– О господи! – воскликнула Пэм. – И что ты ей ответила? – В тот момент – ничего. С тех пор мы об этом не говорили. Думаю, Эрика надеется, что я вскоре заговорю об этом, и, пожалуй, я это сделаю, просто выбираю нужный момент. Или тяну время. Может быть, просто тяну время. Она чувствовала, как в ней что-то поднимается. Восходящая гамма ярости. Мелодия из детства. Она взглянула на знакомое лицо матери – седая челка, резкой прямой линией пролегшая над выпуклыми карими глазами, крупный решительный нос, большие уши – для слушания, не для серег. Ее мать была вся энергия и определенность. Ни на миг ее не смутит паук, нехватка места для парковки или моральная дилемма. – Этой девочке нужен друг, – сказала она Клементине, когда впервые увидела Эрику на школьной игровой площадке. Непохожий на других ребенок. Несимпатичная девочка, которая, скрестив ноги, сидела на асфальте и играла с пожухлыми листьями и муравьями. Девочка с засаленными светлыми волосами, прилипшими к голове, нездоровой бледной кожей и расчесанными болячками на руках. Укусы блох, как узнала Клементина много лет спустя. Клементина посмотрела на девочку, потом на мать и почувствовала, как в горле у нее комом застряло слово «нет». Но ты не сказала «нет» Пэм, особенно когда мать произнесла это тем особым голосом. Так что Клементина подошла к Эрике и села напротив со словами: «Что ты делаешь?» Потом бросила взгляд на мать, ища одобрения, потому что Клементина проявила доброту, а доброта – самая важная вещь, правда, Клементина не чувствовала себя доброй. Она притворялась. Ей не хотелось иметь ничего общего с этой неопрятной девочкой. Ее эгоизм был отталкивающим секретом, который приходилось любой ценой скрывать, потому что Клементина имела преимущества. В плане понимания этого Пэм опережала свое время. Клементина научилась стесняться своей принадлежности к среднему классу белых задолго до того, как это стало модным. Ее мать была социальным работником и, в отличие от своих измученных, хмурых сослуживцев, никогда не утрачивала энтузиазма. Работая на полставки, она растила троих детей и имела собственное определенное представление о том, что происходит в мире. Семья Клементины не была особенно зажиточной, но на фоне того, что делала Пэм, привилегии оценивались по другой шкале. Жизнь – это лотерея, и Клементина с малых лет понимала, что, очевидно, выиграла в ней. – Что ты собираешься сказать Эрике? – спросила Пэм. – Разве у меня есть выбор? – Конечно у тебя есть выбор. Это будет твой биологический ребенок. Очень большая просьба. Ты не должна… – Мама, – сказала Клементина, – подумай об этом. В кои-то веки она выразилась определенно. Мать не присутствовала на том барбекю. И в ее памяти не отпечатались навсегда те жуткие образы. Она наблюдала за матерью, которая, обдумав все, пришла к тому же выводу. – Я понимаю, что ты имеешь в виду, – смущенно произнесла она. – Я собираюсь это сделать, – быстро проговорила Клементина, не давая матери возразить. – Собираюсь сказать «да». Придется сказать «да». Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.