Заворачивая за угол дома, успел увидеть, как из подъезда вышла старушка в беретике, держа в охапке что-то вертлявое, вроде бы собачонку. Только минут через десять Кыса остановился, отдышался. Захлопнулась ли квартирная дверь. Вроде бы он слышал щелчок. Вернуться, проверить – нет, сейчас невозможно. Еще наделает глупостей. Слава богу, на автомате прихватил свою сумку. Дрожащими руками вытянул из кармана телефон, пора выбираться к вечернему клиенту. Держись, Кыса, ты теперь свободен. 3 Нюкта не сводила глаз с двери туалета. Изи задерживалась и заставляла нервничать. В животе заплескался утренний кофе. Щекотной волной накрыли воспоминания, как пару лет назад Изи сбежала из дома, оставив записку, что ей все надоело и она хочет к маме. Тогда Нюкта ныряла из подъезда в подъезд, прислушивалась, не гомонят ли компании, обзванивала одноклассников сестры и их родителей, как безумная кидалась к прохожим, спрашивая, не видел ли кто девочку в зеленой куртке, такая блондинка, волосы пушистые из-под шапки с неоновым черепом. Поиск не давал результата, и Нюкта, отчаявшись, позвонила в полицию. Там мужской голос выдержал паузу, должно быть, затягивался сигаретой, и сообщил, что как раз на соседней улице вызывали скорую и полицейский наряд. Там нашли девочку. Нюкта бросилась туда, прогоняя страшные мысли. С горящим лицом и полыхающей болью в боку Нюкта рванула в сторону дверцу скорой помощи. Первое, что она увидела, – хитрые глазки Изи. Та спокойно сидела на носилках и острыми, как у отца, зубками впивалась в бутерброд с докторской колбасой, словно зверек. За ней присматривали двое взрослых, которые тут же перегородили путь Нюкте. Фельдшер, мужчина с носом Бабы-яги, грубо потребовал сначала документы, а потом объяснения. И чем дольше Нюкта оправдывалась, тем сильнее ей хотелось схватить сестру за шкирку и надавать подзатыльников. Потом их увезли в участок. Там Изи наскоро осмотрела грубая медсестра и сообщила о следах побоев, что дежурный мент немедленно внес в протокол. Все решили, а Изи не стала переубеждать, что девчонку поколачивает старшая сестра. Нюкта оторопела от предательства и не придумала ничего лучше, как дать мелкой пощечину. Дежурный мент пригрозил было закрыть Нюкту в обезьянник, но тут в кабинет вошел отец. Респектабельный, отлично одетый, с удивленно поднятой бровью на лбу, с ходу пообещал правоохранителям новый компьютер в качестве благодарности, серьезно выслушал жалобы на старшую, дал слово внимательнее следить. Дома он поочередно таскал девок за волосы и раздавал пинки, если кто из них смел поскуливать. С тех пор Изи сильно переменилась. По многу раз пересматривала киношные сцены с убийствами, скачивала книги по судмедэкспертизе, изучала способы, как можно наверняка умертвить человека. Загляни кто в историю браузера, не обошлось бы без психолога. Вдруг Изи увлеклась сестрами Хачатурян. Вступила во все группы поддержки, дизлайкала анонимные выкрики «закон есть закон», «девчонок надо судить по всей строгости», «этим отцеубийцам нет места в нормальном обществе», изучала биографии несчастных девочек пристальнее, чем иные поклонники следят за жизнью любимых рок-музыкантов. К тому же Изи на кухне нашла себе дружка. Длинный нож с оранжевой ручкой. В любую свободную минутку хваталась его точить, полировать. И кажется, полюбила это хищное лезвие, как самурай свое оружие. Нюкта этим ножом постоянно резала пальцы, даже когда лезла в ящик за чем-нибудь другим. Нюкта ждала у туалета так долго, что сама почувствовала позывы в мочевом пузыре. Если честно, однажды ей пришлось признаться самой себе, что она побаивается младшей сестры. Однажды отцу за завтраком не понравилась яичница, которая тогда и правда подгорела. Он с размаху швырнул тарелку в раковину, где как раз отмокала от какао с расплавленным маршмэллоу любимая кружка Изи. По всей кухне брызнули осколки. Угрюмо, ни слова не говоря, отец вышел в прихожую, распинал там всю обувь и саданул входной дверью. Изи злыми горящими глазами смотрела на обломки любимой посудинки. Нюкта взялась разбирать хаос в раковине, когда Изи выдала план мести. – Он ведь пьет страшно по пятницам, – начала Изи вполголоса, кажется, опасаясь, что он еще может вернуться за чем-нибудь и подслушать, – а ты его прешь на себе до спальни. – Та-а-ак? – Нюкта бросила скрежетнувшие осколки в мусорное ведро. – Ты его перехватишь, как обычно, у кабака. Если будет недостаточно пьян, можно на кухне еще допоить. Потом потащишь в спальню, а я будто чистила картошку в этот момент. Ты закричала, мол, что сейчас уронишь, я подбегаю, в руке нож, и ты его толкаешь прямо на меня. Изи зажала невидимый нож так сильно, что костяшки стали острыми, похожими на кастет. Сделала выпад, словно поднырнула и воткнула нож в мягкое. – Ты в своем уме? – Нюкта резко открыла ящик с приборами, нож с оранжевой рукояткой хищно ей улыбнулся. – Как тебе вообще такое в голову могло прийти? – Ой, можно подумать, ты никогда ничего такого не воображала! – вспыхнула Изи и выхватила из ящика своего дружка. – Можем поменяться, давай я потащу, а ты зарежешь. Могу и одна все провернуть, но лучше, чтобы мы сделали это вместе. Нюкта понимала, что Изи ненавидит отца со всей подростковой яростью и глупостью. Дурочка даже не понимает, что с ней станет потом. Нюкта слишком любила младшую, чтобы допустить такое. А что, если Изи прямо сейчас сбежала? Разозлилась, что Нюкта не дала ей повторить подвиг сестер Хачатурян. Пакет с фастфудом оттягивал руки, Нюкта поставила его на пластиковый стол и посмотрела на свои пальцы. Один, два, три, четыре, пять… Сняла пластырь с безымянного. Шесть. Шесть одинаковых полукруглых шрамов. – Селфхарм? – с усмешкой спросила Изи, вынырнувшая из-за стойки с чипсами. – Если бы! – облегченно сказала Нюкта и прилепила пластырь обратно. – Ты чего так долго, я уже хотела тебя искать. – Звонить в полицию? – хихикнула Изи и тут же примирительно приобняла сестру, хватая со столика пакеты с едой. – Так, где ты была так долго? – В туалете. – Изи закатила глаза. – Тебе в подробностях рассказать, что я там делала? – Не надо, – со смешком сказала Нюкта. – Не хочу портить аппетит. Из крафтового нутра шел жар. Отец никогда не разрешал девчонкам есть в салоне автомобиля. Может быть, поэтому они, не сговариваясь, уселись спереди и сразу же взялись распаковывать бургеры. Жир с котлет капал на салфетки, бумажные пакеты, одежду, кожу сиденья. Бургеры тряслись и разваливались. Изи стучала зубами, подлавливала то языком, то пальцем капли соуса и причмокивала. Нюкта ела аккуратно и беззвучно, в глубине души пугаясь Изиного сходства с отцом. Она помнила, как было в детстве. Отец, тогда здоровый, румяный, любил вкусно поесть. Он брал с тарелки куриное крылышко и смачно обсасывал красным ртом. Глаза его лучились удовольствием. На отцовских пальцах оставался красивый ярко-желтый жир. И мать косилась на него с таким неодобрением, что отец не знал, куда себя девать. В момент, когда мать отворачивалась к плите, он поспешно вытирал пальцы о старые тренировочные штаны. Вид у него сразу делался виноватый. И Нюкта ему очень сочувствовала. Мать пыталась его воспитывать. Ставила перед ним тарелку со шницелем, в правую руку давала нож, а в левую вилку. Отец старательно, как школьник, резал жесткое мясо на мелкие кусочки, скрежеща лезвием по фарфору. Вилкой двигал неловко, никак не мог подцепить еду. Склонялся над тарелкой, будто неумелый вышивальщик над пяльцами. В результате нарезанное мясо падало на скатерть, оставляя сальные пятна. Мать сдвигала брови, трепетала ноздрями. Ее безмолвный гнев действовал так, что отец сбегал из-за стола голодным. Нюкта в такие моменты старалась поскорее расправиться с едой и тоже улизнуть к себе. С ножом и вилкой она управлялась легко и хотела показать папе, когда мамы не будет рядом, но откуда-то понимала, что ему это будет обидно. Когда после ужина Нюкта приходила побыть с отцом, она старалась не дышать на него, чтобы запахом котлет или супа не тревожить его урчащий живот. А потом у них появился секрет. Однажды Нюкта не могла уснуть. Слюнявила палец и повторяла движения, которыми мать наносила на лицо косметику. Мокрым пальцем на одно веко, словно рисуешь рыбку, потом такую же на втором. Снова лизнуть языком, и теперь ресницы, но не сильно, иначе придется иголкой прочищать их от комочков заплеванной туши. Вдруг на кухне что-то тихо клацнуло. Нюкта вытерла глаза кулаком и побежала проверять. У холодильника в белой майке и широких полосатых трусах стоял отец. В одной руке он держал миску с остатками жареной картошки, второй запихивал в рот похожий на пластик соленый огурец. Хрумкал и капал рассолом на майку и на пол. Увидев дочь, спешно глотнул и виновато улыбнулся. Нюкта встала в дверном проеме и сказала очень серьезно, как взрослая: «Ты кушай, пап, а я посторожу, вдруг мама проснется». С тех пор они не раз встречались у холодильника, а иногда Нюкта только расклевывала свою порцию за ужином, чтобы ночью выудить ее из холодильника и составить компанию отцу. Это веселое обжорство было, пожалуй, лучшим воспоминанием тех времен, когда мать еще не укатила в Париж. Нюкта смотрела на младшую сестру и жалела, что все так вышло. Но может быть, план и сработает. Погода портилась. Осенний ветер налетал на переполненные урны, разносил мусор по заправке. На лобовом стекле расплывались крупные капли дождя. Нюкта вытерла руки салфеткой, завела мотор, тронула «лексус» с парковки. Изи скомкала пакеты от фастфуда и, когда Нюкта притормозила, чтобы вписаться в полосу, высунулась из окна и баскетбольным броском отправила бумагу в пожарный ящик с песком. На трассе мигом потемнело. Асфальт стелился лакрицей. Машин становилось все меньше. Краем глаза Нюкта следила за Изи, гадая, что происходит в голове сестры. Та разулась, закинула ноги на торпеду и от скуки строила рожи. Через час «лексус» сделал плавную петлю и съехал с трассы. На указателе мелькнуло забавное название поселения, которое Нюкта тут же забыла. Изи прильнула к окну, за которым ничего не было видно. – А где это мы? – спросила она. – Нам что теперь, бумажная карта понадобится? В телефоне бы посмотрели, и сразу все как на ладони, что за город, есть ли тут хотя бы «Бургер Кинг» и все такое. – Попробуем здесь заночевать. – Думаешь, тут есть гостиницы? – Какие-нибудь ночлежки есть наверняка посуточные. – Я думала, ты точно знаешь, а не «наверняка», – с укором сказала Изи и скривила рот. – Тоже мне план. – Изи, прекрати. – Прекрати? – вскинулась Изи. – Смотри, вокруг лес один. – Можем заночевать в машине, тут достаточно места. – Здесь все пахнет папашей, и даже ты… Нюкта промолчала, сосредоточившись на влажной бетонке. В воздухе висела мелкая морось, мешая следить за дорогой. Нюкта включила дальний свет, но он помогал мало: дорога то и дело петляла, и фары выхватывали из темноты то зеленоватые стволы осин, то сырые глубокие кюветы. Нюкта снизила скорость, опасаясь этих кюветов и колдобин. Едва вписалась в резкий поворот, и вдруг из густого, словно маслом облитого бурелома вымахнуло что-то крупное и страшное. Секунда, и «лексус» сотряс мощный удар. Нюкта вдавила в пол тормоз и выкрутила руль. Автомобиль занесло. Еле успела затормозить перед травянистым откосом. Только теперь Нюкта осознала, что Изи визжит как резаная. Вдруг сестра замолчала и посмотрела на Нюкту с каким-то новым интересом. – Что это было? – спросила она, округлив глаза. – Не знаю… – растерянно пробормотала Нюкта. – Кажется, мы кого-то сбили. Какое-то животное. Не уверена, что безопасно выходить из машины сейчас. Но Изи уже обулась и рылась в бардачке в поисках фонаря. Нюкта не успела удержать сестру, и та резво выпрыгнула под дождь. В луче ее фонарика мельтешили серебряные черточки. Нюкте пришлось выйти вслед за Изи. Обе тут же промокли. Чуть поодаль на дороге лежала подсвеченная фарами шерстяная туша. Слишком большая для собаки. Нюкта приросла к месту. Ей казалось, что животное смотрит прямо на нее. – Я вообще его не видела! Выскочил прямо на повороте. – Нюкта заозиралась, будто призывая возможных свидетелей. – Так оно еще живое. – Изи присела на корточки возле длинной рогатой головы. – Господи, да что же ты лезешь! – воскликнула Нюкта. – Любой раненый зверь опасен. – Я тя умоляю! – Изи шарила лучом фонарика по туше. – Смотри, ребро торчит. – Да не хочу я смотреть. – Ну вообще-то ты должна. Это тоже ты сделала, – сказала Изи с издевкой. – Наверняка был предупреждающий знак, просто ты не заметила, так увлечена была моим воспитанием. Нюкта тяжело вздохнула и тоже опустилась на корточки перед животным. Кажется, это был молодой олень. Мокрая шерсть в темноте виделась черной, но под бледным лучом фонарика серебрилась и блестела, будто вся из иголок. Животное часто дышало и хрипело. Изи дирижировала, обдавая лучом то красное растущее пятно на крутом боку, то вывернутую ногу с копытцем, напоминающим сейчас полуснятую туфлю. Когда луч осветил морду оленя, животное дернулось, и Нюкта увидела странные алые рога. С них свисала тонкая кожа, похожая на пустые перчатки. От неожиданности Нюкта упала на спину и каракатицей отползла в сторону. На миг почудилось, что это не рога вовсе, а фонтан крови из оленьей головы. – Ты что творишь? – крикнула она, с трудом поднимаясь. – Я не нарочно, – откликнулась Изи. – Слушай, надо его добить, чтобы не мучился. – Как? – Нюкта махнула рукой, отгоняя луч, пляшущий около лица, будто назойливое насекомое. – Ну, может, горло перерезать. – Изи пожала плечами и снова подсветила морду. – Хотя тут шея шире наших талий вместе взятых. Олень больше не реагировал на свет, но его подвижные черные ноздри еще раздувались, выкачивая кровь, которая капала на бордовый высунутый язык. Нюкта молча забрала фонарик и по кругу обошла машину. Передний бампер был помят. Еще легко отделались. – На той заправке я видела топор, где контейнер с песком. Можно вернуться, взять… – Поехали, – решительно перебила Нюкта. – На заправку? – Нет, поехали отсюда. – Ты шутишь? Так оставим его? – Оттащить его на обочину мы не сможем, поэтому да, так оставим.