— Янка, ты что, с Ильёй теперь мутишь? Я нахмурилась. Остальные девчонки окружили их, заглядывали в экран, другие полезли в свои телефоны. Инга, поджав губы, показала мне фото из общего чата параллели. Колобков сфотографировал нас, пока Илья целовал меня, и отправил это на всеобщее обозрение. Под фото уже разгорелась дискуссия. Наружу просились только матерные эпитеты, поэтому я тяжело вздохнула. К этому фото даже не придумаешь оправданий: я обнимала Илью за талию, а он держал моё лицо руками и целовал. Все девчонки в раздевалке смотрели на меня, кто-то виновато, кто-то с интересом, кто-то с ухмылкой. Я обвела их взглядом, остановилась на Инге, она смотрела сочувственно, поджала губы. — Мне конец! — еле выдавила из себя, к горлу подступал ком, и я принялась быстро и суетливо переодеваться. Девчонки всё приставали с расспросами, но я вылетела из раздевалки пулей, на ходу застёгивая блузку. Пусть обсуждают за моей спиной, не привыкать, а вот мне предстояло оправдываться перед Тимом. В атриуме его не было, я поднялась на третий этаж к нашему следующему уроку. Тим одиноко стоял у окна, ковырялся в телефоне и, только я появилась в коридоре, заметил меня. Его взгляда было достаточно, чтобы понять: фото в общем чате он уже видел. Он смотрел так, будто вот-вот расплачется, но скулы были напряжены. Я подошла ближе, и Тим опустил взгляд, устало прикрыл веки. Молчал. — Тим, я не хотела целоваться с Ковалёвым. — Не хотела, — горько хмыкнул он. — Но целовалась. — Блин, я хотела влезть ему в голову, чтобы он уже отцепился от нас с тобой, а он меня в это время поцеловал. — Вот такой вот способ! — Тим показал мне левой рукой лайк, говорил сдавленно, то поднимал на меня глаза, то снова отводил взгляд. — Тим, прости. Никогда не чувствовала себя так гадко. Кожей ощущала, как ему больно. И он поднял на меня взгляд, потерянный, но пристальный, обжигающий. Тим хоть и говорил сдавленно, но твёрдо: — Я до этого тебе всё время верил! Всему! Может, до этого тоже всё было ложью? И та шутка, когда я был у тебя, оказывается, и не шутка вовсе. Не хочу больше быть дураком. — Тим, ты же знаешь, что мне не нужен Илья, что я тебя люблю, — я не знала, как оправдаться, потянулась к его ладони. Но он отдёрнул руку, заговорил холодно: — Хочешь опять влезть в голову?! Чтобы я всё забыл и простил тебя? Стал твоим преданным псом? — Я не собиралась влезать тебе в голову! — И почему я тебе не верю?! — Я бы не стала влезать тебе в голову. И с Ильёй у нас вообще ничего не было! — То есть это для тебя «ничего»?! — чуть приподнял он телефон. — Тим, прости! — Не могу! Я не могу тебе больше верить, — Тим отвернулся, а меня словно ударило под дых. В коридоре стало слишком многолюдно, наши одноклассники подтянулись, пришёл учитель, и мы так и не договорили. Совершенно не представляла, как вернуть доверие Тима, ведь он меня завуалированно послал. Хоть я и видела, как ему больно: он хмурился, отводил взгляд, но в глазах мелькали слёзы. И видеть его таким было невыносимо. В груди адски ныло, будто дикий зверь прогрыз там дыру. Да, приходила мысль влезть ему в голову и всё исправить, но Тим меня к себе не подпускал. А если бы узнал об этом, как потом вообще смог бы мне доверять?! Я так не хотела. После школы мы пошли к Инге, молчали. Потом Инга выдала: — Илюха всем растрепал, что трахнул тебя в мужской раздевалке. И Колобок подтвердил. — Как можно быть такой сволочью?! — у меня не находилось слов, чтобы выразить возмущение. — Нас не было две минуты максимум, нашёл чем гордиться! Надо было ему внушить, что он влюблён в физрука! А я ещё пожалела этого козла! Инга хмыкнула, а потом глянула в телефон: — Страсти не утихают, — протянула мне. «Клячик опять закусился с Ковалёвым после уроков рядом с раздевалкой. На этот раз морду бить не стал, но забил стрелку один на один в аллее. А Ковалёв слился. Боится теперь психа». «А что ему из-за шлюхи теперь огребать? Если Гончарова сама на него вешалась!» Я тут же отдала Инге телефон, к горлу подкатывала тошнота от всего этого, дальше читать не хотелось, а в груди словно камень появился. Мало мне там дыры. — Ненавижу нашу гимназию! Ненавижу Ковалёва, это всё из-за него! — я сжала кулаки, в мыслях вырисовывались картинки пепелища на месте здания школы. И пусть это сделает Колобков, подожжёт её, а потом снимет на телефон. Внутри мне адски хотелось мести. Хотелось смерти Ковалёва. Надо внушить кому-нибудь, чтобы его придушили, пусть умрёт в муках. — Ян! — Инга чуть потрясла меня за плечо. Оказывается, я не шла, а стояла, стиснув кулаки и зубы. — Ты меня пугаешь! У тебя глаза зелёным светятся. Я потрясла головой, прогоняя наваждение, и страшные картины мести. Неужели я способна на такое?! Или это не я?! Меня словно обожгло осознание, что злость, обида, подступающие к горлу, будто начинали мною управлять. Управлять мыслями, которые появлялись у меня в голове. И они ни разу не о добре. Выходило, что шар черпал силу из злости и явно подталкивал владельца к убийству. — Инга, а с тех пор, как шар в тебе, тебе никого не хотелось убить? Инга поменялась в лице и чуть отступила. — Ян, ты меня сейчас очень пугаешь! — она смотрела серьёзно, чуть хмурилась, но в глазах был страх. — И разговорами этими, и своим видом. Тебя эта фигня меняет. Мне всё время хочется, конечно, кого-нибудь придушить, но от тебя такое слышать стрёмно. Мысли пугали, но, когда злость чуть отступала, на её место приходило мучительное отчаяние, хотелось плакать. И самое пугающее, что мне нравилось ощущение власти и внутренней мощи, когда я могла отомстить всем. В таком состоянии я чувствовала себя сильной, и никто не посмел бы меня обидеть. А стоило отогнать гневные мысли, оказывалось, что я беспомощная и слабая. А теперь без Тима рядом в школе становилась будто голая. Без него я не выдержу насмешек, ухмылок и косых взглядов. — Инга, у меня всего два выхода: либо уничтожить нашу гимназию, либо больше там не появляться. — Есть и третий, и четвёртый... — Инга смотрела серьёзно и хмурилась. — Тебе нужно помириться с Тимом и вынуть эту хрень из себя. — Если б знала, как вернуть доверие Тима, я бы уже это сделала. Я опустила глаза, рана в груди опять начала саднить с удвоенной силой. Глава 55. Что может быть хуже Мы разошлись с подругой по домам, потому что мне нужны были учебники для завтрашних занятий, но вечером я завалилась к Инге, с ней хоть немного становилось легче. Когда я пришла, она торчала в телефоне, усмехнулась: — Хочешь прикол?! В чате такой треш. Кто-то вбросил, что Ковалёв тебя изнасиловал. И как-то народ с обвинениями сдулся, но требуют пруфов. — Думаешь, мне от этого легче?! — я снова вздохнула. — От клейма не отмыться. Мы сели за уроки, Инга грызла карандаш и делала химию, я решала алгебру, но всё равно варилась в мрачных мыслях, пример не решался. — Инга, а что, если мне не обязательно обнимать человека, чтобы проникнуть в голову? Можно, я попробую просто коснуться? Инга насторожилась, но протянула мне руку, хмыкнула: — Валяй! Только настройки не сбивай! И как только я коснулась предплечья Инги, сразу переместилась на урок химии, где Алла Константиновна отчитывала её у доски перед всем классом за то, что Инга перепутала связи. Вынырнула. Кивнула. — Работает! Значит, обниматься необязательно. — Так! — Инга нахмурилась. — Мне очень не нравится, когда твои глаза так сильно зеленеют. Задумала что-то? — Нет, — улыбнулась я, хоть и обманывала Ингу, отогнала мысли о мести, но зато захотелось повлиять на химичку. И на следующий день перед химией подошла к Алле Константиновне, наклонилась над ней: — Алла Констатиновна, а у нас ещё много лабораторных будет до конца года? — и невзначай поставила руку рядом с её локтем, коснулась, погрузилась в голову учительнице и внушила ей, что Инга ей нравится и заслуживает пятёрку по химии. Мне хватило мгновения, пока химичка отвечала на мой вопрос. И я тут же отступила. — Спасибо! — Яна, у тебя всё хорошо? — озадаченно посмотрела она. — Всё прекрасно! — натянуто улыбнулась я. И мне, определённо, нравилось иметь власть над людьми. Либо ты сильный, либо тебя сожрут! А мне так надоело чувствовать себя загнанной в угол. Но стоило гневу чуть отступить, как приходило раскаяние. Я едва не внушила физруку мысль сделать то, что разрушило бы его карьеру, а может, и жизнь. Вовремя остановилась, поняла, что это ловушка. И как бы физрук меня ни унижал на уроках, я вдруг передумала ему мстить. Тим был прав, контролировать и отделять влияние силы невозможно. Но я так боялась остаться беззащитной. Стоило ослабить контроль над мыслями, мне сразу же хотелось мстить, жестоко мстить. Картины мести подталкивали меня чуть ли не к убийству чужими руками. На очередной перемене я не выдержала. Если я не избавлюсь от шара, кто-то точно пострадает, слишком сильный раздрай у меня был в душе. Меня болтало на качелях от неконтролируемой злости до бесконечного отчаяния, и второе состояние явно было моим настоящим. И в кабинке туалета я изо всех сил захотела избавиться от этой силы, мощи, понять, что действительно моё! Сознание отчаянно цеплялось за силу, но я смогла! Шар оказался у меня в руке, и сразу стало будто холодно. Меня передёрнуло. Я чувствовала себя голой, беззащитной и дико уязвимой. Мне хотелось накрыться капюшоном, зарыться под одеяло, не видеть косых взглядов сверстников. Казалось, что без шара внутри я стала излишне ранимой. Я вернулась в класс, сердце билось взволнованно, по привычке глянула в сторону Тима. Он сидел один, уткнувшись в телефон, не обращал ни на кого никакого внимания. Тим был так нужен мне, сейчас я была готова на всё, лишь бы он оказался рядом. Он мой щит, моя броня от всего плохого. Только рядом с ним я чувствовала себя в безопасности. В руке по-прежнему сжимала шар, и у меня родилась идея, как можно вернуть доверие Тима. Пока не явился учитель и Марк куда-то отошёл со своего места, я осторожно присела к Тиму, приблизилась к нему: — Тим, прости! Ты мне нужен! Давай хотя бы останемся друзьями.