– Скажем, сегодня? – Пусть и сегодня, если вам угодно. – Даже если придется ехать в Бирмингем? – Конечно, раз уж возникла такая необходимость. – А практика? – Я подменяю соседа, когда он уезжает. Он всегда готов вернуть должок. – Ха! Лучше не бывает. – Шерлок Холмс откинулся на спинку кресла-качалки и пристально посмотрел на меня из-под полуопущенных век. – Как я понимаю, вам недавно нездоровилось. Летние простуды всегда такие неприятные. – На той неделе я три дня просидел дома из-за сильной простуды. Но мне казалось, что от болезни теперь уже не осталось и следа. – Это верно, вы выглядите совершенно здоровым. – Как же тогда вы узнали о моей болезни? – Мой дорогой друг, вы же знаете мои методы. – Дедукция? – Безусловно. – И от чего вы оттолкнулись? – От ваших домашних туфель. Я взглянул на мои новые кожаные домашние туфли. – Каким образом… – начал я, но Холмс ответил на вопрос прежде, чем я успел его завершить. – Домашние туфли у вас новые. Вы их носите не дольше нескольких недель, а подошвы, которые вы сейчас выставили напоказ, слегка покоробились от жара. Вначале я подумал, что вы их промочили, а затем, когда сушили, поставили слишком близко к огню. Но у самых каблуков есть маленькие круглые бумажные ярлычки с фирменным значком обувщика. Намокнув, они наверняка бы отлетели. Следовательно, вы сидели у камина, вытянув ноги к самому огню, чего человек в полном здравии делать бы не стал даже в столь сырой июнь, каким он выдался в этом году. Как всегда, после объяснений Шерлока Холмса все оказывалось очень просто. Холмс прочитал эту мысль на моем лице и улыбнулся с легким налетом горечи. – Боюсь, объяснениями я только выдаю себя, – заметил он. – Результат без объяснения причин производит более сильное впечатление. Так вы готовы отправиться со мной в Бирмингем? – Конечно. А что за дело? – Все узнаете в поезде. Мой клиент ждет внизу, в кебе. Вы можете уехать тотчас же? – Буду готов через минуту. – Я черканул записку соседу, поспешил наверх к жене, чтобы объяснить ситуацию, и присоединился к Холмсу на крыльце. – Ваш сосед – доктор. – Он кивнул на медную табличку. – Да, он купил практику, как и я. – Прежний врач практиковал достаточно давно? – Столько же, что и мой предшественник. С тех пор, как построили эти дома. – Ага! Так вам досталась лучшая из этих двух практик. – И я того же мнения. Но как вы об этом узнали? – По ступенькам, мой мальчик. Ваши стерты на три дюйма глубже, чем его. Этот джентльмен в кебе – мой клиент. Мистер Холл Пикрофт. Позвольте мне представить вас ему. Эй, извозчик, подстегните-ка лошадей, мы едва успеваем на поезд. Я сел напротив Пикрофта, высокого, хорошо сложенного молодого человека с открытым, добродушным лицом и светлыми завитыми усиками, в очень блестящем цилиндре и хорошо сшитом строгом черном костюме, отчего выглядел он щеголеватым клерком из Сити, где, собственно, и работал, и принадлежал он к тому сорту людей, которых у нас принято называть кокни[81], но они, как известно, составляют основу наших самых боеспособных добровольческих полков, а отличных спортсменов среди них больше, чем среди любой общности мужчин на этих островах. Чуть опущенные уголки губ, указывающие на свалившуюся на него беду, выглядели в некотором смысле комично на его круглом, румяном, веселом от природы лице. О том, что с ним случилось, я узнал лишь, когда мы уселись в вагон первого класса и поезд тронулся. – Весь путь занимает семьдесят минут. – Холмс заговорил первым. – Мистер Пикрофт, я хочу, чтобы вы рассказали моему другу о вашем интересном приключении в точности, как рассказывали мне, или, если получится, еще подробнее. И мне будет полезно еще раз проследить последовательность событий. Такое дело, Уотсон, может оказаться как стоящим, так и пустяковым, но в нем по крайней мере есть необычные и outre[82] нюансы, которые дороги вам в той же мере, что и мне. Пожалуйста, мистер Пикрофт, более я вас прерывать не буду. Наш спутник посмотрел на меня, и глаза его весело блеснули. – В этой истории я выгляжу полнейшим дураком, – начал он, – и это, пожалуй, самое неприятное. Разумеется, все еще, возможно, и образуется, но, признаться, я сомневаюсь, что мог бы повести себя иначе. А если я лишусь работы и ничего не получу взамен, выглядеть это будет так, будто второго такого простофили на свете нет. Рассказывать я не мастер, доктор Уотсон, но произошло со мной следующее. Я работал в «Коксон и Вудхаус» в Дрейперс-Гарденс[83], но в начале весны этого года фирма обанкротилась после истории с венесуэльским займом, – вы, конечно, о нем слышали, – который с треском лопнул. Я проработал у них пять лет, и старик Коксон, когда грянул гром, дал мне прекрасные рекомендации, но, разумеется, всех служащих, двадцать семь человек, бросили на произвол судьбы. Я сунулся туда, сюда, но множество других парней оказались в таком же положении, поэтому я долгое время оставался на мели. У Коксона я получал три фунта в неделю и за пять лет накопил семьдесят фунтов, но достаточно скоро эти деньги подошли к концу. Я так поистратился, что едва мог купить марки, чтобы отвечать на объявления, и конверты, на которые они наклеивались. Я сбил каблуки всех моих туфель, обивая пороги различных фирм, но ни на йоту не приблизился к цели. Наконец я увидел объявление о вакантной должности в «Моусон и Уильямс» – известной брокерской фирме на Ломбард-стрит. Смею предположить, что вы мало знакомы с торговлей акциями, но, можете мне поверить, это едва ли не самый богатый брокерский дом Лондона. Отвечать на объявление предлагалось только письмом. Я отправил им заявление вместе с рекомендациями без всякой надежды на успех. И вдруг получаю ответ, что могу приступить к исполнению своих новых обязанностей в ближайший понедельник, если приду в подобающем виде. Как такое случается, объяснить не может никто. Некоторые утверждают, что в подобных случаях управляющий просто сует руку в кучу заявлений и вытаскивает первое попавшееся. Так или иначе, на этот раз повезло мне, и я никогда в жизни так не радовался. Жалованье мне положили на один фунт больше, а обязанности мало чем отличались от тех, что я исполнял у «Коксона». Теперь я подхожу к самой странной части этой истории. Я снимаю жилье рядом с Хемпстедом, на Поттерс-террас, 17. После того как мне принесли это письмо с предложением выходить на работу, в тот самый вечер я сидел и курил, когда вошла хозяйка с визитной карточкой, на которой я прочитал: «Артур Пиннер, финансовый агент». Никогда прежде я не слышал этого имени и знать не знал, зачем я ему понадобился, но, разумеется, попросил хозяйку пригласить его наверх. Он вошел, среднего роста, темноглазый брюнет с темной бородой. Резкость манер и отрывистость речи указывали, что он привык дорожить своим временем. – Мистер Холл Пикрофт, если не ошибаюсь? – спросил он. – Да, сэр, – ответил я, пододвигая к нему стул. – Раньше работали в «Коксон и Вудхаус»? – Да, сэр. – А сейчас вас взяли на работу в «Моусон»? – Совершенно верно. – Видите ли, – продолжил он, – я слышал, вы обладаете незаурядными деловыми способностями. Вы помните Паркера, бывшего управляющего у «Коксона»? Он просто не мог остановиться, расхваливая вас. Мне, разумеется, его слова очень понравились. Я всегда хорошо справлялся со своими обязанностями, но и представить себе не мог, что в Сити идут обо мне такие разговоры. – У вас хорошая память? – спросил Пиннер. – Не жалуюсь, – скромно ответил я. – Вы следили за рынком, пока не работали? – Да. Каждое утро читаю лист фондовой биржи[84]. – Рвение, достойное подражания! – воскликнул он. – Это и есть путь к процветанию! Не будете возражать, если я вас немного поэкзаменую? Значит, так… Скажите, как идут «Эрширы»? – Сто шесть с четвертью и сто пять и семь восьмых. – «Нью-Зиленд консолидейтед»? – Сто четыре. – «Бритиш броукен хиллс»? – От семи до семи и шести десятых. – Великолепно! – вскричал он, вскидывая руки. – Просто замечательно. Целиком и полностью совпадает с тем, что я о вас слышал. Мальчик мой, мальчик мой, вы созданы для большего, чем работать простым клерком у «Моусона»! Его восторг, как вы понимаете, меня несколько смутил. – Может, и так, мистер Пиннер, – ответил я, – но другие люди, в отличие от вас, не ценят меня столь высоко. Мне пришлось попотеть, чтобы найти эту работу, и я очень рад, что теперь она моя. – Фи, молодой человек, вам ли о ней скорбеть! Это же не ваш истинный уровень. А теперь послушайте, каким он мне представляется. Конечно, и мое предложение далеко не в полной мере соответствует вашим способностям, но, если сравнивать с местом клерка у «Моусона», это небо и земля. Когда вы начинаете работать у «Моусона»? – В понедельник. – Ха-ха! Рискну предположить, что вы туда не пойдете. – Не пойду в «Моусон»? – Именно так, сэр. К этому дню вы уже будете работать управляющим делами Франко-Мидлендской компании скобяных изделий, имеющей сто тридцать четыре отделения в различных городах и селах Франции, а также по одному в Брюсселе и Сан-Ремо. У меня даже дыхание перехватило. – Но я никогда не слышал об этой компании, – пробормотал я. – Очень может быть. Компания особо себя не афишировала, подписка на акции проводилась в закрытом порядке – дело это слишком выгодное, чтобы посвящать в него всех подряд. Мой брат Гарри Пиннер – учредитель компании и войдет в состав совета директоров как исполнительный директор после распределения акций. Узнав, что я еду в Лондон, он попросил меня подыскать хорошего специалиста, который не попросит больших денег, молодого и напористого, многое умеющего и с хорошими рекомендациями. Паркер рассказал мне о вас, и вот я здесь. Для начала мы можем предложить вам жалкие пятьсот фунтов в год, но в дальнейшем… – Пятьсот фунтов в год?! – вскричал я. – Только для начала. Кроме того, вы будете получать один процент комиссионных с каждого нового контракта, заключенного вашими агентами, и, можете мне поверить, ваше жалованье более чем удвоится. – Но я ничего не смыслю в скобяных изделиях.