Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 30 из 162 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Кто? Кто ударил меня по голове?! – Я не заметил. Он кинул чем-то в лампочку и ударил тебя. Он или она. – Она?! – Я же сказал, что не заметил. – В голосе Добровольского было раздражение, а лица его она не видела, потому что фонарь он выключил. – Это мог быть кто угодно, он или она. Вставай. Ты можешь встать? – Он нас здесь запер?! – дрожащим голосом спросила Олимпиада, решительно не признавая того, что могла быть «она». – В этом… бункере?! Тут она все вспомнила, и ей стало страшно. Так страшно, как никогда в жизни. Ей не было так страшно, даже когда она, словно в замедленной съемке, смотрела, как переворачивается в воздухе тело и падает, падает, и понятно, что в следующую секунду грянет взрыв, и неизвестно, останется ли что-нибудь после этого взрыва! – Мы должны выбраться отсюда как можно скорее. – А дверь? – дрожащим голосом спросила Олимпиада Владимировна. – Дверь… закрыта? – Yes, – ответил Добровольский. – Она закрыта, она металлическая, с этой стороны на ней нет никаких отверстий. Про дверь можно забыть. Нужно искать другой путь. – Какой путь?! Он не ответил, только рука, державшая ее спину, убралась. Олимпиада покачнулась. – Возьми. – Что взять? В ладонь ей сунулось что-то металлическое, сильно нагретое. – Нащупай кнопку и нажми. Твердое и металлическое оказалось фонарем, и лезвие света опять ударило по глазам так, что они заслезились. Олимпиада сморгнула слезы, и очертание яркого круга на потолке стало четким. – Нажми сильнее, Липа. Она послушно нажала сильнее, и свет из острого стал рассеянным и мягким. После полной черноты казалось, что очень светло, как в театральном фойе, когда в антракте вдруг зажигаются все лампы. – Нам нужно выбраться отсюда как можно скорее. Никто не придет нам на помощь, я даже телефон с собой не взял! Давай, Липа. Помогай мне! Сжимая в руке фонарь, она поднялась. Голова была будто чужая, она потрогала ее свободной рукой, проверяя. На ощупь понять ничего было нельзя. – Он решил нас здесь… замуровать? Чтобы мы умерли от голода и жажды, да? – Нет. Она помолчала. Добровольский чем-то шуровал у дальней стены. – Что значит – нет? – Здесь трудно умереть от голода и жажды. Вон водопроводная труба, и еще холодильник у двери. Она оглянулась – и вправду холодильник. – А зачем он нас запер? – Пока мы здесь, у него полная свобода действий. Он может прямо сейчас позвонить в полицию, и следующие несколько лет мы будем доказывать властям, что вовсе не мы в этой комнате занимались изготовлением взрывных устройств на пару с покойным. – Но это же не мы! – Я знаю, – согласился Добровольский. – Но власти не знают. А мне не хотелось бы ближайшие годы провести в русской тюрьме. А тебе хочется? Нет, и Олимпиада Владимировна не хотела тоже. Она держала фонарь так крепко, что рука тряслась от напряжения и свет плясал по углам. – Липа, положи его вон туда и помоги мне. Олимпиада положила фонарь и даже придержала его, когда он вдруг покатился. Соображала она по-прежнему плохо.
– Давай. Осторожно снимай все со стола и относи к той стене. Ты поняла меня, Липа? Конечно, она поняла, чего ж тут непонятного! Нужно просто снимать со стола странные предметы и коробки, в которых была взрывчатка, и нести к «той стене»! Яснее ясного. Двумя руками она взялась за какой-то ящик, охнула от тяжести и поволокла его. – Бери что полегче, – распорядился Добровольский. – А что полегче? Ответа на это не последовало, и Олимпиада продолжала таскать. В висках у нее сильно и мерно стучало. – Что происходит? – вдруг громко спросила она, остановившись. – Что происходит в моем доме?! Кто делает все эти пакости?! Разбойники?! Террористы?! – Мы выясним, – пообещал Добровольский. – Я тебе обещаю. И она поверила. Конечно, они выяснят, раз он так сказал. Невозможно ему не верить, он же не Олежка! Им бы только выбраться отсюда, хотя как это сделать, когда металлическая дверь захлопнулась и заперла их, как в мышеловке! Кажется, у Агаты Кристи был рассказ с таким названием. Или с каким-то другим? Если я выберусь отсюда и меня не посадят в тюрьму, как пособницу террористов, я перечитаю все детективы, вдруг пообещала она себе. Я больше ни слова не скажу Люське, которая только и делает, что их читает, и да простит меня большой русский писатель Михаил Морокин, который так же презирает детективы, как и я сама!.. – Липа, давай! Берись за тот край! Она послушно взялась за край стола, и Добровольский моментально закинул его на другой стол, побольше, с которого сам растаскал все барахло. Олимпиада только в последнюю секунду успела отцепиться, а то бы он и ее закинул!.. Склонив голову, он критически оценил сооружение, что-то прикинул и еще воздвиг на верхний стол утлый офисный стульчик, на котором, видимо, сиживал дядя Гоша, когда мастерил свои смертоносные игрушки! – Так. Теперь мне нужно, чтобы ты держала стул очень крепко, иначе я свалюсь и сломаю себе шею. – Ты собираешься туда лезть?! – Липа, – сказал он нетерпеливо, – стены мы не разберем и дверь не откроем. Позвонить нам неоткуда, телефона нет. Путь у нас только через крышу, и времени очень мало. Если он вызвал полицию, она приедет очень быстро, они уже привыкли сюда ездить как на работу. – Ты собираешься разбирать крышу?! – Липа. Она изучила сооружение – стол, на нем еще стол, а сверху вращающийся офисный стул. Выглядело не слишком надежно. То есть совсем ненадежно! Тем же взглядом Олимпиада оценила Добровольского. Он тяжело дышал – то ли от усилий, то ли от того, что духота сгущалась ощутимо, и было совершенно ясно, что сооружение его не выдержит, даже если он похудеет в застенке ровно в два раза. – Придется ждать, пока ты похудеешь, – тоном Кролика сказала она Винни-Пуху. Он подумал. – А сколько ждать? – Неделю! И они улыбнулись друг другу. У них были разное детство, разные родители, даже страны разные, только книжки одни и те же. – Подсади меня, – велела решительная Олимпиада Владимировна, примерилась и встала на колени на нижний стол. – И держи, ради бога! Добровольский, который не ожидал от нее никаких таких геройств, странно хмыкнул, как бы по-новому оценивая ее. Придерживая ее одной рукой за лодыжку, другой он плотно ухватил стол, который даже от ее веса ходил ходуном. – Отпусти, щекотно, – велела Олимпиада, дернула ногой и осторожно полезла на второй. Офисный стульчик зашатался, закрутился и чуть не упал. – Липа, осторожнее! – Это стол, – пропыхтела она сверху, – на нем едят. Это стул, на нем сидят. Павел, держи меня! – Я стараюсь. – А чем я буду пилить крышу? Или что я должна делать? – Она стояла на коленях на стуле, который крутился во все стороны, но до потолочных балок было еще довольно высоко, и стало понятно, что придется вставать на ноги, и Добровольский вдруг подумал, что вряд ли удержит ее, если она начнет падать.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!