– Что такое? – Блессингтон совершил самоубийство! Холмс присвистнул. – Повесился сегодня ночью. Мы вошли в дом и проследовали за доктором в приемную. – Я с трудом понимаю, что происходит, – причитал он на ходу. – Полиция уже здесь. Они вытрясли из меня всю душу. – Когда вы обнаружили его? – Рано утром он всегда пьет чай. Когда горничная зашла к нему в семь часов, бедняга болтался в петле посреди комнаты. Он подвесил толстую веревку на большой крюк, к которому крепится тяжелая люстра, и спрыгнул с той самой коробки, которую вчера показывал нам. Холмс с минуту стоял в глубокой задумчивости. – С вашего позволения я пройду наверх и взгляну на место происшествия, – сказал он. Все вместе мы поднялись на второй этаж. В спальне Блессингтона нас ожидало страшное зрелище. Я уже говорил, что постоянный пациент доктора Тревельяна был рыхлым и грузным, но сейчас его опухшее и отяжелевшее тело утратило всякое сходство с человеческим существом. Голова висела, как у цыпленка, которому свернули шею, отчего тело казалось еще более тучным. На нем была лишь длинная ночная сорочка, из-под нее торчали окоченевшие и неестественно распухшие лодыжки и ступни. Рядом с телом стоял молодцеватый полицейский инспектор и делал какие-то пометки в своем блокноте. – А-а, мистер Холмс, – сердечно приветствовал он моего друга. – Рад встрече с вами. – Доброе утро, Лэннер, – ответил Холмс. – Я уверен, вы не станете возражать против моего присутствия. Вы уже слышали предысторию этой трагедии? – Так, кое-что. – Ну и каково ваше мнение? – Насколько я понимаю, человек потерял голову от страха. Взгляните на постель – он провел беспокойную ночь. Вот довольно глубокий отпечаток его тела. Вы знаете: самоубийства чаще всего совершаются в пять часов утра. Примерно в это время он и повесился. Похоже, это был заранее продуманный поступок. Я тоже решил внести свою лепту: – Если судить по степени окоченения мышц, он умер три часа назад. – Вы не увидели в комнате чего-нибудь необычного? – спросил Холмс. – Отвертку и несколько шурупов на полочке над умывальником. Он много курил в эту ночь: в камине я насчитал четыре сигарных окурка. – Хм! – сказал Холмс. – А где мундштук Блессингтона? – Мундштука я не нашел. – А портсигар? – Да, он был в кармане его пальто. Холмс открыл портсигар и понюхал единственную оставшуюся в нем сигару. – О, это гаванская, а те – скручены из табака, который датчане доставляют из своих колоний в восточной Индии. Эти сигары заворачивают в солому, и, кроме того, они тоньше, чем сигары других производителей. Холмс взял четыре окурка и изучил их с помощью карманной лупы. – Две сигары курили через мундштук, а вот эти – без мундштука, – заключил он. – Концы тех двух сигар были обрезаны затупившимся ножом, а здесь их просто откусили отменно крепкими зубами. Это не было самоубийством, мистер Лэннер. Это было хорошо спланированное хладнокровное убийство. – Да нет, не может быть! – вскричал инспектор. – И почему же? – спросил я. – Да зачем им надо было его вешать, когда они могли его просто убить? – добавил инспектор. – А вот это нам предстоит узнать. – И как они попали в дом? – Через парадную дверь. – Утром она была заперта на засов. – Значит, кто-то запер ее после их ухода. – С чего вы это взяли? – Я видел их следы. Дайте мне немного времени, и я смогу сказать вам более точно. Он подошел к двери и подверг тщательному осмотру замок. Потом вынул из замка ключ и тоже осмотрел его. Кровать, ковер, стулья, каминная полка, тело убитого и веревка также стали предметом пристального изучения. Когда он наконец удовлетворил свой интерес, мы с инспектором обрезали веревку и положили убитого на пол, накрыв его простыней. – Что вы скажете о веревке? – спросил я. – Она лежала здесь, – сказал доктор Тревельян, вытаскивая из-под кровати большой моток веревки. – Блессингтон смертельно боялся пожара и потому держал в комнате веревку, чтобы спуститься по ней через окно, если огонь перекинется на лестницу. – Тем самым он избавил убийц от лишних хлопот, – проговорил Холмс задумчиво. – Ну что ж, все факты мне ясны, и, думаю, сегодня днем я смогу сообщить вам причину убийства. Я захвачу с собой фотографию Блессингтона, которая стоит на каминной полке; она пригодится мне для расспросов. – Но вы ничего не рассказали нам! – воскликнул доктор. – О, последовательность событий не вызывает у меня никаких сомнений, – сказал Холмс. – Преступников было трое: молодой, старый и кто-то третий. Хочу обратить ваше внимание, что приметы первых двух – фальшивого русского графа и его сына – нам известны. В доме у них имелся сообщник. Я позволю себе дать вам один совет, инспектор: арестуйте мальчишку-слугу – по словам доктора, он служит у него совсем недавно. – Постреленок пропал, – сообщил доктор Тревельян, – горничная и кухарка уже обыскались его. Холмс пожал плечами. – Он сыграл не такую уж малую роль в преступлении, – сказал он. – Все трое на цыпочках поднялись по лестнице: первым шагал старый, затем шел молодой и замыкал шествие неизвестный… – Мой дорогой Холмс! – вырвалось у меня. – Их следы на ковре не оставляют в этом сомнений. Вчера вечером я успел достаточно хорошо ознакомиться с ними. Потом они поднялись в комнату мистера Блессингтона; дверь была заперта. С помощью толстой проволоки им удалось вытолкнуть ключ из замочной скважины; даже без лупы вы увидите царапины на бородке замка. Войдя в комнату, они первым делом заткнули рот мистеру Блессингтону кляпом. Возможно, он спал, а может быть, был так парализован страхом, что не смог даже закричать. В любом случае стены здесь толстые; кричи не кричи, никто не услышит. Затем они связали жертву и устроили нечто вроде совета. Возможно, это было своеобразное судилище. На это ушло довольно много времени, судя по тому, что они успели выкурить по две сигары. Старший сидел на плетеном стуле и курил сигару через мундштук, младший находился вон там и стряхивал пепел на комод. Третий ходил взад-вперед по комнате. Блессингтон, полагаю, был на кровати, хотя в этом пункте я не уверен. Ну и кончилось дело тем, что они повесили Блессингтона. Они настолько хорошо подготовились к преступлению, что, видимо, принесли с собой какой-то блок или шкив, собираясь использовать его в качестве виселицы, и захватили отвертку с шурупами, чтобы закрепить его в потолке. Но, увидев прочный крюк, они, естественно, воспользовались им и сэкономили себе время. Покончив с делом, они удалились, и сообщник закрыл за ними дверь на засов. Мы с большим интересом слушали подробное описание ночных событий, которое Холмс сумел сделать на основании фактов столь мелких и незначительных, что мы, даже после того, как он указал нам на них, с трудом могли уловить ход его мыслей. Инспектор тотчас вышел, чтобы предпринять меры по розыску мальчишки-слуги, а мы с Холмсом вернулись на Бейкер-стрит и позавтракали. – К трем я вернусь, – сказал Холмс, когда мы встали из-за стола. – Доктор с инспектором тоже подойдут сюда к этому часу; тогда, надеюсь, я смогу окончательно расставить все точки над i. Наши гости пришли в назначенное время, но мой друг появился лишь без четверти четыре. По выражению его лица я увидел, что он доволен достигнутым результатом. – Есть новости, инспектор? – Нам удалось схватить мальчишку, сэр. – Отлично, а я нашел остальных. – Вы поймали их! – вскричали мы хором. – Нет, я только узнал, кто они такие. Так называемый Блессингтон на самом деле, как я и ожидал, хорошо известен в полицейском управлении. Впрочем, как и его убийцы. Это Биддл, Хэйуорд и Моффат. – Банда, ограбившая банк в Уортингдоне! – воскликнул инспектор. – Именно так, – согласился Холмс. – Тогда получается, что Блессингтон – Саттон? – Совершенно верно, – подтвердил Холмс. – Ну тогда все ясно как день, – сказал инспектор. Но мы с доктором Тревельяном в недоумении переглянулись. – Неужели вы не помните ограбление Уортингдонского банка? – спросил Холмс. – Банда состояла из пяти человек – четверых я уже упомянул, а пятого звали Картрайт. Они убили уборщика по фамилии Тобин и унесли с собой семь тысяч фунтов. Это случилось в 1875 году. Всех пятерых арестовали, но убедительных доказательств их вины не было. Тогда Блессингтон, вернее, Саттон – самый отпетый из всей компании, – выдал своих подельников в обмен на свободу. Благодаря его показаниям в суде Картрайта удалось повесить, а остальные получили по пятнадцать лет тюремного заключения. Некоторое время назад их досрочно освободили за примерное поведение, и они вышли, полные решимости отомстить предателю и покарать его той же смертью, какой погиб их товарищ. Дважды они подбирались к нему, но неудачно; наконец в третий раз им повезло. У вас еще остались ко мне вопросы, доктор Тревельян? – Я думаю, вы объяснили все предельно ясно, – ответил доктор. – Теперь я понимаю, что в тот день, когда он так сильно разволновался и требовал навесить дополнительные замки, он, видимо, прочитал о досрочном освобождении своих бывших подельников. – Совершенно верно, а разговоры о возможном ограблении были лишь для отвода глаз.