– Личные причины. – То есть? – Всё же это словно предательство. – Да, конечно, – отвечают видеоинженеры и продюсер. – Если передумаете, то мы не пустим эту запись в эфир. Я знаю, что они врут, что по ТВ это всё равно пустят, но мне уже всё равно. Это я вижу по их глазам. Понятно, что при диктатуре ничьё мнение ничуть не нужно, кроме мнения вождя. Важна только цель. Диктатора. А его цель – личная власть. Диктатура. Будем жить. Это же и мой выбор. …А просто мне не нравится, когда меня предают. Демократы меня в общем предали. Они на поводу своих эгоистичных интересов. Я и сам в ответ поступаю зеркально. Время, в котором я жил, то самое якобы тоталитарное будущее – право. Люди – скоты. Только некоторые из людей более человеки, чем другие. Те, что у власти. Надо быть реалистом. Звоню по заранее данному мне номеру телефона. Это спецслужба. – Я знаю, по какому маршруту и как пойдёт будущее шествие. И знаю, что они хотят окружить омоновцев и прорваться к зданию Правителя. А позже его захватить и заставить капитулировать, подписав манифест об отречении. – Отлично! Вы нам очень помогли. Выезжаем за вами! Покажете нам более детально их маршрут! Встреча с Правителем Правитель мне кивает и улыбается под пышным убранством помпезного дворца и под хрустальными люстрами: – Вы очень помогли нам, всему народу нашей страны и лично мне, ведь я – это и есть народ! – говорит он, пожимая руку. – Я – тоже за справедливость! – отвечаю. – Ведь и я – тоже народ! – Хм, – отвечает Правитель. – Ну, в какой-то мере… Ты – народ будущего! – он смеётся. Так мы оба смеёмся, напряженно разглядывая друг друга. Зачем он меня к себе пригласил? – думаю я. Что от него можно ожидать? – думает наверняка Правитель. – Я, конечно, понимаю, почему ты сбежал из будущего, – подмигивает Правитель. – Почему? – Потому, что тебе надоело жить в твоём хаосе. В анархии. Во вседозволенности. Когда якобы правит народ, а на самом деле развращенные олигархи не могут поделить тело народа, – опять подмигивает Правитель. – Ты, как и я, ненавидишь демократию! Ту, из которой ты сбежал! – Абсолютно! – по наитию отвечаю, не понимая, к чему клонит тиран. – Жизнь у нас там в будущем совсем не сахар! – Какой у вас политический строй? Более подробнее, а? – пытливо смотрит правитель. – Строй… – тяну, не зная, что ответить. – Да, строй! При каком строе вы там в будущем живёте? – При таком строе, – тяну, подбирая слова. – Не могу подобрать слов. У нас нельзя особо на эту тему выражаться. Извините. – Да, именно таков ваш строй! Я же знаю, при каком строе вы там все живёте! При так называемой демократии! Извращенцы у власти! Зато у нас можешь говорить всё, что думаешь. Об этой вашей демократии. Причём, совершенно безнаказанно! И о нас, нашем строе, тоже можешь говорить всё, что думаешь! Но – только хорошее! Разве нет? Улыбаюсь и киваю: – Спасибо за аудиенцию. Вы читаете мои мысли. – Ты помог разобрачить заговорщиков, – говорит Правитель. – Ты большой молодец! Ты красавец! Молчу. – Я понимаю, почему ты вначале попал к ним. По твоей демократической привычке! Подобное тянется к подобному! – Ну да, – отвечаю. – Ты, наверное, отщепенец. У вас там демократия и полное безумие, а ты один из немногих здравомыслящих людей. – Почему вы так считаете? – Увы, безумие наступает. – Как? – Люди хотят сами всё решать. Это сумасшествие. Человек, который работает тяжело по восемь а то и больше часов, не в состоянии трезво мыслить. – Конечно! – Хорошо, что ты это понимаешь. Это как испокон в приморских странах для моряков дальнего плавания запрещено голосовать, потому что у них там от их «одно и то же тяжелое и гадкое каждый день» крыша едет. – Демократия, это массовая манипуляция немногими избранными многой быдломассы, – вспоминаю уроки истории и то, чему учили меня в школе. – Кто лучше манипулирует, тот и победил. – Но это такая глупая лотерея. – Так и есть, – поддакиваю. – Слушай, покажи фокус! – подмигивает Правитель. – Какой? – Прикажи моим охранникам положить на пол оружие, – мигает он на стоящих в нескольких десятках метров от нас в конце зала охранников. Я смотрю на охранников. И даже посылаю им мысленную команду сложить оружие. Но у меня ничего не получается. – Не могу, – отвечаю. – Почему? – Потому, что могу только выборочно. Только то, что правильно. – А! – смеётся Правитель. – Понимаю, понимаю. Тебя так достали эти демократы в твоём собственном времени, что у тебя на то, чтобы над ними поиздеваться, есть потеницал. А на охранников порядка – нету! – Да! – смеюсь я. – А то, что ты помогал им и действовал против нас? Своими чарами? – пытливо всматривается Правитель. – Оступился! – отвечаю. – Ну, красавец! Мы красавцы! – Правитель хлопает меня по плечу. Мы, довольные собой и друг другом, расстаёмся. Иду по долгим коридорам в сопровождении безмысленных людей в парадной форме с аксельбантами. Меня осеняет. Достаю из кармана и смотрю на пакетик из бумаги. Я не отдал конверта. С посланием о том, чтобы Правитель не встречался на теледебатах с Ланой. Того письма, которое наказывал передать Гольц. Может быть, вернуться? Да не, не буду. Это подсознание, что не отдал. А я доверяю своему подсознанию. Как-то мне всё же не алё в этом измерении и на этой волне. Диктатуры. Постоянного изображения того, чего нет. Но разве у демократов не так?.. Любовь и революция Радостный шум человеческих тел и восторженные крики хором. Ветер в лицо. Тела. Плакаты и лозунги. Лица своим множеством бликов. Опять этот блеск знакомых глаз. Обознался? Это они! Это она! Что-то меня тянуло в центр города, туда, где гвардейцы и омновцы больше были не в состоянии разогнать восторженных людей в силу их невероятного множества. Поворачиваюсь на знакомый голос. И вправду родные глаза. – Будет так, как надо, что бы ни случилось и что ни случится, – говорит она кому-то и вдруг встречается со мной глазами, осекаясь. – Ася! – кричу. Ася Кромлаева с презрением отворачивается. – Ася! – повторяю. – Разве мы знакомы? Я знала кого-то, кто был похож на героя. Но я тогда обозналась.