Тим вздохнул, не посмотрел на меня, но телефон отложил. — Ян, я никогда не смогу с тобой просто дружить, — холодно заявил он. — А простить сможешь? — Не знаю, пока не могу, — он посмотрел на меня и тут же отвёл взгляд. Я придвинулась к нему ещё ближе и катнула к его руке шарик, Тим его остановил, чуть нахмурился и посмотрел на меня. — Ты можешь влезть мне в голову, я разрешаю. Увидишь всё моими глазами, может, после этого простишь. Ты можешь даже заставить меня сделать что угодно. Я не хочу от тебя ничего скрывать. Тим покатал в ладони шарик, рассматривал его, о чём-то думал, потом вложил его мне в руку и закрыл мои пальцы в кулак. Снова посмотрел на меня: — Дело даже не в доверии. Может, и не было у вас ничего, и ты не врёшь. Но ты ведь снова пошла с Илюхой зачем-то в мужскую раздевалку. Он позвал, ты и пошла! Зачем? Почему? Ты прекрасно знаешь, как Ковалёв меня напрягает. Но каждый раз, когда меня нет рядом, оказываешься с ним, обнимаешься, целуешься, и тебе это будто в прикол. Только я не хочу больше таких приколов! И сейчас Тим был прав. Я сама не понимала, почему каждый раз верила Илье, ведь видела от него только подлость. Наверное, в глубине души надеялась, что он может быть нормальным. Только делала этим Тиму больно. — Я опять поверила, что Илья может быть нормальным человеком, а не кучкой говна, но снова ошиблась, вляпалась. Теперь уже точно никогда больше с ним не буду связываться. — Только я тебе почему-то не верю, — вздохнул Тим. Я так надеялась, что Тим простит меня, он разговаривал со мной нормально, не грубил, но был такой печальный. За эти дни я ни разу не видела улыбки на его лице, и от этого становилось ещё тоскливей. А ещё ждала, что насмешки и прожигающие взгляды в спину прекратятся. Это угнетало. Каждый раз приходилось удерживать подступающие слёзы, когда слышала обидные фразы вслед. Но перед школой я вынимала шар, боялась натворить что-то, о чём пожалею потом. Единственным человеком, за которого я держалась, была Инга. Она всячески поддерживала меня. Мама, видимо, чувствовала, как я расстроена в последние дни, но мне откровенничать с ней не хотелось, хоть она как-то догадалась, что одна из причин — это ссора с Тимом. В четверг я, как обычно, зашла после школы за учебниками домой. Привычно открыла переписку с Тимом, он был онлайн. Я ему писала периодически, но отвечал он вяло, отношения выяснять по переписке отказывался. Каждый раз писал: «Если хочешь, обсудим это в школе». А в гимназии то не было возможности поговорить с глазу на глаз, то снова весь разговор упирался в Ковалёва, и Тим сразу закрывался и уходил в себя. Я уже не была уверена, что он сможет меня когда-нибудь простить. — Я, конечно, дурак, что верю тебе. Но ваш поцелуй с Илюхой простить не могу, — это последнее, что удалось вытянуть из Тима. Я листала наши селфи и совместные фотки. Скучала по нам. Скучать по человеку, которого видишь изо дня в день, оказалось хуже в сто раз, чем по бесконечно далёкому. Хотелось, чтобы всё было как раньше, но не получалось. Мы словно разбитая кружка, никак не могли склеиться. И разглядывая фото с признаниями в любви на стене заброшенного дома, улыбнулась и в порыве разъедающей тоски отправила этот снимок Тиму: «Моя надпись всё ещё в силе, а твоя?» Тим прочитал, но ничего не ответил, и мне от его молчания стало так больно, как никогда до этого. На глаза навернулись слёзы. Подумала, что если Тим проигнорирует это сообщение, то больше к нему не подойду и ничего не напишу. Это будет действительно конец. Хоть я и знала, что ему нужно время, видимо, на меня это не распространялось. Собрала вещи и учебники на завтра, заглянула на кухню попрощаться с мамой и Соней перед уходом к Инге. Мама сидела за столом и кормила сестру полдником. Я положила руку маме на плечо: — Я побежала, останусь у Инги. — Ян, поешь хотя бы! — обернулась на меня мама. А Соня тем временем уже доедала кашу с аппетитом голодного волка. Интересно, а в возрасте Сони у меня был такой же аппетит? И мне вдруг захотелось увидеть себя маленькой, увидеть, как мама со мной возится, и я сосредоточилась на воспоминании, где мне два года, но почему-то ветка вынырнула из другого узла. — Регин, девочку не взяли родственники. Теперь она точно отказник, и я не могу её бросить, — папа был такой молодой, но ужасно печальный. Мама, совсем юная, худенькая, измученная, уставшая, с огромными кругами под глазами: — Ты её вытащил, ты с ней и гребись! — сердито выдала мама. — Мама уже не приходит в себя, я вообще не сплю, а ты мне предлагаешь взять ребёнка?! Пусть её переведут в дом малютки, кто-нибудь обязательно заберёт. — Регин, я чувствую свою ответственность перед ней. Я же всё-таки вытащил её. Не могу, понимаешь, бросить! — Серёж, веришь — нет, у меня совсем нет сил. Плохо, конечно, так говорить, но иногда я думаю, что лучше бы ты её не спасал, — мама тяжело вздохнула. — Мне сейчас не до этого. Я переместилась по ветке воспоминаний дальше, оказалась в больничной палате с детьми. Мама стояла и разговаривала с нянечкой, а папа сидел на корточках передо мной маленькой в углу комнаты и улыбался. — Сергей — единственный человек, к которому Яна идёт на контакт, но папой не называет. Она вообще всё время будто ждёт чего-то, сидит и смотрит на дверь, и только к Сергею подходит, если он заглядывает её проведать, — рассказывала нянечка. — А почему родственники-то её не забрали? — устало проговорила мама, она очень внимательно следила, как папа играл со мной. — Её бабушка по матери пропала без вести, и она считается опекуном, а дядя и родные отца Яны живут в Канаде, и им оказалось проще написать отказ, чем разбираться с опекой, ждать разрешения на вывоз ребёнка из страны. Они так и сказали, что приехали похоронить, задерживаться не намерены. И Яна оказалась никому не нужна, а к вашему мужу с момента аварии привязалась, только его и узнаёт, — натянуто улыбнулась нянечка и вздохнула. — Яна! — я вдруг отчётливо услышала голос мамы и вынырнула из её воспоминаний, уставилась на неё во все глаза. Мама встала и сбросила мою руку, чем разорвала контакт, и настороженно смотрела мне в глаза. — Ты чего?! А у меня сердце зашлось в тахикардию, руки затряслись: — Почему вы мне врали всё это время, что я у вас родная?! — по щекам потекли предательские слёзы, голос задрожал. — Я ведь всегда это видела, спрашивала, и не раз! Почему?! — Яна, с чего ты это взяла? Ты нам родная, — мама чуть нахмурилась, но говорила мягко, осторожно. — Почему ты опять врёшь?! Я всё знаю! — я глотала слёзы, но они ручьями текли по щекам. — Что случилось с моими настоящими родителями? — Яна, перестань! — мама сказала это строго, потянулась ко мне, но я резко отпрянула. — Ты наша дочь! Мы твои родители! Но я отчаянно мотала головой и отступала: — Почему ты мне врёшь?! Вы ведь не мои родители! Вы всё это время мне врали! А ты хотела, чтобы меня вообще не было! Лучше бы я умерла, да?! Мамины воспоминания жгли изнутри, мне хотелось выть, кричать в голос, слёзы не останавливались и застилали глаза. Я схватила сумку, паспорт и с твёрдым намерением никогда не возвращаться в этот дом лгунов вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью, хоть мама и кричала мне вслед: — Яна, стой! Не успел лифт приехать, как мне пришло сообщение. Перед глазами было мутно от слёз. И когда лифт открылся, я утёрла дрожащей рукой глаза, увидела, что сообщение от Тима, но телефон выскользнул из руки и с точностью прыгуна в воду полетел прямиком в щель между кабинкой лифта и полом этажа. Мама открыла дверь и звала меня, но я шагнула в лифт. Телефон было до боли жаль, я не успела посмотреть, что там написал Тим, но стало не до этого. Меня охватила дрожь, всхлипы рвались наружу, и я поспешила к Инге. Ворвалась к подруге в квартиру, как ураган, воющий, плачущий. Села прямо в прихожей на пол, закрыла лицо руками и выпустила рыдания на свободу. — Ян, что случилось? — Инга присела рядом, потрясла меня за плечо. Но меня накрыла такая истерика, что я не могла из себя выдавить ни слова, лишь вой и всхлипы. Инга смотрела так, что сама готова расплакаться. — Мне твоя мама звонила только что, сказала, чтобы, как только придёшь ко мне, перезвонила ей. — Она не моя мама! — злобно выдала я. — Они не мои родители, и они мне всё время врали! Я больше не вернусь домой! Инга вытаращилась на меня, высоко приподняла брови. Выругалась. — И что ты будешь делать? Они же всё равно придут за тобой ко мне. — Уеду куда-нибудь! Прямо сейчас! Чтобы меня никто никогда не нашёл! — Так, стой! Я тебя никуда не отпущу, — Инга потянула меня встать, потащила в ванную, где я долго умывалась ледяной водой и чуть пришла в себя. Хотя не пришла, руки по-прежнему тряслись. На душе были руины, как после ядерного взрыва. Мне казалось, только зелёный огонёк злости поддерживал ещё какую-то борьбу за жизнь во мне. Инга сделала мне чай, и, по-прежнему всхлипывая, я вкратце рассказала, что увидела и услышала в маминых воспоминаниях. — Получается, папа вытащил меня откуда-то, спас, настоящие родители погибли, а родственники отказались от меня, и мама меня не хотела, а папа взял из чувства ответственности или вины. Но почему они мне не сказали? Почему врали? Я ведь постоянно спрашивала, чувствовала это. Я же их никогда не обманывала, всегда была хорошей, послушной, — слёзы снова текли ручьями. — За что они так со мной?! У Инги зазвонил телефон, она вздохнула и показала мне экран — это была моя мама. — Нет, ещё не пришла, — невозмутимо врала Инга. — Да, передам, а что случилось? Ясно. Конечно. До свидания! Инга поджала губы, затем попрощалась с моей мамой: — Она очень переживает, что ты трубку не берёшь. Может, были причины не рассказывать тебе правду. — Пусть и дальше не рассказывают! Обойдусь! — я вскочила и пошла в прихожую. Инга вцепилась мне в сумку и поклялась, что не сдаст меня родителям. — Ты права, они первым делом будут искать меня у тебя, поэтому нужно уехать. — И где ты будешь жить? — Инга держала меня за рукав, будто боялась, что сбегу. — Не знаю, я совершенно ничего не знаю! У меня есть немного денег, может, в каком-нибудь дешёвом хостеле, где не нужно оформляться... — Ага, в одной комнате с двадцатью узбеками, — перебила и нахмурилась Инга. — Давай эту историю мы оставим для всех. Я знаю, кто может тебя спрятать, где никто никогда не найдёт, — Инга улыбнулась. — Нужна легенда. Пусть для всех я сбежала в Москву. Съезжу на вокзал, куплю билет на электричку, засвечусь на перроне и сниму все деньги с карты, чтобы меня уж точно в городе не искали. И ты всем рассказывай, что я уехала! Телефон теперь в шахте. А я исчезла! Всё, нет меня больше! Глава 56. Тайное логово