесь, в Кассинуме, Венедикт возведет храмину, которую не разрушат века: свой «Устав». «Устав» – не просто набор монастырских предписаний. Это образ идеального христианского общества. …Не любить слишком часто и громко смеяться. Не стараться прослыть святым. Во зле всегда обвинять самого себя, а все доброе приписывать Богу. До захода солнца мириться с теми, с кем разделила тебя распря. Никогда не отчаиваться в милосердии Божием… Монастырь строился, «Устав» писался, а Италию сотрясали войны. Вначале честолюбивый Юстиниан пожелал возродить Римскую империю в былом ее величии и под своей властью. Его войска отвоевали полуостров у остготов, взяли Рим и Равенну. Но вскоре готы под водительством Тотилы начали новый натиск и свели завоевания Юстиниана на нет. Армия готов, шедшая на Рим, проходила мимо Кассинума: Тотиле даже вздумалось испытать Венедикта. Сообщив, что желает посетить святого, он отправил к нему вместо себя одного из своих конюших, одетого в королевские одежды, со знаками власти и целой свитой. Однако Венедикт, завидев лже-Тотилу, крикнул: «Сними, сын мой, сними то, что на тебе, – это не твое!» После этого Тотила лично явился в Кассинум и простерся перед святым. В Кассинуме в жизни Венедикта произошло и еще одно событие. Сюда, поближе к брату, перебралась Схоластика. Монастырь Венедикта был на вершине горы – Схоластика со своими монахинями поселилась у ее подножья. Они встречались раз в год. Неподалеку была усадьба, он приходил туда со своими учениками; туда же приходила и Схоластика. Целый день проводили они вместе, в беседах и молитвах; вечером прощались и уходили каждый в свой монастырь. Так повторялось из года в год. Вплоть до того безоблачного дня. «Целый день, – пишет святитель Григорий, – они провели в хвале Богу и в святых беседах, когда же наступила ночная тьма, вместе совершили трапезу. Они еще сидели за столом, и между святыми разговорами время тянулось медленнее, когда эта блаженная жена, сестра его, стала упрашивать: „Пожалуйста, не оставляй меня в эту ночь; проговорим до утра о радостях небесной жизни“. Он же отвечал ей: „Что это ты говоришь, сестра? Я никак не могу оставаться на ночь вне стен монастыря“. А небо было такое ясное, что не видно было ни одного облака. Блаженная же жена, услышав отказ брата, положила ладони со сцепленными пальцами на стол и склонила на руки голову для молитвы всемогущему Богу. Когда же подняла она со стола голову, засверкали молнии, загремели громы и пролился столь изобильный дождь, что ни достоуважаемый Венедикт, ни братия, бывшие с ним, не могли и шагу сделать с того места. Тогда муж Божий стал горько жаловаться: „Да пощадит тебя всемогущий Бог, сестра моя; что ты сделала?“ Та отвечала ему: „Се, просила я тебя, но ты не пожелал меня слушать; попросила Господа моего – и Он услышал меня…“» Дождь лил до утра. Всю ночь брат и сестра провели в разговорах, насыщая друг друга беседой о жизни вечной. Вспоминали ли они при этом о своем детстве, о старом родительском доме в Нурсии? Бог весть. Монахи и монахини сидели на лавках у стен, кто слушал их тихую речь, кто молился, кто дремал. До зари звезды дрожат, вся цена жизни – конец. Ты послушай: дышит душа, бьется, бьется в теле птенец. Венедикт совершил множество чудес в своей жизни. Но тут, как пишет святитель Григорий, он «встретил чудо, совершенное силою всемогущего Бога из сердца жены. И большее чудо могла тогда совершить сия жена, которая давно желала видеть своего брата. Ибо, как сказал Иоанн: „Бог есть любовь“, и еще, как справедливо говорят: кто больше любит – тот больше может». На следующий день они расстались. Светило солнце; Схоластика вернулась вниз, в свою келью; Венедикт поднялся наверх. Еще через два дня, глядя в окно, он увидел белую голубку, поднимавшуюся в небо – как раз с того места, где жила Схоластика. Встав на колени, он начал молиться. Призвав братьев, он объявил им о кончине Схоластики. «Потом, – сообщает святитель Григорий, – тотчас послал их, чтобы принесли тело ее в монастырь и положили в гроб, который он для себя приготовил. Таким образом, и тела тех не были разлучены погребением, чьи души всегда были соединены в Боге». Он пережил ее ненамного. Уплывем завтра, сестра, в ту страну, где благодать! Незадолго до смерти у него было видение, похожее на то, какое описал Борхес в своем «Алефе». Венедикт, как пишет святитель Григорий, увидел «весь мир, как бы собранный в единый луч солнца». Весенние травы в Нурсии. Узкие улицы Рима, по которым он бродил в плаще студента. Разбитое сито в Эффиде. Веревка, на которой добрый Роман спускал ему хлеб… Шумный ливень в Кассинуме и лицо сестры, которая пыталась, но так и не могла скрыть своей торжествующей улыбки… Андрей Я в этой церкви слушала Канон Андрея Критского в день строгий и печальный… Анна Ахматова Это имя обязательно возникает в памяти хотя бы раз в год – в первый день Великого поста, «день строгий и печальный». На вечерне освещение в храмах гасится, клир выходит в черных одеяниях. Молча стоят прихожане; кладутся на холодный пол подкладки для земных поклонов, ставятся редкие свечи. Звучит тихий припев: «Помилуй мя Боже, помилуй мя…» Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию?.. Так уже почти 1300 лет за великопостным богослужением читается Великий Покаянный Канон святителя Андрея Критского. Он родился в Дамаске около 660 года от Рождества Христова. За несколько лет до того город был завоеван арабами. Муавия Первый, основатель династии Омейядов, переносит туда столицу халифата. Дамаск оставался христианским, и церквей в нем было больше, чем мечетей. В 675 году там же, в Дамаске, родится другой великий создатель гимнов, святитель Иоанн Дамаскин. Иоанн был арабом, в миру его звали Мансур. Став столицей халифата, Дамаск становится все более мусульманским. Строятся мечети; в мечеть превращают церковь Иоанна Предтечи. Но серьезных притеснений христиане не терпели.