– А если планов нет вообще? – решаюсь произнести я, глядя на лицо тренера. Он понимающе смотрит на меня в ответ. – Тогда придумай их. Я старался. Но не выходит. Я не знаю, чего хочу и не знаю, что приносит мне это письмо: облегчение или разочарование. Как же убого это звучит. Мне ни в коем случае нельзя говорить все это Трейси. Я учусь в одной из лучших школ страны. 90 процентов учеников Эшборо Флэйм поступают в ведущие университеты страны и университеты лиги плюща в Америке. Так каково черта я не знаю, как в дальнейшем распорядиться своей жизнью? – Послушай, – продолжает тренер. – У тебя огромный выбор, несмотря ни на что. Я могу тебе кое-что предложить, как один из вариантов. Это заставляет меня всего обратиться в слух. – Что именно? – Уже все знают, что должность тренера в новом хоккейном клубе города моя, – говорит он. – Это не было секретом, но все же знали только самые близкие, а один мой друг не умеет держать язык за зубами. Я улыбаюсь. Это верно. Все знают, что наш тренер в этой школе последний год, а в дальнейшем будет тренировать профессиональный клуб, который будет входить в Тихоокеанскую юниорскую хоккейную лигу. Это так круто, что даже не верится. В Эшборо такое впервые. – О, вас поздравить? – Я придаю своему голосу шутливый тон и протягиваю руку. Тренер Фаррелл смеряет меня грозным взглядом. Я смеюсь и убираю руку. – Кроме шуток, Кайден, – продолжает тренер. – Если ты совсем не знаешь, как дальше распорядиться своей жизнью или ты запутался, у тебя есть выбор. Дай себе время, чтобы определиться. В конце концов, у тебя есть хоккей. Я становлюсь серьезным. – Вы имеете в виду… – Да. Приди на просмотр, не даю гарантии, но я замолвлю за тебя словечко, и ты можешь быть частью команды. Или поезжай в другой город и дай себе время там. Не нужно спешить. Играть в хоккей на подобном уровне? Это конечно не НХЛ и даже не CHL, но я бы мог уже после школы заниматься чем-то серьезным. Мне важно быть опорой для Трейси. По крайне мере, хоть какая-то цель у меня есть. Но эта цель слишком честолюбива, особенно для такого, как я, ведь она касается денег. Я хочу окружить Трейси тем, к чему она привыкла, и знаю, насколько сложно это будет. Возможно, задачу облегчает то, что Трейс не похожа на избалованную девчонку, несмотря на то, что выросла в достатке. Она все же знает этому цену. Я даже цель себе правильную поставить не могу. С трудом кивнув, я отвечаю: – Хорошо, я подумаю. Тренер Фаррелл тоже кивает и идет к двери. – И еще. – Он останавливается. – Ты не сделал ничего плохого, хватит на меня так смотреть. Мне хочется улыбнуться, но я изо всех сил сдерживаюсь. – Мы пытаемся защитить тех, кто нам дорог и пусть это не всегда срабатывает. Это хорошее качество, Кайден. На твоем месте я сделал бы то же самое, наверное, – неуверенно добавляет он. Я удивленно вскидываю брови. – Серьезно? Тренер кивает. – А может и еще чего похуже. Я был слишком вспыльчив в старших классах. Это подростковое и это пройдет. Я снова смеюсь. – Вам нужно было устроиться сюда психологом, тренер. Он тоже смеется, скрестив свои большие татуированные руки на груди. – Ну да, конечно. – Но тут же серьезнее добавляет: – Просто мне все еще знакомо то, через что вы все сейчас проходите. Так что, если дверь с табличкой «школьный психолог» тебя пугает, ты знаешь, где меня найти. Думаю, я смогу воспользоваться этим предложением. Проще довериться тому, кому это слишком знакомо, чем тому, для кого это всего лишь работа. Я рад, что вернул доверие тренера и моя скептическая сторона молчит. Он помогает мне потому что он такой, хотя по виду может показаться, что тренер сейчас достанет пушку. И уж точно не потому что я знаю то, чего не должен знать. Глава 5 Трейси Наш учитель литературы мистер Гриффитс неравнодушен ко мне. Конечно, не в том самом смысле, я надеюсь. Но когда он рассказывает о чем-то на уроках, он смотрит на меня. Когда я сдаю работу, он улыбается мне и, если у меня сырой материал, он всегда мягко указывает на это и дает шанс все исправить. Все в классе за это меня ненавидят. А я ничего не могу с этим сделать. Мистер Гриффитс окончил Оксфордский университет, и сейчас ему примерно около шестидесяти. Быть может, я напоминаю ему его родную дочь, с которой он мало общается. Или первую любовь, которую он все еще не может забыть. Причин может быть много и все они не так важны. Благодаря его урокам я заинтересовалась классической литературой и поэзией. Меня приняли в университет Виктории на писательский факультет, и я понятия не имею, что из этого выйдет. Ведь меня не могли принять просто так только из-за приличного среднего балла. В письме указали, что мое стихотворение произвело на них впечатление. В нем хороший слог и не примитивная рифма. И если я продолжу оттачивать навыки, но меня ждет успех. Какой мне пока непонятно, но в письме с моим зачислением было написано именно так. Когда я села писать это стихотворение, я разложила на полу в спальне все свои черновики, старые записи еще со средней школы. Стихотворение получилось небольшим, всего пять строф. Но я так много в него вложила. Я не дала ему названия, но думаю, если его прочтет тот, кто хорошо меня знает, без труда догадается о ком оно. Моя любовь мне кажется слишком сильной и возвышенной, и именно поэтому это стихотворение я не показала даже своим близким друзьям. Никто о нем не знает. Даже тот, кому оно посвящено. Узнав о том, на какой именно факультет я подала заявку, папа заявил, что это несерьезно. Мама сказала, что я должна изменить решение, пока есть время. Просто отличная поддержка. Но я не жалуюсь. У бизнесмена и юриста должен быть еще один юрист или бизнесмен. Но я решила пойти по более спокойному пути. Возможно, я и передумаю, но только если решу это сама. Мистер Гриффитс продолжает свою лекцию, оглядывая класс. Его взгляд останавливается на мне и на моих руках, в одной из которых черная ручка. Вторая моя рука покрыта чернилами. Мне нравится рисовать на своих руках и писать мелким шрифтом на пальцах какие-нибудь мысли. Я виновато поджимаю губы, и мистер Гриффитс едва заметно качает головой и продолжает говорить. Это один из углубленных курсов литературы, которые входят в мое расписание в этом году. Сегодняшний урок посвящен творчеству Эдгара Аллана По. Но все знают его историю и легенды, которыми порочили его великое имя завистники и враги. – Ребята, я прошу вас к следующему уроку написать небольшой анализ любого стихотворения XX века. Любого, на ваш выбор. И постарайтесь вдаваться в каждую деталь. Вы знаете, я не люблю халтуры, – объявляет на весь класс мистер Гриффитс. По классу разносится дружный стон, но он это игнорирует. – Мы уже говорили о том, что для читателей XX века Эдгар Аллан По был прежде всего новеллистом и поэтом. Современники же знали его как одного из самых бескомпромиссных критиков. Он не переносил любительство, бездарность и пошлость. – Но именно такой и была литература в Штатах в ту эпоху, – говорит Терри Уилмор, в сотый раз за урок убирая волосы со лба. – Не вся, конечно, но да, – соглашается мистер Гриффитс. – Было множество подражателей. И в эту эпоху, когда в национальную литературу США только-только начали вдыхать жизнь и вся писательская деятельность не считалась еще профессией, мало кто мог оценить честного критика. Постарайтесь на какое-то время побыть таким критиком, как Эдгар А. По. Честным и справедливым. Имейте в виду, это задание обязательно. Я быстро печатаю домашнее задание на компьютере в специальную колонку напротив нужного предмета и возвращаюсь к своей правой руке. На внутренней стороне среднего пальца я нарисовала миниатюрную звезду, а рядом полумесяц, почти заключивший ее в свой полукруг. Мне нравится ассоциировать себя и Кайдена с чем-то подобным. Звонок волшебным образом заставляет учеников двигаться со скоростью флэша. За пару секунд парты становятся чистыми, а еще через пару класс пустеет. Я выхожу одной из первых и иду по оживленному коридору на втором этаже, который заполнен учениками в одинаковых темно-синих пиджаках, юбки девчонок в серо-синюю клетку и полосатые галстуки парней той же расцветки слились в единое пятно из цветов Эшборо Флэйм. Поднимаясь на третий этаж, я киваю нескольким знакомым. Почти в самом конце длинного коридора, я останавливаюсь возле нужной двери и смотрю в небольшое окошко. Терри уже там. – Эй, как ты быстро убежал. – Я захожу внутрь и закрываю за собой дверь. Здесь темно, жалюзи закрыты, по всем стенам развешаны различные макеты газет, а в самой середине стены слева большими бумажными буквами приклеены слова «Искры пламени»[3]. Терри вертится на стуле напротив компьютера, стаскивая с шеи галстук. – Я ничего не успеваю, черт возьми, – бормочет он, привычным взмахом головы отбрасывая длинную черную челку со лба. Я сажусь на край стола и вынимаю из сумки сложенный листок. Терри смотрит, как я двумя пальцами двигаю его по столу. – Снова? – с хитрой улыбкой интересуется он, беря листок в руки. Я не позволяю ему развернуть. – Трейси, я все равно прочту.