Поскольку здесь мы уже все осмотрели, наша группа покидает этот уголок Дикого Запада, и Портер проводит нас по оставшимся помещениям крыла в главный зал, где никого нет, поскольку Пенгборна и его людей мы опередили. Пока мы их ожидаем, он подводит нас к панели в стене рядом с бюро находок и открывает ее. Внутри обнаруживается небольшая ниша, в которой висит черный телефон. – Я знаю, о чем вы сейчас подумали, – говорит он, – он хоть и выглядит как антиквариат, но музейным экспонатом отнюдь не является – потрясающе, да? Послушайте, давно-давно люди пользовались проводными телефонами. И хотя в этом музее вы действительно можете увидеть несколько раритетных технических достижений, типа камер видеонаблюдения 1990-х годов или принесенных со свалки принтеров на кассе по продаже билетов, музейные телефоны к числу таковых не относятся. – Он берет трубку и показывает на три кнопки. – С его помощью можно совершать исходящие звонки, но только в экстренных случаях, иначе вас уволят. Эту чудесную, хотя и допотопную штуковину разрешается использовать единственно для внутренней связи. Зеленая кнопочка с надписью «ОХРАНА» позволяет связаться со мной в случае нештатной ситуации, с которой вы не в состоянии справиться самостоятельно. Это делается так… – Он нажимает кнопку и на его плече издает писк небольшая рация. – Видите? Это же чудо. О-го-го! – Затем он показывает на красную кнопку: – С помощью вот этой, с надписью «Всеобщее оповещение», можно обратиться ко всему-у-у-у музе-е-е-ею, – говорит он, будто поет йодлем, стоя в каньоне, – сделать это может только тот, кто работает за стойкой информации, чтобы предупредить о скором закрытии музея или начавшемся пожаре. Ее лучше не трогать. – А для чего предназначена желтая? – спрашиваю я. Ведь с кем, как не с этим парнем, обсуждать рабочие вопросы, правда? Он обладает нужной информацией. И если я буду вести себя как профессионал, то же самое, вполне возможно, сделает и он. Портер показывает на меня: – Хороший вопрос, ирландский ликер «Бейли». Желтая кнопка служит для оповещения не всего музея, а только главного зала. Видите? Здесь так и написано: «Главный зал». В основном ее используют, чтобы огласить объявление очередного болвана, потерявшего детей или жену. Он нажимает кнопку, и из невидимых динамиков раздается резкий звук. Портер протягивает мне трубку и говорит: – Давай скажи что-нибудь, суперзвезда. Я качаю головой. Так не пойдет. Не нравится мне быть в центре внимания. Жаль, что я спросила его об этой желтой кнопке. Своим неторопливым голосом он пытается уговорить меня взять трубку, но в его глазах я вижу стопроцентный вызов, будто мы вступили в какое-то состязание и он пытается определить, кто первым сломается. – Ну же, давай. Не стесняйся, моя гламурная красавица. Опять эти обидные прозвища? В чем дело? Ну хорошо, сейчас ты у меня попляшешь. Теперь это дело принципа. Я скрещиваю руки на груди и говорю: – Нет. – Это всего лишь маленькое переговорное устройство, – настаивает он, помахивая у меня перед носом трубкой. Я отталкиваю его руку. Ну хорошо, пусть даже отбиваю. Не хочу с ним больше иметь ничего общего. Он меня взбесил. Впрочем, не только он меня – я его тоже. Непринужденность медленно сползает с его физиономии и сейчас он на меня тоже явно злится. Если честно, мне плевать. Он не мой начальник и никогда им не будет. На какой-то момент его челюсть съезжает на одну сторону. Потом он наклоняется ко мне ближе и спокойным, надменным голосом говорит: – Ты уверена, что обладаешь необходимыми навыками для этой работы? Ведь говорить в микрофон входит в твои профессиональные обязанности. – Я… Довести до конца свою мысль мне не удается. Меня душит злоба, я совершенно сбита с толку и опять цепенею, как и в тот раз, когда он спросил меня, откуда я приехала. Одна половинка меня подталкивает повернуться и убежать, но другая так и жаждет заехать Портеру кулаком под дых. Но единственное, что я могу, это стоять перед ним, беззвучно открывая и закрывая рот, будто испускающая дух рыбка. Портер теряет терпение только через долгих пять секунд. Я вижу, что в какой-то момент он бросает взгляд на ожидающую за нашей спиной толпу, вероятно понимая, что вообще-то ему полагается говорить больше с ними, нежели со мной, и на его лице отражается что-то вроде озадаченности. А может, я это все напридумывала, потому как уже в следующее мгновение оно принимает обычное выражение. Портер подносит трубку ко рту. – Проверка, – говорит он, и его голос эхом разлетается по пещере зала, – меня зовут Бейли, я из округа Колумбия, где последним писком стало носить туфли от разных пар. Некоторые ухмыляются, я опускаю глаза на свои ноги. И к своему ужасу, обнаруживаю, что он прав. На мне действительно туфли одного и того же фасона: одна черная, другая синяя. У меня их три пары разных цветов, а поскольку они маленькие и удобные, я сунула одну из них в багаж. А утром так отчаянно взялась гладить платье, что, не глядя, надела их и вышла из дома. ЧТО ЭТО СО МНОЙ? В довершение всего до меня доходит, что Портер отнюдь не пялился на мои ноги – все это время он смотрел лишь на туфли. У меня пылают щеки. Мне хочется растаять, превратиться в лужу и скользнуть под вытертый оранжевый ковер. На охранника я не могу даже смотреть, не говоря уже о том, чтобы выдать остроумный ответ. Мозг переключился на автопилот, разум помутился и не может больше фиксировать ничего, кроме гулко раздающегося в ушах биения моего собственного сердца. Я настолько оцепенела, что почти не чувствую облегчения, когда возвращается Пенгборн и меняется с Портером группами, чтобы мы могли осмотреть другое крыло. Клянусь, у меня нет ни малейшего желания когда-либо видеться с этим парнем вновь. И если в жизни есть хотя бы капелька справедливости, мне поручат дело, которое позволит оказаться от него в нескольких световых годах. Я буду делать что угодно. Чистить туалеты. Убирать мусор. Даже делать объявления по этому дурацкому телефону. Если это позволит свести до минимума общение с долбаным Портером Росом, я буду выполнять такого рода обязанности с превеликим удовольствием. Потому что в круг его профессиональных обязанностей, похоже, входит насмехаться над Бейли, и если так оно и будет, то мне придется сесть в самолет и улететь домой к маме и Нейту. Я вспоминаю об Алексе и думаю, как здорово было бы сейчас вернуться домой и обо всем ему рассказать. Он бы наверняка посочувствовал, и мне стало бы лучше. Надо обязательно кому-то поплакаться в жилетку, ведь хуже мне сегодня уже точно не будет. Когда по окончании экскурсии мистер Кавадини распределяет обязанности, я понимаю, до какой степени заблуждаюсь – еще как будет! Недоверчиво взираю компьютерную распечатку графика работы. Меня поставили продавать билеты. СООБЩЕСТВО КИНОМАНОВ «ЛЮМЬЕР» ЛИЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ>АЛЕКС>НОВЫЕ @mink: Я устроилась на работу, и сегодня у меня был первый день. Кошмар. Я ненавижу ее даже больше, чем мнимый акцент Дика Ван Дайка в «Мэри Поппинс». @alex: Ого! Такую ненависть и в самом деле надо заслужить, мой командир! Ты опять работаешь у матери, как и прошлым летом? Или мне не стоит тебя спрашивать? Может, это для меня запретная тема? Я мысленно просматриваю их перечень, но ничего такого в нем не нахожу. @mink: Нет, не у матери. (Вообще-то, данная тема в списке присутствует, но на этот раз я проявлю к тебе снисхождение. Тем более что перечень, о котором ты говоришь, УЖАС какой большой.) @alex: При желании ты можешь в любой момент его подсократить. Одно твое слово, и я тут же дам тебе мою электронную почту. Или даже скажу, как меня на самом деле зовут! *вздох* @mink: Я не могу прийти в себя от изумления! @alex: Ну хорошо, хорошо. Давай, рассказывай о том какой нехороший, кошмарный и совсем никудышный у тебя выдался день. Что, начальник выдался редкой сволочью? @mink: He знаю, пока еще рано говорить. Мне досталось на редкость дерьмовое место, а один из моих коллег оказался сущим козлом. Я уже сейчас могу сказать, что он устроит мне веселую жизнь. @alex: Он тебе, а ты ему. Ты же Минк, Норка! И прекрасно знаешь, как эти зверьки рычат! @mink: *кашляю* *фырчу* *неудачно пытаюсь мяукнуть* @alex: He падай духом. Ты побьешь этого лузера по всем статьям. Парни такие тупицы. @mink: Что да, то да. А как, кстати, прошел твой день? Неплохо. Все как обычно – теперь, с началом лета, я опять тружусь с утра до вечера, причем сразу в двух местах. Как правило, на основной работе мне достаются самые тупые сослуживцы, хотя не исключено, что их мне подсовывают специально. К тому же я все еще тешу себя надеждой, что моя замечательная подруга Минк наберется храбрости, чтобы этим летом навестить отца и сходить со мной на фестивальный показ картины «На север через северо-запад». Неужели ты устоишь перед Хичкоком? (Если называешь себя киноснобом, докажи это!) Глава четвертая «Что случилось с благородством? Неужели оно существует только в картинах 80-х годов?» Эмма Стоун «Отличница легкого поведения» (2010) В дальнейшем инструктаж проходит как в тумане. Я даже не понимаю, как умудряюсь найти обратную дорогу к дому отца. А когда Пит Райделл возвращается с работы, я встречаю его заученным наизусть списком взвешенных, веских причин, по которым никак не могу работать в «Погребе», а вскоре и вовсе отчаянно умоляю разрешить мне туда больше не ходить – «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста». Но он ни в какую не соглашается. Даже когда я обещаю устроиться работать в «Блинную хижину» и каждый день до конца жизни таскать домой бесплатные, положенные персоналу блины. – Минк, это всего лишь будка, где ты будешь продавать билеты, – возражает он, поражаясь тому обстоятельству, что мне может быть настолько противно брать деньги у незнакомых людей. А когда я пытаюсь объяснить ему мое стойкое отвращение к Портеру, бровь отца поднимается, выдавая его растущее подозрение – настолько ощутимое, что им можно было бы даже наполнить воздушный шар. – Тот самый парень, которого мы чуть не сбили на перекрестке? Он вспоминает обкуренного дружка. И вот-вот поймет, в чем дело. Но он не понимает. И начинает говорить о том, каких трудов ему стоило задействовать свои связи, чтобы я получила эту работу, какое отвратительное я составлю о себе впечатление, если так быстро уйду, как дорога в здешних краях жизнь, особенно на доходы одного-единственного родителя – совсем не такие, как у нашей мамы-адвоката, – и как ему хотелось бы, чтобы я самостоятельно оплачивала страховку на «Веспу» и счета за мобильник. – Это пойдет тебе на пользу, – говорит он уже немного мягче, взяв меня за плечи. На нем все еще рубашка с длинным рукавом и галстук, как и подобает бухгалтеру, а не эксцентричная футболка в стиле научной фантастики 1980-х годов, поэтому в данный момент он больше похож на ответственного, взрослого человека. Я даже не помню, чтобы раньше он был так решителен и тверд. Странно… Даже не знаю, что об этом думать. Это приводит меня в некоторое смятение. – Знаю, тебе сейчас трудно мне поверить, но это действительно так. Порой человеку нужно пройти через суровое испытание, чтобы понять, что в действительности он намного сильнее, чем думает. Бррр. Как же он основателен и серьезен. Я понимаю, папа говорит о том, через что ему пришлось пройти после развода, и от этого мне становится неуютно. Из моей груди вырывается протяжный вздох побежденной девочки, легким движением я выскальзываю из его рук и тут же испытываю чувство облегчения. Как только у меня появляется время обо всем логически подумать, я начинаю понимать, почему он так говорит… теоретически. Если надо мучиться в «Погребе» только для того, чтобы приносить домой зарплату и тем самым показывать, что я могу быть человеком ответственным, значит, нужно каким-то образом выдержать это испытание, изыскав способ как можно меньше видеться с Портером Росом. Я, может, и уклонистка, но ни лодырем, ни прогульщиком не была никогда. В конце концов, это всего лишь работа на лето, правда? К тому же мне и без того есть о чем подумать. На следующее утро, как только вторая машина отца затихает вдали, я разворачиваю карту Коронадо Ков. Пора немного поработать детективом. Первую рабочую смену в «Погребе» мне назначили только на завтра, поэтому у меня по меньшей мере есть день передышки, перед тем как отправиться отбывать тюремный срок. Я уже отправила Алексу сообщение, однако он на него пока не ответил. Интересно, он молчит потому, что занят сейчас на работе? В течение учебного года он работает только после школы и от случая к случаю по выходным. Но сейчас лето, и он говорит, что теперь больше трудится по утрам, чтобы потом отправиться на другую работу. От одной мысли об этом у меня в животе будто ворочается моток колючей проволоки. Вот что мне известно о работе Алекса: это их семейный бизнес и он его ненавидит. Знаю, что его рабочее место имеет некоторое отношение к пляжу, потому как он писал, что может видеть в окошко волны. Знаю, что там есть то ли конторка, то ли прилавок, так что речь, скорее всего, идет о торговле. Скажем, магазин на набережной. Но тогда поиск ограничивается… какой-то парой сотен торговых точек? Однако мне известны две подробности, с помощью которых его будет легче установить, хотя, когда он впервые о них упомянул, они совсем не показались мне значимыми. Первая: Алекс жалуется, что ему без конца хочется есть от запаха корицы, потому как рядом торгуют пончиками. Вторая: он кормит бездомного пляжного кота, который любит понежиться у магазина на солнышке и отзывается на кличку Сэм-Я. Немного, но для начала сгодится.