— Сосредоточиваться, — сказал я. — Дочищаем дома — и начинаем крепить оборону. Черт знает, чем всё это закончится, нужно сохранить как можно больше наших живыми — вот это без сомнения… Слушайте, дамы, я тут спросить хотел — а что, правда — если упырь укусит, то укушенный тоже в упыря превращается? Это прикиньте, какой головняк нам предстоит при таких раскладах! — Э-э-э-э… — задумались дамы. Ответила Эсси, задумчиво поправив прядку волос за ушко: — Нет, точно — это работает не так просто. Должны быть какие-то дополнительные условия соблюдены. Кто-то говорит, что наоборот — будущий упырь должен выпить упыриной крови, кто-то — что они рождаются как у всех, от упырих соответственно, но в это я не верю… — Но бошки покусанным поотрубать лишним не будет, — переглянулись Шерочка с Машерочкой. — Папаня так всегда делал: если дело пахнет магией — или сжечь, или башку отрубить. А лучше — и то, и другое. Вдруг стрельба и вопли на какой-то короткий временной промежуток стихли, мы очутились в мрачном безмолвии. Только где-то громко плакал ребенок, и стукала выбитая ставня на ветру. Я принюхался — пахло озоном. — ГРОК… грок… — послышались удаляющиеся раскаты грома. — Неужели всё закончилось? — задала вопрос в воздух Эсси. И, словно в ответ на ее слова, снова истерически, выматывающе завыли сирены. — Да ну нахрен! — я от бессильной злобы пнул ногой какой-то невнятный рекламный стенд. — Не может быть! Это что — Инцидент? — Очень даже может быть, — лицо эльфийки внезапно стало очень серьезным, глаза — задумчивыми. — Всё складывается, верно? Ты ведь понимаешь, о чем я, да? Ты ведь тоже искал это в библиотеке? — Зараза… — логическая цепочка была простой, как пареная репа. Десант пару лет назад — упыри — множество жертв — прорыв Хтони в самом пострадавшем районе. И теперь — практически под копирку. Они сделали то, что хотели — и свалили. И сразу же — Инцидент. — Эпицентр — на маяке? — только и спросил я. Эльфийка кивнула. — Значит, нам нужно будет туда добраться, в самое ближайшее время, — я сжал зубы. — А пока — мы должны пережить Инцидент. Мне показалось — или глаза этой миленькой эльфийской девочки торжествующе блеснули? Совсем не так, как должны блестеть глаза у миленьких девочек! Такой блеск подошел бы, например, князю Воронцову, или там — Роксане Ртищевой, но никак не самому обаятельному и привлекательному менеджеру по киллингу. Или нет? Глава 11 Эгоизм чистой воды Сначала по земле прошла дрожь, и мы попадали с ног. Затряслись здания, там и сям по асфальту пролегли трещины, задребезжали и начали вылетать окна. Сидя на заднице под фонарным столбом и фиксируя взглядом девчонок, я поймал первую мысль: «Орда! А что, если разрушится Орда?» Немного успокаивал тот факт, что здание уцелело до этого, пережило и возникновение Хтони, и погромы, и всякие ужасы, и стены там были капитальные, полуторавековой давности, толщиной в полметра, если не больше. Летели с крыш черепица и шифер, искрила проводка, рушились перекрытия, кое-где занялись пожары. В висках ломило, Хтонь как будто приобрела второе дыхание, насыщая атмосферу своими невидимыми и неосязаемыми тягостными миазмами. В воздухе стояло марево из бетонной и кирпичной пыли, дыма, поднятых туч песку. Наконец, всё закончилось — спустя минуты три, не меньше. С трудом сдерживая ругательства, я поднялся, сунул кард за спину — в крепления — и осмотрелся. Жуткий хруст и какие-то хлюпающие звуки раздались где-то над головой, и я с неким внутренним холодком сообразил — в этом подъезде жилой была только одна квартира: та самая, где обитали убитые упырем пацаны. И мясные утробные хлюпанья звучали именно оттуда! — Эсси! Портик! Девчонки! Щиты! Пусть и потрепанные землетрясением, Шерочка с Машерочкой мигом сообразили, что делать, и вскочили, напружинив ноги и сомкнув стальные квадратные пластины щитов. Эльфийка, подхватив штуцер и на бегу поправляя патронташ с боеприпасами, взлетела на небольшой портик над входом в полуразрушенный ресторанчик в греческом стиле. Я замер, приняв боевую стойку и взявшись за торчащую из-за плеча рукоять карда. Принюхиваясь, прислушиваясь и присматриваясь, я пытался понять — что за хрень твориться в той квартире? — Однако, кадавра этого в Паннонской Хтони видал, — из облака пыли вышел Хурджин, почему-то один, без сопровождавших его в качестве прикрытия троих снага. — Резиновыми членами торгует? — не удержался я. — А? Так-то нет! Так-то это мясной голем, он не торгует, он только убивать горазд, и то часа три-четыре, потом гнить начинает, однако… — Хурджин сохранял обыкновенную свою невозмутимость. — Какой еще… — обрадоваться появлению тролля я не успел, рама лопнула, и на улицу вывалилось огромное туловище о трех головах и с кучей конечностей. Нет, не как то самое момо, которое человекопаук из Клоаки. А как Мясник из Варкрафта. Бочкообразное тело, противоестественные выкрученные конечности, хтонически фосфоресцирующие глаза всех голов сразу и раззявленные пасти. Судя по торчащим там и сям элементам алых доспехов, под воздействием магического выброса несчастные пацаны и их убийца теперь представляли собой единое целое! Чтоб я сдох, если все это не хитрый план: наубивать народ, прокачаться на этом, свалить в закат — и использовать своих жертв для суматохи, паники и террора! — Броа-а-а-ар-р! — заорал мясной голем. — Трамплин! — выкрикнул я. Девчонки слитно выставили щиты над головой и, разогнавшись, я подпрыгнул, оттолкнулся от подставленных стальных пластин и, пролетая над трехметровой тушей голема, секанул кардом наотмашь, раскраивая ему голову. Плеснуло красным — но тварь осталась на ногах. Я приземлился, ушел в перекат, намереваясь подрезать чудищу ноги, но… — ДЫЩ! — раздался голос эльфийского штуцера. Лопнула вторая башка! И тут мясник стал меняться — оставшаяся целая черепушка на глазах обросла пластами мёртвой плоти, скрываясь в такой странной броне. — Однако, без меня не получится, — Хурджин, крякнув, выломал из стены кусок бывшей газовой трубы и крутанул его над головой с гудением. — Так-то вместе мы его сейчас уделаем! И мы уделали. * * * Это был кабздец. Такая серия ударов, которую получили Проспект и весь Маяк за последнюю неделю, сломила бы кого угодно. Никто не занимался подсчетами местного населения, но по примерным прикидкам на момент моего тут появления в Сан-Себастьянской хтони, на мысу Ашара проживало что-то около тысячи двухсот человек, шести или семи сотен гномов, полутора тысяч снага и пары сотен гоблинов. Половина всего этого сброда вкалывала на производствах и занималась сбором ресурсов в пользу маякских буржуа, еще тысяча — кучковалась вокруг Проспекта с его мелкими мастерскими, магазинчиками, притонами, малинами и хазами, предпочитая рискованную жизнь мародеров, охотников и сталкеров в самом сердце Хтони мнимой безопасности кварталов у решетки. Остальные были «дауншифтерами» — или попросту бичами. Недостаточно целеустремленные, чтобы работать на предприятиях, и слишком трусливые, чтобы драться, эти асоциальные элементы всех рас и народов жрали не пойми что, спали не пойми где и дохли в первые же месяцы после перехода через КПП. Дикие снага, потерявшие облик человеческий пропойцы и торчки, опустившиеся гномы, сбрендившие гоблины… При этом проблемы с выходом в город были только у ссыльных — добровольные переселенцы могли курсировать туда-сюда без всяких проблем, их просто отмечали через фэйс-айди. Почему эти сотни и сотни свободных личностей выбирали Хтонь — с этим я разобрался сразу после осознания себя в теле ученика резчика — полуорка Сархана. И вот теперь Маяк потерял половину своего населения. Были убиты упырями или тварями, или погибли под завалами практически все представители дна и многие из тех, кто не успел прибиться к большой вооруженной группе в первые же минуты после атаки хайдуков. Многие из этих мужчин и женщин встретили смерть с оружием в руках, достойно сражаясь — такой тут жил народ. Мы потеряли троих из великолепной первой шестерки снага-стахановцев, Витенька был ранен очень серьезно и теперь отлеживался в цистерне, Хурджин получил повреждение обеих ног и едва не погиб в схватке с двумя мясниками — они навалились на нас целой толпой у гостиницы Кузеньки, куда мы пришли на помощь гоблинятам. Шерочка за малым делом не лишилась скальпа, Машерочке разорвало куском арматуры бедренную артерию. Если бы не мои татау — Орда вполне могла бы прекратить свое существование. Но — у соратников исправно полыхали золотом предплечья и дарили им реанимацию и исцеления, ну, и бонусом — физическое и нервное истощение. И окружающие это видели! И — хотели в Орду! Притащился Щербатый: — Бабай, подлечи меня, а? — один глаз у него вытек, половина рожи представляла собой кровавое месиво, правая рука болталась бессильной плетью. Во мне кипела энергия, просто бушевала — мы нарубили тварей вдоволь, кажется, еще немного — и эта самая мана из ушей польется, отказывать не было никакого смысла, но… Благотворительность? Не думаю, что в нынешних условиях это хорошая идея. — Помоги мне помочь тебе, — сказал я, раскрывая набор Резчика и раскладывая перед собой на столе приспособления для татуирования. — Давай, Щербатый, не стесняйся. Этот снага был лучшим из своего племени — настоящий вождь, умный руководитель, опытный воин. Хотя, как и все снага — редкостный засранец! Мне такие пригодятся. — Моя жизнь… — Щербатому явно не нравилось то, что он делал, но жить хотелось сильнее. — Моя жизнь принадлежит Орде! — Лок-тар огар, брат! — я хлопнул его по здоровому плечу. — Давай сюда руку. Татау с изображением чрескостного компрессионно-дистракционного аппарата Илизарова должна была помочь в его случае. Ну, и про красный крестик не забыть, и про жезл Асклепия… Дальше принесли Евгеньича. Редада наш Баракаев, храбрый касог и отличный мужик, получил перелом позвоночника и рваную рану в области сердца. Здесь — ниточка пульса, «звезда жизни» с машин скорой помощи и медицины катастроф, красный крестик, а еще — подкова и клевер на удачу, и компас — просто потому что хочу, чтобы сталкеру остался приятный бонус, и он всегда мог найти обратную дорогу. Ну, нравится мне этот мужик, толковый дядька же! А потом были еще — многие и многие, кто-то из них мог произнести сакральную формулу присяги, кто-то бредил в беспамятстве… Плевать, я истыкал себе всю ладонь стилом и, несмотря на всю накопленную энергию, чувствовал, как кружилась голова. — Тут алкаш какой-то героический… — с сомнением глядя на меня, проговорила Шерочка. — К тебе просится. У него кость из ноги торчит. — Я-а-а-ть, ну какой алкаш-то? Какой алкаш? — в башке было пусто, перед глазами мелькали огненные мухи. — Бабай! Это я, Мефодий! Бабай, выручи, а? Я по гроб жизни, слышишь? Не оставь, а? Что я без ноги делать буду? — Мефодий? — это был тот мужик, который единственный со всего проспекта согласился продать мне мыло в свое время. Он так и не явился в Орду, чтобы начать цивилизованную уличную торговлю. Я думал, он вообще сдох, ан нет — живой, курилка. — Давай, иди сюда! — вяло махнул рукой я. — А чего вы сказали, что он героический? — А он ломом статую с крыши картинной галереи сковырнул и одного мясного голема придавил! Но и сам сверзился — и вот, пожалуйста… — мощная Машерочка подхватила алкаша на руки и внесла в двери Орды, в самый зал, где я вел прием пациентов, и опустила на стол передо мной. Я крепко ухватил стило, оскалился, когда шип снова — в который раз за сегодня! — впился мне в ладонь, выковыривая еще сколько-то крови. Что там? Открытый перелом? Значит — этому тоже фигачим Илизарова и красный крестик, на большее мне сил не хватит. — Говори! — рявкнул я.