– Которое это окно? – Последнее слева, а рядом окно спальни моего отца. – В обеих комнатах горели лампы? – Естественно. – Здесь мы видим несколько интересных особенностей, – с улыбкой проговорил Холмс. – Вас не удивляет, что грабитель – судя по всему, не новичок в своем деле – проникает в дом в тот час, когда вся семья еще на ногах и в окнах горит свет? – Это лишь доказывает его дерзость. – Безусловно, в этом есть определенная странность; потому мы и обратились к вам за объяснением, – с вызовом бросил мистер Алек. – Но ваше предположение, будто грабитель успел обыскать дом до того, как на него наткнулся Уильям, не выдерживает никакой критики. Если все было так, как вы говорите, мы должны были обнаружить беспорядок и пропажу каких-то вещей, разве нет? – Смотря какие вещи он взял, – ничуть не смутившись, ответил Холмс. – Как вы уже могли заметить, преступник – человек необыкновенный и действует по своим правилам. Вспомните хотя бы, какую странную коллекцию вещей он позаимствовал у Эктонов. Что же это было? Кажется, моток бечевки, пресс-папье и… бог знает еще какая ерунда! – Что ж, мы полностью в вашем распоряжении, мистер Холмс, – сказал старый Каннингем. – Мы сделаем все, что вы или инспектор от нас потребуете. – Во-первых, – начал Холмс, – я бы хотел, чтобы вы назначили вознаграждение за помощь в поимке преступника от своего собственного имени. Если вознаграждение пообещает полиция, формальности потребуют времени, а оно нам сейчас очень дорого. Я уже приготовил текст объявления, вам остается только подписать. Думаю, пятидесяти фунтов будет достаточно. – Я с удовольствием дам пятьсот, – сказал судья, взяв в руки бумагу и карандаш, протянутые ему Холмсом. – Однако здесь вкралась ошибка! – воскликнул он, взглянув на документ. – Я писал в спешке и мог ошибиться. – Вот тут, в начале, вы пишете: «В связи с тем, что во вторник утром, без четверти час, была совершена попытка…» Это случилось ночью, без четверти двенадцать. Я ощутил болезненный укол за своего друга, зная, как тяжело Холмс переживает любую свою ошибку. Он всегда придавал огромное значение подобным мелочам, но, должно быть, болезнь все-таки подточила его силы, раз он начал допускать столь досадные промахи. Инспектор удивленно приподнял брови, а молодой Каннингем разразился обидным смехом, вызвав смущение моего друга. Пожилой джентльмен исправил ошибку и вернул документ Холмсу. – Постарайтесь, чтобы объявление вышло в газетах как можно скорее, – попросил он. – Думаю, это блестящая идея. Холмс аккуратно сложил листок и убрал его в свой карманный блокнот. – А теперь, – произнес он, – было бы неплохо еще раз всем вместе пройтись по дому, дабы окончательно убедиться, что преступник не прихватил с собой никаких вещей. Прежде чем войти в дом, Холмс внимательно осмотрел взломанную дверь. Очевидно, злоумышленник вырезал в ней отверстие при помощи очень прочного ножа или стамески и втолкнул замок внутрь дома. В древесине остались отметины от инструмента. – У вас ведь, кажется, нет решеток на окнах, – заметил Холмс. – До сих пор в них не было необходимости. – А собака у вас есть? – Да, но она сидит на привязи с другой стороны дома. – Когда слуги отправляются спать? – Около десяти. – Полагаю, Уильям тоже обычно был в это время в постели? – Да. – Удивительно, что именно в эту ночь он не спал. А теперь я был бы вам крайне признателен, мистер Каннингем, если бы вы показали нам дом. Мы вошли в холл, выложенный каменными плитами. По обеим сторонам от него находились кухонные помещения, а вверх вела деревянная лестница, по которой мы поднялись на второй этаж. Там мы оказались на широкой площадке – куда, как выяснилось, выходила другая, более презентабельная, лестница из холла парадного входа. На втором этаже располагались гостиная и несколько спален, включая спальни мистера Каннингема и его сына. Холмс медленно продвигался по дому, запоминая расположение комнат, окон и подсобных помещений. По выражению его лица я видел, что он напал на след, однако я и представить не мог, какие умозаключения он делал из всего виденного. – Я не вижу смысла в столь подробном изучении дома, уважаемый, – с оттенком нетерпения сказал наконец мистер Каннингем. – Вон моя комната, первая от лестницы, а следующая – комната сына. Судите сами, каким образом вор мог пробраться сюда, не потревожив никого из нас. – Вы словно пес, который бегает по кругу, пытаясь учуять след, – поддержал его сын с недоброй усмешкой. – Иронизировать будете позже, – холодно осадил его Холмс. – А сейчас я хотел бы знать, например, что именно видно из окон ваших комнат. Это, как я понимаю, комната вашего сына, – он распахнул дверь, – а это, по-видимому, та сама гардеробная, где он сидел и курил трубку в тот момент, когда внизу раздался шум. Куда выходят окна гардеробной? – Холмс пересек спальню и, толкнув дверь, заглянул в соседнее помещение. – Ну, теперь вы удовлетворены? – уже с нескрываемым раздражением спросил мистер Каннингем. – Благодарю вас: я увидел все, что хотел. – Тогда, если вы считаете это необходимым, пройдемте в мою комнату. – Если вас не затруднит. Судья пожал плечами и направился в свою спальню. Это была самая обыкновенная комната с простой обстановкой. Все двинулись к окну, а Холмс поотстал, так что мы с ним оказались замыкающими группу. Возле кровати я заметил небольшой квадратный столик – на нем стояли блюдо с апельсинами и графин с водой. Проходя мимо этого столика, Холмс быстрым движением наклонился и повалил его на пол. Стекло разбилось на тысячу осколков, фрукты раскатились по углам комнаты. Потрясенный его неожиданной выходкой, я на мгновение утратил дар речи. – Как вы неловки, Уотсон, – заметил тем временем Холмс. – Посмотрите, что вы сделали с ковром. В смятении я отступил назад и начал собирать апельсины, догадываясь, что мой друг неспроста возложил вину за происшедшее на меня. Все бросились мне помогать, столик поставили на место. – Эй! – вскричал вдруг инспектор. – Куда он подевался? Холмс исчез. – Подождите здесь, – сказал молодой Алек Каннингем. – Мне кажется, этот тип не в своем уме. Отец, идем его искать! Они чуть ли не бегом удалились из комнаты, а мы с инспектором и полковником обменялись удивленными взглядами. – Честно говоря, я готов согласиться с мистером Алеком, – произнес полицейский инспектор. – Возможно, это следствие его болезни, но, сдается мне… Его речь была прервана отчаянными криками «На помощь! На помощь! Убивают!». У меня мороз пробежал по коже, когда я узнал голос своего друга. Как безумный я выскочил из комнаты в коридор. Крики, теперь уже перешедшие в сдавленный хрип, доносились из комнаты молодого Каннингема. Я ворвался туда, потом в гардеробную. Отец и сын склонились над распростертой фигурой Холмса: Алек Каннингем пытался его задушить, отец выкручивал руку. Втроем нам удалось оторвать обезумевших хозяев от Холмса, и тот, шатаясь, встал на ноги – страшно бледный и вконец обессилевший. – Арестуйте этих людей, инспектор! – выдохнул он. – На каком основании? – По обвинению в убийстве их кучера Уильяма Кирвана! Сбитый с толку инспектор с недоверием смотрел на него. – Успокойтесь, мистер Холмс, – сказал он наконец. – Ведь не хотите же вы сказать, что… – Да вы взгляните на их лица! – резко оборвал его Холмс. Должен заметить, что никогда еще мне не приходилось видеть, чтобы на чьем-нибудь лице столь явственно лежала печать вины. Старший оцепенел и не мог вымолвить ни слова; он лишь смотрел на нас тяжелым застывшим взглядом. Его сын утратил весь свой лоск и бойкую оживленность, так отличавшие его прежде; красивые черты лица исказила злобная гримаса, глаза светились кровожадным блеском, словно у дикого зверя. Инспектор молча отступил к двери и поднес к губам свисток. На его зов появились двое полицейских. – Ничего не поделаешь, мистер Каннингем, – начал инспектор. – Я уверен: это какая-то нелепая ошибка, но вы сами видите… что вы делаете?! Бросьте! – Он выбил из рук молодого Каннингема револьвер, когда тот попытался взвести курок. Оружие с громким стуком упало на пол. – Заберите револьвер в качестве улики, – сказал Холмс, поставив на него ногу. – Он пригодится вам на суде. А вот то, что мы искали. – Он раскрыл ладонь, где лежал смятый листок бумаги. – Записка! – воскликнул инспектор. – Она самая. – И где же она была? – Там, где я и думал. Я расскажу обо всем в свое время. Полковник, я предлагаю вам с Уотсоном вернуться сейчас домой, а нам с инспектором нужно еще допросить арестованных. Но примерно через час, к ленчу, я обязательно присоединюсь к вам. Шерлок Холмс всегда держал слово, и действительно: около часа дня он уже сидел вместе с нами в курительной комнате полковника. Вместе с Холмсом пришел маленький седой джентльмен, представившийся мистером Эктоном. Его поместье первым пострадало от рук грабителей. – Мне хотелось, чтобы мистер Эктон услышал мой рассказ вместе с вами, – сказал Холмс. – Ему, естественно, тоже интересны подробности. Боюсь, мой дорогой полковник, вы уже жалеете о том дне, когда пустили под свою крышу такого буревестника, как я. – Напротив, – живо возразил полковник, – я почитаю за честь наблюдать ваш метод на практике. И, признаюсь, он превзошел все мои ожидания. Я до сих пор теряюсь в догадках, как вам удалось добиться таких потрясающих результатов. Лично у меня не было и тени подозрения относительно личности истинных преступников. – Боюсь, мои объяснения развеют ваши иллюзии, но я не привык делать тайну из своего метода и готов поделиться им не только с верным другом Уотсоном, но и со всеми, кого он искренне интересует. Только прежде подкрепите меня своим бренди, полковник. Должен признаться, схватка в гардеробной порядком меня обессилила. – Надеюсь, у вас больше не было нервных приступов? Шерлок Холмс от души рассмеялся. – В свою очередь, я расскажу вам и об этом, – сказал он. – Я собираюсь изложить вам ход событий по порядку, отмечая те пункты, которые привели меня к разгадке. Если что-то покажется вам неясным, смело задавайте вопросы. В искусстве расследования преступлений первостепенное значение имеет способность вовремя распознать, какие факты являются существенными, а какие – просто случайными. Не обладая этой способностью, вы будете распылять свою энергию и внимание вместо того, чтобы сконцентрировать их на одном предмете. В данном деле у меня с самого начала не было никаких сомнений, что ключ к разгадке нужно искать в записке, обрывок которой был найден в руке убитого. Прежде чем продолжить, я хотел бы привлечь ваше внимание к тому факту, что если бы показания Алека Каннингема были правдивы и преступник действительно скрылся в мгновение ока, то он никак не мог вырвать записку из рук Уильяма Кирвана. Но если это сделал не он, то остается только сам Алек Каннингем, поскольку к тому моменту, когда вниз спустился старший Каннингем, возле убитого уже столпились слуги. Эта мысль первой пришла мне в голову, но инспектор почему-то сразу принял за данность, что эти солидные господа не могут быть причастны к преступлению. Я свободен от подобных предрассудков и доверяю только фактам, поэтому спектакль, разыгранный Алеком Каннингемом, с самого начала вызвал у меня подозрение. Внимательно изучив обрывок записки, который показал нам инспектор, я ясно понял, что это часть весьма примечательного документа. Вот он перед вами. Какие мысли возникают у вас при взгляде на него? – Я чувствую какую-то неправильность, но не могу понять, в чем она заключается, – сказал полковник. – Дорогой мой, нет ни малейшего сомнения в том, что записку писали два разных человека, – воскликнул Холмс. – Если вы сравните написание буквы «т» в словах «без четверти» и «двенадцать», то сразу отметите разницу. Кроме того: даже при самом беглом анализе вы сможете определить, что слово «узнаете» писала более твердая рука, чем «можно». – В самом деле, это же ясно как день! – вскричал полковник. – Но зачем им было писать записку столь странным способом?