– Ох, Женя! Только ты не начинай. Да, тебе повезло, карьера прёт в гору. Но ты ведь должна понимать, что далеко не всем так везёт. Конечно же! Как я могла забыть? Ведь всё, чего я достигла, – везение и не больше. Внутри поднимается протест. Который я сглатываю, потому как сейчас для него не время. – Слушай, Жень, а может ты бы его к себе забрала? Поручила бы какое-то направление. Чем ты там сейчас занимаешься? Широко расставляю руки и сжимаю до боли в пальцах столешницу: – Слиянием банков. Трёх! Трёх системообразующих банков страны. «Чем я там сейчас занимаюсь»… Да чтоб их всех! – Ну вот. Поручи ему какой-то один. – Вопрос кадров находится вне моей компетенции, – отмахиваюсь от матери. Не объяснять же ей, что вся суть слияния как раз и состоит в том, что останется только один банк. В этом весь смысл мероприятия. – Ах, да… Главным будет этот уголовник, – мама брезгливо поджимает губы и, несмотря на количество ботокса в её лице, их кончики ползут вниз, образуя некрасивые брыли. – Знала бы ты, какой скандал я устроила твоему отцу, когда узнала, что он заставил тебя ехать в колонию! Он тебя не обидел? – Кто? – Ой, да не смотри ты на меня так! Меня до костей пробирает от твоего инопланетного взгляда! Я тебе о Горозии говорю, о ком же ещё. Он тебя не обидел? – Зачем бы он стал меня обижать? – Господи, Женя, ты как с Луны! Человек сидел в тюрьме. Мало ли что у него на уме? Вдруг он бы тебя… – Что? – с трудом удерживаю на лице маску серьёзности. – Набросился на тебя! Вот что. Изнасиловал. Интересно, что бы сказала моя чопорная мать, если бы я ей ответила, что вряд ли ему это пришлось бы делать? Да помани он меня пальцем – я бы тут же упала на спину, готовая на всё… Ну, или не на спину, если бы он решил, что хочет трахнуть меня в позе позатейливей. – Что ты, мама. Сергей Зурабович – приличный человек. – Кавказец! – выплёвывает мать, будто это слово – какое-то ругательство. Боже, ну почему я вынуждена это терпеть? С какой радостью я вообще бы забыла сюда дорогу… Мы же чужие. Совсем. Толку, что во мне её кровь плещется? – Мам, мы же современные люди. Откуда эти пещерные представления о жизни? – Пещерные? Ну, знаешь ли!.. Он и есть такой. Знаешь, что этот… Горозия попросил первым делом, вернувшись домой? Шлюху! Вот, как? Значит все-таки попросил? Отставляю тарелку в сторону и, открыв кран, подставляю под холодную воду пульсирующие запястья. – Вот видишь? Свои потребности Сергей Зурабович удовлетворяет вполне цивилизованным образом. Разве это не означает, что мне ничего не грозит? – Женя! Это не шуточки. – Да уж какие тут шуточки, мам? И правда, когда хоть плачь… Глава 6 Серго Я просыпаюсь с криком на губах. Весь липкий от пота и с чудовищным стояком, который здорово бы пригодился, реши я прибить полку или там повесить картину. Странно. Мне редко снятся сны, а уж тем более – эротические. Да и то, что мне в этот раз пригрезилось, больше походит на второсортный триллер. Воспоминания в моей голове спутались, смешались, образуя довольно странный сюжет. Снился Лёшка, которого опускали на моих глазах. Я хотел вмешаться, отбросить прочь от него насильника – здоровенного потного борова, но не успел. Картинка стремительно изменилась. И вот как будто это уже я сам размашисто врезаюсь в тугую задницу. Ощущаю под ладонями узкие по-мальчишески бёдра, мелко-мелко дрожащие от напряжения, нашариваю ладонями плоскую грудь… Мой оргазм неумолимо приближается, и в этот самый момент Лёшка оборачивается, и я понимаю, что на самом деле трахаю Воскресенскую. Её огромные глаза широко распахнуты, ресницы слиплись от слёз, на губах застыла гримаса боли. Я отшатываюсь от неё, как от огня, и просыпаюсь, да… С криком. Привидится же такое! Наверное, взбреди мне в голову разобрать этот сон с психологом, тот бы непременно решил, что так даёт о себе знать моя гомосексуальность. Но это полная хрень. Я люблю женщин. Красивых женщин, с пышными формами. Вот почему Воскресенская не показалась мне привлекательной тогда, в самом начале. Спускаю ноги на пол. Сгребаю часы, которые с вечера бросил на тумбочке. Хорошие часы, дорогие. Их почему-то не конфисковали, как почти всё остальное. Так и остались в сейфе. На котором Вика не потрудилась даже сменить код. Стрелки показывают пять утра. До моей встречи с Евгенией в офисе остается почти четыре часа. И вроде бы можно доспать, но я понимаю, что даже не стоит пытаться. Гиблое это дело. Плетусь в душ. Вчера я впервые в жизни провёл десять минут в солярии. К счастью, этого достаточно, чтобы избавиться от трупной бледности. Чувствую себя почти нормальным человеком. Чищу зубы, щёку простреливает – до стоматолога я не дошёл, а ведь зуб начал ныть ещё на зоне. Болезненно кривлюсь и осторожно выполаскиваю рот. Да только и ополаскиватель не в силах меня избавить от горечи, собравшейся на языке. Мне не нравится чувство вины, засевшее в груди, в её левой части. Женя для меня столько сделала, что на первый взгляд кажется, будто это неизбежно, но… Я ведь ни черта не знаю о её мотивах. Просто никогда не спрашивал напрямую. А пытаться понять, что в её голове творится – абсолютно напрасный труд. Наверное, нам стоит поговорить. Но не теперь, когда моя жизнь на слабых подпорках держится. Любой сквозняк – и она снова рухнет. Так стоит ли сотрясать воздух? Нет. Уж лучше, пока это возможно, придерживаться избранной ранее тактики. В конце концов, она сама ей следует. И, кажется, её всё устраивает. Разве не идеально? Готовлю себе завтрак, читаю новости. Всё это так нереально, что будто бы не со мной. Неужели я и впрямь могу всё это делать? Позавтракав, плетусь в гардеробную. Надеваю костюм и повязываю галстук. Галстук из старой жизни. Костюм и рубашка – абсолютно новые. Как я и думал, весь старый гардероб мне мал. Да и давно уже вышел из моды. К отведённому нам офису Иван меня привозит ровно к девяти. Лихо паркуется, уведя классное место у лысого мужика на «Крузере». – Эй! Какого чёрта? – орёт тот, высунувшись из окна. – Это парковка для топ-менеджеров. – А я, по-твоему, кто?! Хрен с бугра? – Ну вот! Всё ты знаешь, – ухмыляется Иван. – Сгинь, мужик, не ищи себе неприятностей. Пока Иван переговаривается с водилой, я выбираюсь из салона, сам себе открыв дверь. – Что здесь такое? Оборачиваемся на голос. Через стоянку к нам шагает Воскресенская. Ее тотал-блэк-закрытый-наглухо образ разбавляет жакет оверсайз цвета фуксии-вырвиглаз. Скромного кроя юбка-карандаш оставляет открытыми колени и икры. Всё такие по-жеребячьи поджарые. На носу – очки. Губы накрашены помадой в цвет пиджака. Из украшений – массивное золотое кольцо и серьги. На ногах – босоножки не по дресс-коду. Волосы собраны в строгий пучок на макушке. – Не поделили парковочное место, Евгения Александровна. – Бывает, – улыбается она. – Доброе утро, Сергей Зурабович. Как ваши выходные? – Потрясающе, – бросаю сухо. Зуб ноет, не прекращая. И боль чем дальше, тем становится сильней. Вот тебе и первый рабочий день. Как сосредоточиться и не потерять бдительность? – Ну, тогда, думаю, лучше нам подняться внутрь. Ваш офис располагается на последнем этаже, рядом с моим. Не потеряемся. – Да уж. – Команда у нас новая, ещё не до конца сработавшаяся. Но люди все толковые. – Пусть мне соберут их личные дела. Я изучу, – беру разговор в свои руки и гляжу прямо на неё, пусть нечего и не вижу за стёклами солнцезащитных очков, которые я уже почти ненавижу. Мы в чёртовом здании и по всем правилам делового этикета Евгении Александровне не мешало б их снять! Но она это делает лишь в момент, когда я уже почти созрел, чтобы сделать ей замечание. Будто до этого нарочно меня испытывала. – Да, конечно. Вы можете отдать распоряжение на этот счёт своей секретарше. – А моего распоряжения тебе недостаточно? – на кой-то чёрт включаю мудака, каким никогда, в общем-то, не был. Евгения-чтоб её-Александровна равнодушно ведёт плечом: – Почему же? Могу и я попросить. Мне не трудно. Но видите ли, у нас столько проблем, что гораздо лучше будет, если я займусь своими непосредственными обязанностями. Не знаю, в курсе ли вы, но с нашего рынка ушли все более-менее стоящие консалтинговые компании. На наши плечи легла подготовка практически всех отчётов. И анализ, и прогноз… Мы замедляемся у турникета. Она открывает сумочку и начинает что-то в ней искать. Мимо нас, тайком на меня косясь, проходят люди. Кто-то здоровается. Женя отвечает. Я только все сильней хмурю брови. – А вот и пропуски. Я уж думала, что в другой сумке оставила. Турникет мигает зелёным, пропуская нас внутрь. Идём к лифтам, двери которого закрываются у нас перед носом. Набившаяся в кабину компашка так занята разговорами, что просто не замечает нас. У произошедшего есть и свой плюс. Прибывшая следом кабина абсолютно пуста. В ней только я и Воскресенская. И камера, установленная в правом верхнем углу. Я готов дать руку на отсечение, что она тщательно следит за каждым нашим жестом. Каждым словом. Да и Евгения Александровна всё понимает правильно. Вот почему мы до сих пор током не поговорили. За нами повсюду слежка. – Думаю, где-то час нашим спецам понадобится, чтобы открыть для вас доступ и наладить корпоративную почту. Потом было бы неплохо, если бы вы изучили отчёты хотя бы предварительно. А после предлагаю устроить совещание, чтобы пройтись по каждому пункту отдельно. Вдруг у вас останутся какие-то вопросы или, наоборот, возникнут пожелания. – Не сомневайтесь. Это хорошо, что офис у меня новый. В том, где мы работали прежде, осталось слишком много навязчивых воспоминаний. В том числе и о Воскресенской. Двери лифта распахиваются. Мы проходим через коридор к высокой двери. – Замок открывается при помощи биометрических данных. Ключ не нужен. Попробуйте. Здесь двойная аутентификация. – Что сделать? – чувствую себя дурак дураком. – Приложите указательный и средний пальцы к вот этому экрану. – Откуда у них мои… – осекаюсь, не договорив слово «данные». Потому как всё очевидно на самом деле. Я очень хорошо помню, как откатывали мои отпечатки… Их не вытравить из базы, доступ к которой у курирующих нас спецслужбистов наверняка имеется. Стискиваю зубы и едва не вскрикиваю от острого приступа боли, что возникает где-то в челюсти и простреливает аж в глаз. – Что-то не так? – Зуб болит. Ничего страшного, – рычу я, касаясь нужными пальцами считывающего устройства. Дверь попискивает и открывается. В шикарной приёмной никого. – Анна Витальевна, наверное, вышла. Обычно она не опаздывает. Ваш кабинет налево, мой – направо. Дверь открывается по тому же принципу. – И в твой? – зачем-то провоцирую. – Что?