– Давно ты здесь живешь? – Три месяца, – ответила Надя, – обычно реабилитация длится от полугода, на меньший срок не берут. Есть одна больная, она уже пять лет в себя приходит. – Тяжело, наверное, надолго из своей обычной жизни выпадать. Надежда обернулась на заднее сиденье. – Костю к нам пригласили на одно дело, он отличный специалист, здорово помог. Но когда ему предложили стать штатным сотрудником, то… – Я отказался, – подал голос Энтин, – не тот у меня склад характера. Слышал, что коты могут сутками мышь у норы караулить. Я усатому-полосатому по части терпения уступаю. Оставив Надю у забора центра, мы с Константином помчались в Куркино. Иногда автолюбителям везет, сегодня на дорогах отсутствовали пробки. Добраться до дома Лены мне удалось в кратчайший срок. Не веря своей удаче, я позвонила в домофон. Дверь распахнулась сразу. И лифт стоял на первом этаже. Определенно везение сегодня преследует меня и Энтина. – Муж и дети уехали в горы кататься на лыжах, сейчас я временно одна, – сказала худенькая женщина, впуская нас в квартиру. – Вы знаете, где Паша? – Нет, – призналась я, – предполагали, что и он, и вы умерли. – Я жива, – без тени улыбки сказала хозяйка, – только пока никак не приду в себя. В школьные годы моим лучшим другом был Паша. Мы жили в соседних домах. Когда моя мать приводила очередного клиента, я бежала к Паше. А он приносился ко мне, если его родители спьяну драться начинали. Вообще-то нас связывает родство. Окошин сын племянника моего дедушки. Я медленно повторила: – Сын племянника дедушки… – Не самые близкие узы, – заметил Энтин. – Да, – согласилась Лена, – но мы считали себя братом и сестрой. Как мы мечтали получить много-много денег! Гору! И уехать из проклятой деревни. Пойдемте. Хозяйка провела нас в уютную столовую и предложила: – Кофе, чай? Я улыбнулась, а Константин Львович потер руки. – Погода как раз для горячего напитка. Кофе я не очень увлекаюсь, лучше чайку, и Лампе тоже. – Что с вами случилось? – напрямую спросила я. – Почему вы потеряли память? – В двух словах не расскажешь, – поежилась хозяйка, – долго беседовать придется. Константин Львович посмотрел на Лену-Риту. – Мы никуда не торопимся, если у вас есть время, будем очень благодарны за подробное изложение событий. Глава тридцать шестая Прошел месяц, наступил холодный ветреный март. Евгения Ивановна вышла из больницы, но состояние ее здоровья оставляло желать лучшего. Владимир Маркс тоже выкарабкался, но до сих пор лежит в дорогой частной клинике. Одиннадцатого числа мы попросили приехать в наш офис Джейн и Сергея Решеткина. Он явился без опоздания, а дама появилась с двадцатиминутным опозданием и с порога пожаловалась: – У меня нет денег на такси. Приходится ездить на метро. Вы не представляете, какая там толчея, вонь, грязь, и проезд невероятно дорогой. Нас, нищих пенсионеров, обрекают на голодную смерть. – У меня машина, – перебил нытье Кабановой Сергей, – но я частенько пользуюсь подземкой. В городе пробки, для экономии времени метро самое то. Никогда не видел там грязи. Вот давка случается, в основном в час пик. И проезд не пробивает брешь в бюджете, многие пенсионеры вообще бесплатно катаются. Если вы неимущая, то надо написать заявление, и вы присоединитесь к ним. Джейн нахмурилась, а Николаша уточнил: – Ей не дадут льготу. У Кабановой несколько квартир и дом в собственности. Апартаменты она сдает, в особняке живет сама. Сергей окинул предполагаемую мать оценивающим взглядом. – Ясно. Если госпожа Кабанова хочет выяснить степень нашего родства, то я готов сдать анализ ДНК. – Не надо! – вдруг выпалила Джейн. – Вот те на, – удивился Костин. – Вы изменили свое решение? – Он не мой сын, – отрезала Джейн. – И как вы это поняли? – включился в беседу Михаил. – Сердцем почувствовала, – заявила Евгения. – Когда вы пришли к нам впервые, то сердце, обеспечивающее ток крови по сосудам, сообщило вам, что вы являетесь матушкой Сергея Николаевича, – напомнил Костин. – Сейчас мы познакомим вас с женщиной, которая поможет разобраться в этой запутанной истории, – сказал Вульф. – Лена, вы где? В комнату вошла Кисунина и сказала: – Всем здравствуйте. Я посмотрела на Сергея, на его лице появилась вежливая улыбка. – Кого-нибудь узнаете? – спросил Костин. Елена показала на Джейн. – Это тетя Женя Кабанова, отчества не помню. – Уверены? – спросил Вовка. – Она не очень изменилась, – объяснила новая гостья, – во времена моего детства почти так же выглядела, только морщин сейчас побольше. Мать взяла у нее деньги в долг, а отдать не смогла. Евгения пришла к нам домой и забрала разные вещи. В общей куче унесла новый рюкзачок, мне его на день рождения Ада подарила. С ним вышла такая история. Накануне моих именин мамаша напилась, кинула в меня табуретку и попала в голову. Меня тошнить стало, но я на следующий день все равно пошла на занятия из-за Ады Михайловны, учительницы труда. Она меня любила, угощала вкуснятиной, бутербродами с колбасой. Я всегда есть хотела и знала, что Ада мне непременно подарок сделает, поэтому и бежала в школу. Ну и мне совсем плохо стало, увезли на «Скорой». Врачи стали расспрашивать, что случилось, я соврала им, что в душе поскользнулась. Правды не сказала, побоялась. – Чего? – удивился Николаша. – Мама, когда была трезвой, постоянно твердила: «Если сболтнешь кому-нибудь, что я выпить люблю, то меня в тюрьму посадят, а тебя в детдом сдадут». И рассказывала, как там ужасно. В клинику с сотрясением я попала в свой день рождения. Ада Михайловна успела меня поздравить, вручила рюкзачок. Я его обожала, он был единственным подарком в мой праздник. А она пришла… – Лена по-детски показала пальцем на Джейн, – и забрала рюкзак со словами: «С паршивой овцы хоть шерсти клок!» – Вранье, – отрезала Кабанова, – где доказательства? За клевету можно и в суд подать! – Больше никого из присутствующих не узнаете? – осведомился Костин. Кисунина повернулась к Решеткину. – Вы очень похожи на Сережу Кабанова, сына Евгении Ивановны. – Возможно, она моя биологическая мать, – без капли агрессии или раздражения предположил врач. Лена понизила голос до шепота: – У вас на руке мизинца нет. – Верно, – согласился Сергей, – это видно. Но я не могу объяснить, где палец потерял. – Когда вспомнила, кто я, – прошептала Лена, – мне стало очень стыдно. Сережа, прости меня. Я прикидывалась перед одноклассниками богатой девочкой, врала, что мои родители разведчики, работают за границей. Будто меня они были вынуждены отдать Кисуниной, не знали, что баба пьяница и шлюха. Присылают мне одежду красивую, дают денег, поэтому у меня всегда при себе вкусный завтрак. Я издевалась над тобой, обзывала тебя по-всякому. Подбила Федю и Пашу тебя гнобить. А ты не отвечал. Кабанова из-за нежелания дать мне сдачи класс презирал. Никто не знал, что красивые платья, блузки маленькой оборванке шила Ада Михайловна, и еду мне с собой она же давала. У нее детей не было, а я почему-то ей понравилась… Мизинец ты потерял, когда Федька твою руку в железный пенал засунул и крышкой хлопнул! Кровь полилась! Директриса перепугалась, вызвала Евгению Ивановну, посоветовала ей сына быстро в детскую больницу везти в Москву. В местной клинике таких хирургов нет, а в столице так пришьют, что палец работать будет. Кабанова тебя отвела в наш деревенский медпункт. Над тобой потом в классе смеялись, называли уродом. – Врет как дышит, – отреагировала Джейн. Сергей развел руками. – Я не могу ни опровергнуть, ни подтвердить ваши слова. Ничего не помню из детства. – Это потому, что тебя дядя Володя, наверное, потом отправил туда, куда меня послал, – выдохнула Лена, – я не смогла выполнить его задание, а ему надо было дверь открыть. Небось он тебя и послал. Сергей посмотрел на часы. – Задание? Вы о чем? И о ком говорите? Елена опустила голову. – О дяде Володе Марксе. Он снимал комнату для своей больной матери. Работал в музее, названия его не помню. Один раз мы с ним столкнулись перед магазином. Мне тогда только-только тринадцать исполнилось. Я у него попросила денег. Владимир спросил: – Зачем они тебе? Я ответила честно: