Мама водит вилкой по горячей кесадилье с сыром, лежащей на белой фарфоровой тарелке прямо перед ней. Ее вид выражает недовольство, которое она слишком плохо пытается скрыть. – Прости, мама, – говорю я. – У меня не получилась запеканка из твоих любимых овощей, но заверяю тебя, ты не обрастешь толстым слоем жира, если попробуешь эту лепешку. – Трейси, – строго произносит папа. Я невинно приподнимаю руки и улыбаюсь. В обще-то я тоже стараюсь не злоупотреблять жаренной и жирной пищей, но боже мой, это ведь вкусно. Мои родители сидят друг напротив друга за длинным обеденным столом. Я сижу посередине и поочередно бросаю на них взгляды. Стоящий посередине стола букет фиалок ужасно меня раздражает, но он хотя бы вписывается в общую картину столовой с бежевыми стенами, увешанными картинами, прозрачными занавесками, которые колышутся от легкого ветерка, проникающего из полу приоткрытого окна. Уханье сов из леса становится невыносимым. И бедные совы здесь не при чем. Все дело в тишине, которая гуляет в стенах столовой. – Очень вкусно, Трейси. – Папа нарушает эту тишину, откусывая кесадилью. Я удовлетворенно расслабляюсь. – Спасибо. Он в том же костюме, в котором я видела его днем. По большей части он смотрит на меня и другие предметы в помещении. Мама ведет себя почти так же. Ее густые каштановые волосы собраны в высокую своеобразную прическу. Несколько волнистых прядей спадают на плечи, обрамляя строгое, но красивое лицо. Я смотрю на нее. – Попробуй, я очень тебя прошу. Если подумать: почему они не разводятся, если давно остыли друг к другу? Я не задавала этот вопрос вслух, потому что боюсь, что они так и сделают. Как я уже говорила: ненавижу перемены. Мама посылает мне скудную улыбку и надкусывает лепешку, подхватив ее вилкой. Сыр капает на тарелку и могу представить, какой сейчас ужас испытывает мама. – Вкусно, дорогая, – жуя, произносит она. Она слишком долго жует крошечный кусочек, затем запивает водой. Едва слышно хмыкнув, я с грохотом опускаю руки на стол. – Итак… – Итак… – папа вопросительно смотрит на меня. – У меня важные новости для вас. – О, господи. – Мама прикладывает ладонь к груди. – У тебя что-то с сердцем? – интересуюсь я. Она выгибает бровь. – Говори, Трейси, – настаивает папа. Я верчу головой, глядя на них обоих. – Это важно. Это кардинально изменит мою жизнь. Мама белеет на глазах. – Ты беременна? – Папа ослабляет галстук и хватается за стакан с водой. Мне хочется рассмеяться, но я изо всех сил пытаюсь играть свою роль. Поскольку я молчу, опустив голову, мама снова вспоминает господа, хотя никогда и не слыла верующей. Папа снова произносит мое имя в этот раз с нажимом. Я еще ниже опускаю голову и до боли прикусываю нижнюю губу. Черт возьми, я сейчас лопну. Они переговариваются друг с другом. Уже – уже! – размышляют, как поступить со мной, и кто виноват в том, что меня так воспитали. Когда-нибудь я им признаюсь в том, что они прекрасно меня воспитали. По крайней мере, я так думаю. Если у меня есть парень, с которым я встречаюсь уже год, это не значит, что я могу быть беременной. Это смешно. Но я позволяю им так думать еще несколько секунд, прежде чем поднять голову и громко произнести: – Меня приняли в Университет Виктории. Снова становится тихо. Снова ухает сова. Родители смотрят на меня, не мигая. Папа первым облегченно выдыхает и прочищает горло. – Так ты не беременна? – Нет, – с улыбкой отвечаю я. Мама строго смотрит на меня. – Зачем тогда… боже мой, – она качает головой. – Это стоило того, – говорю я, бросая салфетку на стол. – Вы смотрели друг на друга и говорили. Это стоило того, – повторяю я и выхожу из столовой. Глава 4 Кайден Обычно Трейси не дразнит меня своими фотографиями, потому что прекрасно понимает, чем это чревато. Но в этот вечер я получаю от нее фото, на котором она лежит в своей кровати, обнажив плечи и ключицу. К сожалению, а в данном случае к счастью, фото обрывается на самом интересном месте. Подпись под фото никак не ассоциируется с дерзкой улыбкой: «Сладких, пупс. Увидимся завтра». Я фыркаю себе под нос. Пупс? Боже, Трейс. – Ты серьезно, Лайлз? Ты собираешься там ночевать? Оторвав взгляд от телефона, я смотрю, как мой бывший сосед по комнате – Джастин Хенсли тяжело вздыхает, засовывая телефон в карман джинсов. – Проблемы в раю, солнышко? – игриво интересуюсь я. Джастин находит меня взглядом и закатывает глаза. – Отвали, Арчер. Я смеюсь, поднимаясь с дивана. Уже около часа я сижу в комнате отдыха и просто пялюсь в телефон. Еще есть время до того, как выключат свет в этой комнате, и все здесь. Обычно после так называемого «отбоя» никто не спит. Ученики расхаживают по комнатам друг к другу, убивая время. Ну или смываются в город. Даже несмотря на то, что многим старшеклассникам есть восемнадцать, правила остаются неизменными. Но открою небольшую тайну. Это всего лишь видимость. У нас есть свои поблажки, и взаперти здесь никто не сидит. – Сыграть с тобой? – предлагаю Джастину, подойдя к настольному хоккею, возле которого он стоит. Джастин скептически выгибает бровь, но кивает. – Давай. Следующие несколько минут мы с криками и шумом гоняем по доске пластмассовую шайбу. Огромная комната отдыха заполнилась еще большим количеством учеников. Кто-то негромко включил музыку. По большей части мне нравится жить в резиденции. Здесь есть все что мне нужно. Почти. Тренажерный зал, бассейн, арена, кровать, еда, тепло, друзья. Трейс не здесь, но в нескольких минутах. Но я понимаю, что скоро все это закончится. Старшая школа не вечна, и ответы из колледжа уже приходят. – Серьезно? – Я смотрю на очередную загнанную мини-шайбу в свои мини-ворота. Джастин невинно пожимает плечами. – Ловкость рук. Я смеюсь. – Ага, конечно. – Странно, да? – иронично произносит Джастин. – Ты играешь в настоящий хоккей, но с треском проигрываешь в настольный. И правда странно.