– Ах! Мои любимые пионы! – восхитилась Алевтина Семеновна. – Душенька, где вы их зимой раздобыли? – Вроде они из Эквадора, – сказала я, – во всяком случае, так сообщили в бутике. – И обожаемый нами всеми шоколад, – расплылась в улыбке хозяйка. – Как только вы узнали, что мы именно его любим! Я вынула из пакета спешно приобретенные по дороге балетки, сунула в них ступни и поняла: продавщица ошиблась. Мне дали меньший размер. Но хорошо воспитанная княгиня должна мужественно сражаться с жизненными трудностями. Я поджала пальцы и втиснулась в обувь. – Разрешите руки помыть? – Конечно, душенька, – защебетала бывшая балерина, – пойдемте. В туалете я с наслаждением сбросила балетки, помыла руки, потом наклонилась, чтобы обуться… Ступни неожиданно разъехались в разные стороны. Я замахала руками, уцепилась за раковину и уронила на пол дозатор с мылом. Слава богу, он оказался пластмассовым и не разбился. И уж совсем здорово, что санузел был небольшого размера, в нем поместились только унитаз и умывальник. Мои ноги уперлись в стены, и я не села на шпагат. Окажись я в такой позе, то встать не смогла бы. А сейчас есть шанс принять вертикальное положение. Я попыталась приподняться, держась за край раковины, но она зашаталась. Меня охватил страх, а ну как обвалю ее? Разве хоть одна воспитанная княгиня позволит себе такое поведение? Я опустила руки и стала разворачиваться в сторону унитаза, ведь его обычно надежно прикрепляют к полу. Маневр удался не сразу. Но в конце концов мне удалось зацепиться за стульчак. Осталось только встать. Но мои ноги скользили, пришлось изо всех сил опереться о круг. На беду он тоже оказался скользким, в какой-то момент пальцы соскочили, я упала грудью на фарфорового «друга» и очутилась головой в унитазе, а на мой затылок шлепнулась крышка! Оказывалась ли когда-нибудь хоть одна хорошо воспитанная княгиня в таком положении? Хотя мне не десять лет и я мать несовершеннолетней дворянки. Но это налагает на меня особую ответственность! Повторю вопрос, слегка видоизменив его: оказывалась ли какая-нибудь маман интеллигентной девочки в таком положении? Голова в унитазе, на затылке крышка? Что делать? Позвать на помощь? Да никогда! Сопя от напряжения, я начала подниматься. В какой-то момент раздался щелчок, крышка с моей головушки свалилась на пол. Победа придала мне сил, я встала и начала наводить порядок. Меньше минуты мне хватило, чтобы поставить на место дозатор и вернуть оторванную крышку на унитаз. Я просто прислонила ее к бачку. Осталось лишь всунуть ступни в балетки и с видом воспитанной дамы выплыть из санузла. За столом плавно потекла светская беседа. – Дорогая Фросенька, – улыбнулась Алевтина. – Милая, наша гостья сменила имя на Евлампию, – напомнил Николай Викторович. – Ах да, – спохватилась хозяйка дома, – но Олечка всегда говорила: «Моя Фросенька». Смотрите, что я нашла в старом альбоме! Алевтина положила передо мной старую пожелтевшую фотографию. На ней были запечатлены две женщины. Одна в балетной пачке, в гриме, вторая в концертном платье, руки она сложила так, как делают певицы, когда исполняют арию: ладони подняты на уровень груди и сложены вместе. – Ой! Это же моя мама! – обрадовалась я. – Помню это ее платье. У мамули было много концертных нарядов, завершив карьеру, она их не выбросила, а хранила в шкафу. Я обожала копаться в гардеробе. – А слева я, – засмеялась Алевтина. – Видите, родинка на шее приметная? В гриме меня трудно узнать. – Нет, нет, я сразу поняла, кто на снимке, – возразила я. – К сожалению, у меня есть только одно фото с Олей, – расстроилась хозяйка, – времена давние, телефонов с камерами не было. Я забыла, конечно, на каком концерте и кто сделал этот кадр. Зато очень хорошо помню Олечку и вас маленькую. Молодой мужчина, который сидел напротив меня, кашлянул. – Ох, прости, Сережа, – опомнилась хозяйка, – я вечно болтаю без умолку. Евлампия пришла пообщаться с тобой! – Мама, говори сколько хочешь, – улыбнулся сын. – Нет, нет, – замахала руками Решеткина, – беседуйте спокойно. Я посмотрела на Сергея. – Наверное, отец рассказал вам о просьбе Евгении Ивановны сделать анализ ДНК. – Да, – кивнул врач, – но я не вижу в этом исследовании никакого смысла. Если выяснится, что Кабанова моя биологическая мать, я все равно не испытаю никаких эмоций. У меня есть семья, любимые и любящие родители. Все! – Учитывая некоторые особенности характера Джейн, синдром Гарпагона и в придачу к нему еще и Плюшкина, госпожа Кабанова может потребовать от вас алименты, – предупредила я. Сергей не возмутился. – Да нет проблем. В случае установления родства я, безусловно, помогу несчастной. Гарпагон и Плюшкин часто ходят рука об руку. – Можно задать бестактный вопрос? – осведомилась я. Сергей улыбнулся. – Для меня понятия «бестактный вопрос» не существует. – Вы совсем не помните свое детство? – спросила я. Доктор сделал глоток кофе. – Словно губкой смыли. Ни имени, ни фамилии, ни мест, где жил, учился, вообще ничего не помню. – Если Джейн ваша мать, то вы Сергей Кабанов, – сказала я. – Вероятно, – не стал спорить собеседник, – но я идентифицирую себя как Сергея Решеткина. А мой биологический отец, муж Евгении, не настаивает на ДНК? Я смутилась. – Ну… – Говорите правду, – попросил Сергей, – я уже давно сообразил, что появился на свет и рос не в самой благополучной семье. Со мной определенно случилось нечто неприятное, просто так амнезия не наступает, но… – Никто мальчика не искал, – резко вмешался в беседу Николай Викторович, – полагаю, отца у него не было. Был случайный донор спермы! Я рассказала Решеткиным все, что знала о Кабановой. – Вот бедняга, – пожалел Джейн Сергей, – с Гарпагоном-Плюшкиным люди справляются, жизнь можно наладить в любом возрасте. Просто нужна работа с грамотным специалистом. Я готов помочь пожилой даме в любом случае, даже если у нас нет ни капли общей крови. Надеюсь, Евгения встанет на ноги, ботулизм – серьезная болезнь. – Ой, ой, – испугалась Алевтина, – где Кабанова взяла рыбу? – Загадка, – вздохнула я, – могла найти на помойке. Дом у нее в ужасном состоянии, похоже, там никогда не убирали. Когда Евгения пришла к нам, я приняла ее за бомжиху. Очень удивилась, когда выяснилось, что у нее денежная работа, а в собственности, кроме особняка, несколько квартир, которые сдаются за немалую плату. Майю Трошину вы тоже не помните? – Кто это такая? – осведомился Сергей. Я сообщила все, что знала о Майе. – Хорошо, когда человек забывает о неприятных событиях, плохо, если он вытесняет из памяти тех, с кем у него сложились хорошие отношения, – прокомментировал мой рассказ Сергей. – Я благодарен Майе, но совершенно ее не помню. Равным образом как и тех мальчиков, о которых вы упомянули… э… э… Я посмотрела в свой телефон. – Федор Круглов, Паша Окошин, с ними девочка Лена Кисунина. Доктор пожал плечами. – Возможно, меня недолюбливали в школе, но это не редкость. – Слишком умных одноклассников ребята, как правило, считают подлизами, ябедами, – подключился к беседе Николай Викторович, – но, знаете, очень часто школьная звезда, которой все восхищаются, тускнеет в студенческие годы и во взрослой жизни совсем гаснет. А ученик, над которым все издевались, изгой, именно он достигает успеха. Сергей провел рукой по скатерти. – Дорогая Лампа, давайте подведем итог беседы. Если Евгения Ивановна поправится, чего я ей от души желаю, я непременно сделаю анализ ДНК. В случае установления ее материнства я не брошу Кабанову, окажу ей бесплатно медицинскую и психологическую помощь. Готов взять на себя бремя финансовых забот и наведения порядка в ее доме. И если у нас не окажется ни капли общей крови, я поступлю так же. Ни один человек не должен жить так, как Кабанова. Это то, что я сделаю. Теперь то, чего сделать я не смогу даже при всем моем хорошем отношении к Евгении. За столом сейчас сидит Алевтина Семеновна, моя любимая мама. Она меня воспитывала, лечила, когда я болел, переживала мои неудачи, радовалась успехам. Евгения никогда не станет для меня матерью. Это исключено. Я готов работать с ней как врач, но не могу вступать в близкое общение. В наш дом она не придет, я ее здесь не жду. За сим прошу меня простить, мне пора к больному. Был рад познакомиться. Если в ходе вашей работы возникнут некие вопросы, звоните, но я считаю, что проблема решена. Просьбу Евгении об анализе ДНК вы выполнили. Я дал согласие. Конец истории. Глава семнадцатая – Получается, что ты ничего не узнала, – разочарованно протянул Костин. – Решеткин не помнит своего детства, – вздохнула я, – но с Кабановой не собирается конфликтовать, даже пожалел ее. Наверное, Сергей хороший врач. И он прав, мы сделали все, что могли. Где все наши? – Миша и Махонин пошли обедать, – ответил Вова, – Николаша откопал Владимира Николаевича Маркса, тот скоро в офис приедет. А насчет того, что мы все сделали… Джейн жертва… – Кабанова умерла! – ахнула я. – Тьфу на тебя, – рассердился Костин, – жива она! В тяжелом состоянии, но у врачей наблюдается робкий оптимизм. Возраст, конечно, у дамы не юный, иммунитет снижен плохим питанием, неправильным образом жизни. Но организм, несмотря на это, крепкий. Возникает вопрос: отравление случайность или нет? Наши ребята из наружки обошли окружающие дома и только что мне отчитались. В «Рыбку-дрибку» никто из обитателей двух поселков не ездит, даже не слышали об этом трактире. Что логично, ресторан находится далеко от дома Кабановой, в противоположном конце столицы, которая разрослась до размеров страны. Обитатели поселков, что выросли на месте Горяева, в ближайшей округе пасутся. Оказывается, в тех краях много всяких кафешек со средними ценами, приличным меню, тьма супермаркетов. Не теряли жители особняков и коробку с окунем. О Джейн никто из хозяев не знает. А вот старушка, которая нашим парням по дороге повстречалась, рассказала, что Кабанова любит забежать в местную церковь и взять там продукты, которые оставляют для неимущих. Сотрудники наружного наблюдения не поленились зайти в храм, там им весьма эмоционально объяснили: – Мы знаем, что у Евгении есть деньги, она просто жадная. Раньше жалели ее, давали еду. А потом выяснили правду и больше не оказываем ей милосердную помощь. Кабановой лечиться надо. Мы помогаем старушкам, которые еле-еле на копейки существуют, но Джейн-то не такая. Если захочет прийти помолиться, двери для нее всегда открыты, но она появлялась только после службы с сумкой, сгребала со столика все, что прихожане неимущим приносили, и шмыгала за дверь. Мы терпели это одно время, потом объяснили ей: так нельзя, возьмите что-то одно. Евгения нас нецензурно обозвала. Короче, вот уже лет пять она у нас не появляется. – Если ей кто-то рыбу подарил, – пробормотала я, – значит… Джейн пытались отравить. Это не случайность, а преступление. Но если она нашла еду на помойке, то сама виновата. – А вот и я! – воскликнул Константин Львович, входя в комнату. – С уловом для размышлений. Лампа, ангел мой, я принес замечательные пирожные. Энтин водрузил на стол коробку. – Дорогая! У вас небольшой синяк на лбу наливается. Надеюсь, это не дело рук Решеткиных. И, простите, у вас в волосах… Там вроде заколка, но она странно выглядит. Я давно хотел сказать, что вам очень идет каре, на мой взгляд, оно украшает женщин. Очень короткая стрижка простит дам!