– Это уже лучше. Что ж. Ваш генерал желает, чтоб вы скорее включились в боевые действия. Это непорядок. А непорядка на моём бронепоезде я терпеть не намерен. Так-то-с. Пройдите-ка, молодой человек, к начальнику столовой, встаньте на довольствие. Как вы понимаете, буква «Д» досталась ему. Столовая вместе с кухней у нас там, – начальник показал рукой на противоположную дверь вагона. – Как у вас, военных, говорится – подальше от командования, поближе к кухне. Ну а как подкрепитесь и утрясёте всё с начальником столовой, тогда я вам больше не хозяин. Тогда уж все вопросы к генералу. Вы меня понимаете? – Так точ… Э-э, понимаю, господин начальник! – Что ж, желаю успехов, молодой человек. И вот что ещё, это прошу запомнить хорошенько: на моём бронепоезде полагается вести себя по возможности спокойно, без суеты, не сеять панику и не ругаться матом, не повышать голоса, после отбоя по вагонам не бегать, не гадить в сортире где попало, а также не царапать и не пачкать панели и двери. Запомнили? А теперь можете ступать, удачи. Сержант, миновав пару вагонов, – каптёрку и расположение личного состава – прибыл в столовую. Здесь его встретил улыбчивый старшина в огромном крапчатом берете с такой же огромной буквой «Д» на нём. Бурые и зелёные пятна защитного комбинезона не в состоянии были замаскировать огромного старшинского пуза. – О! Никак пополнение? – Да вот, начальник бронепоезда послал. – Что? Что такое? – Лицо старшины вмиг побагровело. – Почему не по уставу докладываешь, сержант? Почему честь не отдаёшь? Припух, салабон? А ну, выйди и войди как положено. И отдай честь дедушке-старшине со всем усердием! Двигай, давай. Служба есть служба. Сержант вновь зашёл в столовую и, молодецки козырнув, отчеканил: – Товарищ старшина, сержант на букву «Т» по приказанию начальника бронепоезда прибыл в ваше распоряжение! – Какого ещё начальника? Все начальники умерли на грёбаной гражданке, сержант. Понял? А в боевом десанте есть командиры и есть подчинённые. – Так точно! – молодецки рявкнул сержант. – Ну? И какого лешего он тебя сюда послал? – Встать на довольствие! – Эк, какой ты резвый. Сразу видно – салабон. Ты пойди повоюй, пускай тебе твой командир боевую задачу поставит. А вот как пробьёт время обеда – явишься в столовую, в общем строю. Понял? Тогда тебя и на довольствие поставим. – Так точно, товарищ старшина, понял! – Ну вот. А сейчас ты это… Раз уж явился – давай, двигай на кухню, поможешь повару начистить картошки. Вперёд. А то совсем исчахнет над своим котлом, чмо. Сержант проследовал на кухню. Унылый, щуплый повар в мешком висящем комбинезоне вялыми движениями большого черпака помешивал в варочном котле похлёбку. – А мне достался черпак Боевой, – грустно глядя на бравое лицо сержанта, то ли сообщил, то ли пожаловался он. Два часа пролетели незаметно – за чисткой картофана служба летит сизым голубем. Несколько оживившийся в присутствии сержанта повар рассказал пару слащавых, совсем не боевых анекдотов, спел одну довольно нудную, но с игривым текстом песню про родной дом и невесту тётю Бетю; успел поведать историю своей жизни, впрочем такую же недостопримечательную, как и песня. – Ну вот, хоть сегодня картошка на обед будет, – сообщил повар под конец, глядя на три ведра начищенной картошки. – Что ж, я тогда пойду. – Куда? – с тоскою в голосе поинтересовался повар. – Да сам теперь не знаю… – Тогда никуда не ходи. Зачем? – Как же так? Что мне, у тебя на кухне оставаться? – Оставайся, оставайся! – со странной ласковостью в голосе стал уговаривать повар. – Что же я буду здесь делать? – удивился сержант. – А чистить картошку… Стремительным движением сержант покинул кухню. И вынесло его на открытую платформу, высоко обложенную по периметру мешками с песком и накрытую сверху зелёной маскировочной сетью. На платформе помещалось одинокое семидесятипятимиллиметровое орудие. Рядом с орудием скучал на табуретке коренастый веснушчатый десантник в тельняшке, попыхивал сигареткой. – Садись, сержант, – заговорил коренастый и вынул из кармана брюк мятую пачку. – На, кури. Новенький? – Новенький, – доверительно сообщил Репкин, присаживаясь на мешок с песком. – Я, между прочим, лейтенант. Командир этого Боевого орудия. Да сиди, это я так. Ты кто будешь? – Боевой Телескоп. – Жаль, что не Танк. Вот, раньше, до тебя, Танк был. Хлопец ничего был, свой парень. Тоже лейтенант. В песках накрылся, когда трезубы лавиной пошли. И танк у него хороший был, орудие сто пятьдесят миллиметров – это я понимаю. Ну а что твой телескоп? – Телескоп способен обнаружить и идентифицировать любую цель на любых расстояниях вплоть до оптического горизонта Вселенной, – процитировал на память из «Инструкции…» сержант Репкин. Лейтенант загасил бычок о станину орудия и заинтересованным, улыбчивым взглядом посмотрел на сержанта. – Ну-ка, ну-ка. А сквозь дымовую завесу берёт? – Так точно, берёт, раз плюнуть, – Репкин сплюнул. – И через дымовую завесу, и через диффузную космическую материю, и через звёздные скопления – всё берёт. Артиллерист аж крякнул и потёр руки. – Теперь повоюем, сержант. А то гад завесу сверху пустит, и ну огнём поливать. – Кто? – Предположительно – летающий хищник. Но, возможно, и летательный аппарат противника неизвестной конструкции. Ровно в шесть налетает и до сумерек лупит. Вчера два хвостовых вагона спалил. Так что давай, тащи свой телескоп – будем его, гада, бить. – Дело в том, что я его потерял. Приземлился на парашюте на крышу штабного вагона. Нормально. Генералу представился… – А это зря. К генералу и близко подходить нельзя. Он как бойца увидит – так посылает в пекло. О танке я тебе уже рассказывал. А вот спроси, почему у нас зенитки нет. Она же здесь, у меня на платформе стояла. Тоже хлопец нормальный был. Умел прямой наводкой, на глазок, в самое яблочко. Ему что воздушная цель, что наземная – всё пофиг, в клочья разносил. Эх… Ты поэтому в столовую не ходи. Если почифанить захочешь – прямо к повару, он отсыплет. Или лучше – к каптёрщику. Скажешь, я прислал. А в столовую – ни ногой: генерал сцапает. Любит старикан проверять, как бойцы-десантники питаются. – А что же старшина? Генерал его не трогает? – Старшина? Это пузо с раками? Для генерала самогон гонит. И салаг таких, как ты, на обед поставляет. Генерала от вегетарианства воротит. – Кхе-х-хм, – закашлялся Репкин. – Что, тоже из-за вегетарианства сюда? То-то, будешь знать, герой. – Ну а как тут вообще? Ну, в смысле обстановка? – А что обстановка? Война. Я ж тебе говорю. Вон, в песках трезубы донимали. Из песков убрались. Теперь «летающая крепость» огнём плюет. Ты вот что. Ты сейчас к каптёру иди. Там твой телескоп, больше негде: наверняка командир бронепоезда уже успел заныкать в каптёрку. Иди. Да смотри, помни про генерала! Где каптёрка, Репкин уже знал. Переговоры с каптёром на букву «Щ» были недолги, тот за телескоп особо держаться не стал. А когда услышал, что сержанта послал лейтенант, то вовсе смягчился и выдал в придачу к телескопу сухой паёк – галеты и банку консервов с паштетом из лягушачьих лапок. Напоследок даже просветил: – Ты эта, сразу после отбоя в расположение не заходи – там генерал порядок проверяет, а если не генерал, то старшина подлянку кинет. – Так старшина вечернюю поверку производит. Куда ж от него денешься? – И на поверку не ходи, Телескоп. Ты, вон, телескоп получил – вот под телескопом и кантуйся, понял? Когда ты с телескопом – ни одна сволочь до тебя не доклемается, усёк? – Спасибо, Щётка, за мной не заржавеет. – Ты эта, в телескоп дашь зыркнуть? – Само собой, братан, – сержант уже ощущал себя вполне своим парнем. Щёткой каптёрщик был из-за своей Боевой щётки. Щётка – первое утешение солдата. С помощью многофункциональной Боевой щётки возможно было: начистить до образцового блеска сапоги, почистить обмундирование, надраить бляху, пуговицы и кокарду, а также, при помощи насадки, – зубы; кроме того, имелось особое приспособление для протирки очков, на случай, если боец-десантник оказался очкариком; специальная насадка с жёсткой щетиной предназначалась для отдраивания унитазов, рукомойников, кафельной плитки и полов. Репкин сгрёб в охапку телескоп, взвалил на плечи кресло телетранспортации и потащился обратно на платформу. Лейтенант при виде телескопа оживился – моментально прикинул, где разместить новую боевую единицу и распорядился: – Сюда ставь. Вот так, чуток левее. Так годится. Репкин подсоединил всё, как требовала «Инструкция…», и, довольный, хотел было стрельнуть у лейтенанта закурить. Но тут взвыли сирены и с неба стало опускаться чёрное и жирное дымовое образование. – Ах ты, чёрт, раньше начал, гад. Ну теперь держись, сержант, – с воздуха прикрытия не имеем. Давай – или под бронь драпать, или сражаться. Сержант не слушал артиллериста: он растерянно уставился в наплывающее облако дыма. Вдруг оттуда пальнуло длиннющей струёй жидкого огня. Ударило где-то в стороне. – Решай, сержант! – прямо над ухом заорал артиллерист. Ноги понесли Репкина в распахнутую гермодверь броневагона. – Эх, значит не повоюем, – лейтенант стремительно сиганул следом. В броневагоне подсобралась кое-какая компания. Были там трое рядовых: уже знакомый Репкину каптёрщик Щётка и двое с литерами «К» и «П», а также тонкоусый младший лейтенант на букву «Р». Рядовые азартно резались в «палку», славную карточную игру бойцов-десантников, как водится, на щелчки по носу. Младший лейтенант сидел рядом, скучающе следил за игрой. – Здоров, Радар! – крикнул ему лейтенант. – Что, на радаре всё то же? – Известно что – помехи у нас на радаре. Изволь видеть: три активные помехи по линии полотна, одна на втором и две на третьем ярусах. Кроме того, имеем пассивные помехи – на всех ярусах. И никуда не делось, конечно, Огромное Продолговатое Пятно, вероятно, противник – прямо над нами. Движется кругами, скорость пять оборотов в минуту, очень стабильно. В общем… – Тут бронепоезд тряхнуло, в амбразуры ударило дробью каменного крошева, поднятого огненной струёй с железнодорожной насыпи; завоняло копотью. – Ага, гад, почти попал. Так что, Орудие, картина обычная. Когда ж ты его, лешего, сбивать будешь?