— А чего они хотели, сами начали… — мстительно процедил Газарян. Остальные угрюмо помалкивали, потянулись к сигаретам, лежащим на столике. Вразвалку подошел сержант Сабуров в расстегнутой рубахе и шортах до колен — на вид и не скажешь, что отличник боевой и политической подготовки, а также победитель социалистического соревнования между военнослужащими срочной службы. Парень был физически развит и неглуп, полностью контролировал своих подчиненных. — Распоряжения будут, товарищ майор? Я так понимаю, мы не получили приказ о передислокации? — Стоим на выбранной позиции, сержант. Собирай свое войско, пусть командуют: перезарядить пусковые установки. В ближайшее время не понадобятся, но вот что будет дальше — мутный лес. — Есть! — приложил руку к пробковому шлему сержант и вразвалку двинул прочь. — Думаете, снова прилетят? — задумался Гарин. — Сколько мы их сегодня сбили? Половина точно не вернется на базу. — Прилетят, — вздохнул Андрей. — Не сегодня, так завтра. В городе они уже похозяйничали, а вот с мостом успеха не добились. Этот мост у них костью в горле, сколько зубов уже сломали. — Вьетнамцы считают, что «Зуб Дракона» — заговоренный, — заметил Газарян. — Дескать, духи помогают в борьбе за правое дело. Или боги — я точно не разбираюсь. Я вообще не понимаю, как идеалы марксизма-ленинизма в их сознании сочетаются с суевериями и богобоязнью. Такое возможно, Андрей Иванович? Остаток дня расчеты ЗРК жили обыденной жизнью. Горячих сводок из разведывательного управления не поступало, но операторы продолжали сканировать небо: самолеты могли прилететь откуда угодно. Пусковые установки были готовы к стрельбе. Обученные вьетнамские зенитчики под руководством советских товарищей заканчивали маскировочные мероприятия. Доложил командир охранного взвода товарищ Вань (парня, разумеется, нарекли Ваней): прибыла смена, охрану комплекса принимает взвод старшего лейтенанта Му Чиня, а подразделение Ваня выводится в Ханьхо. У Вани имелся переводчик с терпимым знанием русского языка, от него и получили свежие известия. В Ханьхо все плохо, разрушено несколько промышленных предприятий, бомбы попали в жилой сектор — там завершается тушение пожаров, из-под завалов вытаскивают выживших. Много погибших — женщин, детей, стариков. Городские больницы переполнены — у людей осколочные раны, сильные ожоги, обширные контузии. У паренька, что частил по-русски, слезы навернулись на глазах, он шмыгал носом — под бомбежкой в этот день погибла его мать, пострадала сестра. Но он не мог покинуть службу, которую ему доверила Родина. Железнодорожная станция повреждений не получила, за исключением метко пораженной водонапорной башни. «Зуб Дракона» тоже уцелел — отремонтировать поврежденный путь труда не составляло. Досталось зенитной батарее — погибли почти все расчеты, разбиты два орудия 61-К, поставленные Советским Союзом. Истребительная авиация ДРВ, к сожалению, прибыть в район не смогла, все «МиГ‐17» и «МиГ‐21» работали в окрестностях Ханоя, подвергшегося невиданной атаке. Всем сегодня досталось, особенно мирному населению, которое по определению ни в чем не виновато… Вьетнамцы печалились, украдкой вытирали слезы. Все они были местными, в городе проживали их семьи, родственники, друзья. «Христофор Колумб» определенно был не прав, мрачно подумал Андрей, глядя в лица солдат. — Что-то я не пойму, кто сегодня победил? — посмотрел на него Газарян. — Не иначе дружба, товарищ майор? Глава вторая К наступлению темноты взвод товарища Му Чиня взял объект под охрану. Часть бойцов ушла в дозоры, несколько человек с радиостанциями разместились в джунглях. Объект охранялся с суши и с воздуха. Аппаратура запитывалась, работала РЛС раннего обнаружения. Вчерашние курсанты получили подробные инструкции на все случаи жизни. «Нападение дракона не учли, товарищ майор, — заметил Газарян. — Впрочем, дракон у них священное животное — как корова в Индии, с драконом воевать нельзя…» Эфир был чист, связаться со вторым подразделением дивизиона оказалось несложно. «Рад, что вы целы, Андрюха, — радостно возвестил майор Овчаров. — Мост пока держим, местные путевые бригады устраняют повреждения. Наши тоже все целы, у охраны двое раненых, и курсант ногу сломал, когда через капот «Урала» кувырнулся. Осколки ТЗМ повредили — по счастью, только ходовку, ремонтируем. А так все нормально, стоим на дежурстве, проводим регламентные работы». Вечерняя мгла улеглась на Северный Вьетнам. На первых порах было непривычно — в шесть часов вечера густая тьма, причем в любое время года. Но как-то притерпелись, нет таких неудобств, к которым не смог бы привыкнуть советский человек. Жара и духота к вечеру не спадали, влажность только усилилась. Прожектора в целях маскировки не включали, довольствовались фонарями и тусклым освещением кабин. От города распространялся запах гари, но и к нему привыкли. С Тонкинского залива доносилась канонада. Ухало на севере, в небе переливались лиловые зарницы. В Ханьхо было тихо — все, что могли сотворить американцы, уже сотворили. Отдохнуть не удалось — боевое дежурство никто не отменял. С первыми дождевыми каплями на стартовые позиции прибыла проверка — подошли два «газика» и разбитый японский грузовичок, доверху набитый автоматчиками. На КПП его не пускали — снова языковые сложности, а автоматчики в кузове сами не знали, кого охраняли. Им сказали ехать, они и поехали. Пришлось вмешаться — сигнал с командного пункта уже получили. Андрей облачился в брюки, надел рубашку, сверху набросил дождевик — что-то подсказало, что лишним не будет. Прибывшие офицеры не выражали возмущения по поводу проволочки. Принцип «лучше перебдеть, чем недобдеть» работал на всей территории Северного Вьетнама. Прибыли трое — капитан из учебного центра (знакомый по лицу, но незнакомый по фамилии), подполковник Коняев — один из заместителей генерал-майора Малашенко, командующего ограниченным контингентом советских советников, и незнакомый подполковник с блестящим от дождя черепом. Форму во Вьетнаме не носили, сориентироваться было трудно. Гражданский образ офицера дополнял «бухгалтерский» портфель с массивной застежкой. — Подполковник Аверченко, — представился незнакомец. — Прибыл вчера из столицы, к новому витку напряженности, так сказать. Должен провести инспекцию всех подразделений и предоставить руководству подробный рапорт: как вы тут живете, как воюете. Будем знакомы, майор, — протянул короткопалую ладонь подполковник. — Наслышан о действиях вашего подразделения, хотелось бы осмотреться. В хозяйстве майора Овчарова мы уже побывали, в Ханое тоже посчастливилось поприсутствовать во время боевой работы… Это было так кстати, весь день мечтали! Пришлось включить дополнительное освещение, построить офицеров и бойцов срочной службы — естественно, не голышом. Дождь усилился, но это было лучше, чем париться в духоте. — Надо же, — поцокал языком Аверченко после представления офицерского состава, — Раевский, Давыдов… Прямо «бастион Раевского» какой-то. Багратиона нет? — Багратиона нет, товарищ подполковник. Но в хозяйстве товарища Овчарова есть Платов, есть Уваров… Проверяющий засмеялся, он был настроен доброжелательно. Группа военных советников жила и работала по уставу — с этим не поспоришь, да и боевые потери минимальные. Косили тропические болезни, медики зафиксировали несколько «психиатрических» случаев, связанных с нервным надрывом и последствиями контузий. Кого-то лечили на месте, других отправляли в Союз. О том, что будут сложности, перед командировкой не скрывали, люди знали, на что шли. Претензий к рядовому составу не имели, с местными не собачились, наоборот, дружили. А если случались инциденты, то сор из избы не выносили, проблемы решали на местах, используя все имеющиеся средства. Инциденты случались редко — всех, кто имел отношение к Вооруженным силам СССР, досконально проверили еще на родине, и неблагонадежных отсеяли. Неуставные взаимоотношения пресекались на корню сержантами — они предпочитали не наживать неприятности на свои головы. Визит проверяющего продолжался час, он осмотрел позиции, поговорил с людьми. Особенно подполковника интересовало, сколько самолетов сбили сегодня, сколько вчера, какое количество ракет, стоящих миллионы советских денег, ушло в пустоту. «Из зарплаты будут вычитать», — догадался Газарян. Потом подполковник, основательно промокший, побежал в «газик», а Андрею удалось перекинуться парой слов с Коняевым. — Все нормально, майор, не обращай внимания, — успокоил Николай Ефремович. — Москва довольна нашей работой, будут представления к правительственным наградам. Извини, что по темноте приехали — весь день в Ханое провозились, Павел Афанасьевич впервые в жизни под обстрел попал, сильно впечатлен и что-то поменял в своих жизненных установках. С утра в Хайфон поедет. Вы славно продержались. Сколько, говоришь, самолетов сбили? А если без прикрас? Штуки четыре, как минимум? Неплохой результат. У Овчарова — три плюс зенитчики под занавес одного свалили. И это не считая тех, что получили повреждения и убрались своим ходом, не выполнив задачу. Но порадовать нечем, майор, это только начало. Ты в курсе, информацию имеешь. Так что в ближайшие дни придется поработать. Сегодня налетов не будет — по данным разведки, на базах США все спокойно. Дождь усиливается, будет полоскать всю ночь — по крайней мере, наши синоптики в этом уверены. Возвращайтесь в лагерь — и шесть часов сна в награду за проделанную работу. — Вот это подарок, Николай Ефремович! — восхитился Андрей. — Пожалуй, лучшее, что могли услышать. — Оставьте вьетнамцев, пусть дежурят. Связь с базой — обязательна. В пять часов утра вы должны быть на посту. Ожидаются новые налеты. Сколько ЗУР у тебя осталось? Впрочем, не отвечай, подвезут еще, получите полный боекомплект. — Тяжело сегодня нашим пришлось, Николай Ефремович? Потери в группе есть? — Бог миловал… — Коняев смущенно кашлянул и пояснил: — Пара осколочных ранений у рядовых, два комплекса под Хайфоном — в металлолом, но народ успел рассыпаться, прежде чем летчики дали залп. Американцы точно сбесились — чувствуют, что война проиграна, и хотят обратить парижские переговоры в свою пользу, чтобы не выглядеть посмешищем в глазах всего мира. Будут наносить максимальный урон. В Ханое и в промышленной зоне Фухао сильные разрушения, уничтожены казармы, склады — дай бог, не последние. Окраины Хайфона, где военные объекты, с землей сровняли. Горят нефтехранилища, разрушили базу торпедных катеров в Хью. Ударили, сволочи, по аэродромам нашей истребительной авиации — вот «МиГи» сегодня практически и не летают… — Надолго мы здесь, Николай Ефремович? — А это ты у штатовцев спроси. Им точно известно. Как наиграются, так и поедем. У них склады с авиабомбами по всей Юго-Восточной Азии — надо же истратить это благолепие… В общем, отдавай распоряжение, и спать со своими орлами. Срочников оставь здесь — не баре, в гамаках поспят… под дождиком… Ну, бывай, майор, нам еще с Аверченко в Ханой выгребать по распутице… Дождь в последующие полчаса разгулялся на славу, превратился в настоящий тропический ливень. Земля под ногами раскисла, дождевики не спасали. Ветер отсутствовал, жара не сходила, и все же дышалось легче. Офицеры загрузились в старенький автобус «ГАЗ‐651», приписанный к подразделению. Водитель, сержант Калинин, — рослый, поджарый, отпустивший усы с попустительства начальства, зевал за рулем. Служба — не бей лежачего, знай, верти баранку да опахалом махай. Говорить в салоне было невозможно — дождь стучал по крыше со всей страстью. Последним прибежал Газарян — вспомнил, что забыл на радостях свою непромокаемую сумку, пришлось вернуться. Офицеры меланхолично смотрели сквозь дождевые разводы на стеклах, как он бежит к автобусу, разбрызгивая грязь. — Во как несется, — усмехнулся Давыдов, — словно колбу с холерой разбил. — Я здесь, можно ехать! — проорал Армен, влетая в автобус. — Калинин, кого ждем? — рявкнул Андрей. — Главный пассажир прибыл, можно ехать! Водитель газовал, колеса расшвыривали грязь. Андрей сплющил нос о стекло, провожал глазами стартовые позиции, которые дождь превратил в месиво. Проплыла замаскированная ТЗМ, пусковая установка с нацеленной ввысь ракетой. Вьетнамские товарищи постарались — обмотали ее брезентом, забросали пальмовыми листьями, и все же очертания смертоносной игрушки проявлялись сквозь стену дождя. Мелькнула фигура часового на КПП. Боец был закутан в непромокаемый плащ и напоминал привидение из дождя. Лагерь в километре от позиции сооружали на скорую руку. Вьетнамцы вырубили поляну, сложили из бамбука несколько шалашей, накрыв их пальмовыми листьями, а на тропах вокруг лагеря поставили ловушки — свое любимое развлечение. На вопрос, рассчитаны ли эти ловушки только на янки и их пособников, вьетнамцы традиционно пожимали плечами, а переводчики растолковывали: ведь русским друзьям ничто не мешает ходить по тропам, верно? Проселок в джунглях разбух от дождя и превратился в кашу. Причудливые «плакучие» деревья склонялись к дороге, ворохи вьюнов-паразитов терлись об автобус. Колеса проваливались в клейкую жижу, смрад из выхлопной трубы окутал машину, проникал в салон. Ухабы, заполненные водой, тянулись бесконечно. В сухую погоду это было терпимо, просто трясло, сейчас это вылилось в проблему — мощности двигателя не хватало. Калинин ругнулся, когда объехал глубокую яму и зацепил бортом нарост на дереве. Препятствие осталось сзади, и он протянул еще метров триста, прежде чем началась сплошная непроходимость — машина буксовала, колеса прокручивались вхолостую, залпы грязи летели из-под колес. — И мы еще ругаем российские сельские дороги, — удивлялся Давыдов. — Уверяю вас, товарищи, они идеальны! Настоящее бездорожье — здесь и сейчас! Калинин, прекращай стонать! А ну, разгоняйся! — Товарищ капитан, а вы сами сядьте за руль! — сорвался сержант. — Посмотрю на вас… Метров через сто застряли окончательно — на полпути между позициями и вожделенной раскладушкой! Колеса просто утонули. Машина накренилась — ухабы слева оказались глубже. Отчаянный рывок ничего не дал — только глубже просели. — Калинин, два наряда вне очереди! — возмутился Раевский. — Ты что наделал, горе-водитель?! Сержант, забыв про субординацию, огрызался, что он не дружен с небесной канцелярией — его в известность там не ставили. Раньше проезжали, а вот сегодня — извините, всегда что-то случается впервые! Дождь продолжал хлестать — даже кроны деревьев ему не мешали. Забористая русская брань зависла над вьетнамскими джунглями. По команде офицеры покинули салон, побрели по щиколотку в грязи, предусмотрительно разувшись, попытались вытолкнуть автобус. Дружно навалились, дружно закричали. Грязь залепила лоснящиеся тела. «Калинин, три наряда вне очереди! — горячился Раевский. — А скажешь слово поперек, будешь до конца командировки картошку чистить и на толчке гнить!» Картошка во Вьетнаме не росла, но смысл послания был предельно ясен. Водитель приуныл в своей кабине, бормотал слова оправдания. — Все, тренировка закончена, — отвалился от заднего бампера Андрей. — Пошли пешком, пятьсот метров осталось. Калинин, а ты остаешься, и нам до лампочки, как будешь вытаскивать свою колымагу! Рация есть? Вот ею и воспользуйся, вызывай вездеход! Расстроенный водитель вяло огрызался: мол, негоже русским оставлять своих в беде, — но потом перед носом возник кулак, и он замолчал. Сам-то завтра выспится, пока старшие по званию будут стоять на боевом посту! — И правильно, пусть остается, нам-то что? — пробормотал Газарян. — В следующий раз головой будет думать, джигит хренов… У старшего лейтенанта в сумке был фонарь, и он включил его. Люди брели по грязи, проваливались в ухабы. Сержант в кабине ругался, терзал рацию: срочно вездеход в такой-то квадрат, приказ майора Раевского, засони! До лагеря добрели минут за пятнадцать — усталые, уделанные с ног до головы. Часовые не ершились, увидев бредущие во мраке фигуры. Что такое искрометные русские выражения, они уже знали и не хотели ощутить их тяжесть на себе. Лагерь находился в стороне от дороги, к нему вела различимая тропа. Работал дизельный генератор, под навесами моргали лампочки, защищенные от дождя. В сером воздухе колебались фигурки часовых в водостойких накидках. За деревьями прятались примитивные хижины из бамбука и стеблей лиан. Тесные каморки, рассчитанные на одного-двух человек. Удобств — никаких, даже смешно говорить об удобствах. Но пальмовые листья на крыше уложили плотно — протекать не должны даже в такую слякотную ночь. Специалисты разбредались по своим каморкам — времени на сон оставалось мало. Андрей забрался в шалаш — пришлось согнуться вопросительным знаком — и облегченно перевел дыхание. Эти жилища вьетнамцы явно строили под себя — маленьких, щуплых и неприхотливых. Но раскладушки в эти клетки вмещались. Под ногами поскрипывали соломенные циновки — хоть какая-то прослойка между пятками и землей. В углу под брезентом ютились две сумки — личные вещи. Там же стоял тазик, наполненный водой и сдохшими насекомыми. Майор помылся, стоя на коленях, черпая горстями воду, потом утерся махровым домашним полотенцем — за четыре месяца оно превратилось в вафельную тряпочку и практически не сохло. Грубое суконное белье тоже было влажным. Он расправил марлевый полог, закрепленный под потолком. Спать под марлей было неприятно — каким-то образом она задерживала воздух, но выжить без нее в этой местности было невозможно — большую часть кровососущих тварей она все же задерживала. Какое-то время майор возился, давил крылатых насекомых, успевших забраться под полог, затем свернулся калачиком, надеясь, что уснет мгновенно и все отпущенное время проспит как убитый. Он действительно уснул, пока какой-то кровопийца не вонзился в лоб. С насекомым он расправился, но сон уже не шел. Сквозь дыры в бамбуковых стенах мелькали огоньки, перекликались часовые. Дождь прекратился именно в тот момент, когда уже не имело значения, есть он или нет. За стеной усилились крики, Андрей напрягся — нет, все нормально, это вездеход втаскивал в лагерь автобус сержанта Калинина. Доносился возмущенный глас сержанта: «Куда ты тащишь, дубина? Не видишь — дерево!» Автобус, судя по отдельным репликам, не пострадал. Дай бог, дорога к утру подсохнет, и не придется бежать на своих двоих… Посторонние звуки вскоре затихли, но спать уже окончательно расхотелось, тем более что ужасно чесались искусанные участки тела. Кровососы во Вьетнаме были серьезной проблемой, отдельные их представители переносили заразные болезни вроде тропической лихорадки. Медицина в ДРВ, мягко говоря, не считалась передовой, советские врачи тоже не всегда справлялись. О многих заболеваниях в этой части света просто не знали. Вакцина от заражения не всегда помогала. Раевский прожил во Вьетнаме четыре месяца и уже дважды перенес лихорадку — слава богу, на ногах, крепкий организм справлялся. Другим везло меньше — люди подхватывали серьезные болезни, валялись в больницах и госпиталях. У капитана Мелентьева в прошлом месяце стали отказывать почки — отбыл в Союз. Майора Хомченко сразила амебная дизентерия. Он месяц пролежал в ханойском военном госпитале, исхудал до крайности. Но справился с болезнью, вернулся в строй — истощенный, с ввалившимися щеками, какой-то задумчивый и молчаливый. За две недели пришел в себя, вроде пронесло… Противостояние между коммунистическим севером и империалистическими марионетками юга продолжалось с 1955 года. Поражение под Дьенбьенфу в 54-м вынудило французов уйти из Вьетнама. На чем и закончилась 1-я Индокитайская война. Вторая началась почти сразу. Все смешалось на Индокитайском полуострове — война во Вьетнаме, гражданская война в Лаосе, гражданская война в Камбодже. Вьетнам разделился на два государства — север, выбравший социалистический путь развития, и капиталистический юг, поддерживаемый США. Последние вступили в игру в 63-м году — самая мощная армия мира взяла под полный контроль Южный Вьетнам, чем весьма порадовала тамошних марионеток. Партизаны Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (янки называли его Вьетконгом) стали испытывать серьезные трудности. Южновьетнамские силы, при поддержке американского спецназа и западной техники, выдавливали их из ранее занятых сельских районов. На помощь братским патриотам юга пришла армия Демократической Республики Вьетнам. Вспыхнула партизанская война, и протекала она с переменным успехом. В январе 63-го партизаны НФОЮВ впервые нанесли крупное поражение южновьетнамской армии — это произошло в местечке Апбак. Американская авиация с 63-го года подвергала северную республику изматывающим бомбежкам. Техники и боеприпасов свезли в регион столько, что хватило бы на полномасштабную мировую войну. Америка доминировала в воздухе, на море. На базах по всему Южному Вьетнаму скопились горы боеприпасов, снаряжения, продовольствия. Вертолеты и самолеты тысячами сновали в небе. Только в 68-м году в стране находилось полмиллиона американских солдат. Система ПВО во Вьетнаме отсутствовала. Территория ДРВ и южные районы, занятые партизанами, подвергались ковровым бомбардировкам. Уничтожалось все живое. Самолеты сбрасывали обычные бомбы, боеприпасы объемного действия, бомбы с напалмом — сгущенным бензином, имеющим повышенную уничтожающую способность; распылялись химические вещества, гербициды, дефолианты, уничтожающие тропическую растительность… В 65-м году в Северный Вьетнам по просьбе руководства ДРВ стали прибывать советские специалисты — ракетчики, летчики, гражданский инженерный персонал. Имелось соответствующее решение политического руководства, постановление Совмина. Никто не собирался оставлять в беде молодую республику. Формально СССР в войне не участвовал. Но материальная поддержка осуществлялась полным ходом. Ставилась задача — создать эффективную систему ПВО. Во Вьетнам поступали ЗРК «СА‐75», истребители «МиГ‐17» и «МиГ‐21», бомбардировщики «Су‐17» и «Ил‐28», самолеты транспортной авиации, зенитные орудия, РЛС, техника связи. Военно-транспортные самолеты доставляли сотни тонн груза. Поставки постоянно росли — особенно после того, как вьетнамское правительство согласовало вопрос вступления Народной армии в Южный Вьетнам. Непрекращающимся потоком шло стрелковое оружие (частично изготовленное в Китае по советским лицензиям), танки «Т‐34» и «Т‐54» с инфракрасными прицелами ночного видения, орудия 100-го и 130-го калибра, ствольная зенитная артиллерия, малые боевые корабли… Только зенитных комплексов «Двина» было поставлено около сотни, восемь тысяч ракет к ним. Советские специалисты разработали типовой штат зенитно-ракетного полка Народной армии. Приступили к работе учебные центры, где специалисты из СССР проводили обучение вьетнамских расчетов. Ставилась задача — в кратчайшие сроки ввести в действие два зенитно-ракетных полка. Учебные центры развернулись под Ханоем. Объекты усердно маскировали. Внешне — домики для проживания, построенные из бамбука, хозяйственные постройки и классы — обычные сараи с земляным полом и тростниковой крышей. Проблем было множество — трудности перевода, нехватка подходящих кадров, необходимость постоянной маскировки, запрет выходить в эфир (использовали имитаторы). Жара, влажность, болезни, бытовые неудобства… Инструкторский состав делал все возможное для подготовки расчетов ВНА. График учебы предельно уплотнили: начинали в пять утра, заканчивали поздно вечером — позволялся лишь двухчасовой перерыв в жаркий полдень. Каждый специалист вел определенный сектор, одну или две дисциплины. После получения техники матчасть изучали уже не по бумажкам. Обучали не только будущих ракетчиков, но и пилотов истребительной авиации, специалистов ствольной артиллерии, способных поражать мишени на малых высотах. Отдельно шло обучение радиотехническому делу. В июле 65-го на боевых позициях под Ханоем были развернуты два дивизиона ЗРК. Боевые расчеты состояли из советских специалистов, вьетнамцы числились стажерами. 24 июля к северо-востоку от Ханоя состоялся первый противовоздушный бой с участием ЗРК «СА‐75». В течение дня были сбиты три «Фантома» — при этом выпущено всего четыре ракеты. Пуски проводились на встречных курсах, на средних высотах. Для американского командования это стало полной неожиданностью. Они уже не могли безнаказанно хозяйничать на высотах выше 5 километров. Их разведка факт появления ЗРК проворонила. Меры по уничтожению выявленных дивизионов успехом не увенчались — подразделения постоянно маневрировали, меняли позиции. Воздушная война продолжалась, но теперь американская авиация несла потери, летчики, вылетая на задание, не знали, вернутся ли живыми. Вьетнамские расчеты обретали нужные навыки, учились действовать самостоятельно — хотя и с оглядкой на «старших товарищей». Пилоты противника меняли тактику, ставили помехи, но и советские специалисты развивали полученный опыт. ЗРК встречали врага в самых неожиданных местах, с успехом применялись действия из засад, оборудовались ложные позиции. 2 декабря 66-го года вошло в историю как «черная пятница» для американской авиации — в небе над Вьетнамом было сбито восемь самолетов… Вьетнамские подразделения нарабатывали опыт, отпала необходимость в постоянном контроле. Но требовались новые кадры. Часть специалистов снимались с боевых позиций, возвращались в учебные центры. В действующих подразделениях оставались небольшие группы из наиболее опытных офицеров. Они выполняли обязанности инструкторов, ремонтников, советников, а в наиболее критические моменты удаляли из кабин «посторонних» и сами брались за выполнение задачи… Майор Раевский прибыл во Вьетнам в начале января. В родном Новосибирске стояли студеные морозы — температура за минус тридцать, даже для Сибири перебор. В Свердловской области, где он проходил службу в 4-й Отдельной дивизии ПВО, тоже было, мягко говоря, не жарко. То, что советские кадры уже седьмой год работают во Вьетнаме, секретом не являлось. Но то, что самому представится возможность «погреть кости», стало полным сюрпризом. Судьба помотала. Из Сибири, где до сих пор проживали пожилые родители, призвался в армию, отслужил в зенитном полку под Печенгой. Недолгая учеба в электротехническом институте — факультет РТФ (радиотехника) полностью устраивала, но как-то наскучила гражданка. Все стремились из армии, а он, наоборот, — в нее, непобедимую и легендарную. Снова чемодан в зубы — учеба в Орджоникидзевском высшем командном зенитно-ракетном училище, окончил с отличием, вернулся в Сибирь, но ненадолго — впрочем, жениться успел. Много времени и ума на это не надо. Но ума не хватило, чтобы хорошенько все обдумать. Семейная жизнь с Натальей не удалась. Лишний раз убедился — женщины сами не знают, чего хотят. Изматывающие ссоры, громкие скандалы, потом пошли какие-то странные знакомые, ухажеры. Одному из кавалеров настучал по ушам, и только чудом «телега» не приехала на службу, где он уже занимал должность заместителя командира зенитно-ракетного дивизиона. Детей не было, но имелась квартира, совместно нажитое имущество, машина, так что без суда не обошлось. Это было противно — судиться с женой не хотелось. Оставаться голым в 33 года — как-то тоже. Несколько раз он пытался помириться, начать все заново, и даже Наталья была не против — но ровно до первого громкого скандала. «Что-то плохо у нас получается жить хорошо», — однажды горько заметила супруга. Эпопея с разводом продолжалась полтора года — впору в графе «семейное положение» писать «все сложно». А когда все закончилось, это был чуть ли не праздник для обоих. В последний раз посмотрели друг на друга и расстались с неясными чувствами — нервно истощенные, издерганные. Андрей чувствовал себя так, словно с войны вернулся. Потом полгода приходил в себя, проживал в квартире на подселении. Случалось, заходили дамы — интеллигентные, воспитанные, с дальним прицелом. Но он воздвиг себе барьер, снова на грабли — ни за что. Опыт есть, «прививка» сделана, пусть другим морочат головы с замужеством. Иногда с неясной грустью поглядывал на детскую площадку, где в песочнице возилась малышня, чему-то улыбался, вздыхал, потом решительно сбрасывал наваждение: отставить, майор, еще успеется… Группы специалистов-ракетчиков для спецкомандировки формировались именно здесь — на базе 4-й Отдельной армии. Отобранных кандидатов тщательно проверяли — особенно по линии КГБ. Изучали биографии, опрашивали сослуживцев, друзей, соседей, разве что в кровать не лезли. Хотя к кому-то, возможно, и заглядывали. С отобранными кандидатами проводили беседы, «счастливчиков» отправляли на медкомиссии. Попутно проверялись теоретические и практические знания по специальности. А специальность в полку была одна: владение ЗРК «СА‐75». Раевский знал свое дело на «отлично» — это и пошло в актив, перевесило сомнительное положение на личном фронте. Недоумение после первых бесед усилилось, когда Андрея вызвали к члену Военного совета армии генерал-майору Худякову. Только тот стал называть вещи своими именами. — Скажу честно, я был против вашей кандидатуры, товарищ майор, — сообщил главный армейский замполит. — Вы не член партии… Кстати, почему? — Это проблема, товарищ генерал-майор? — не удержался от дерзости Андрей. — Признаться, да. — Пока не чувствую готовности принять на себя такую ответственность. — Странно, — пожал плечами Худяков, — другие готовы, а он, видите ли, нет. В ближайшие полгода станете кандидатом в члены КПСС, уяснили, товарищ майор? — Так точно, товарищ генерал-майор. — За вас ходатайствуют генерал-майор Ордынский и полковник Жданов. По их мнению, вы один из лучших специалистов в своем деле, обладаете нужными волевыми качествами, морально готовы к работе за рубежом. Кстати, я вдумчиво перелистал ваше личное дело, и один из пунктов мне показался сомнительным… — Все разрешилось, товарищ генерал-майор. — Ладно, с женским вопросом не ко мне, — поморщился член Военного совета. — Ненавижу копаться в этом грязном белье. Все уже взрослые люди… Готовы отправиться во Вьетнам, Андрей Иванович? — Готов, товарищ генерал-майор. — Вот и отлично. Ваша команда вылетает 4 января. Срок командировки — 12 месяцев. Если повезет, новый 73-й год встретите уже дома. Ну, давай, майор, готовься, с наступающим тебя. Цели и задачи обрисуют на месте, и ты, надеюсь, догадываешься, что это не развлекательная поездка. Он даже удивился, как быстро влился в коллектив. Во Вьетнаме не было такого понятия — зима. Все двенадцать месяцев были как один. Когда-то больше осадков, когда-то меньше, а бывало, вообще лило неделями. А еще американцы распыляли в небе Вьетнама йодистое серебро и свинец, отчего дожди в отдельных районах хлестали без передышки, что сильно затрудняло передвижения войск и техники, губило посевы, разрушало дороги. Учебный центр под руководством полковника Бахметьева находился на южной окраине Ханоя, готовил личный состав 264-го зенитно-ракетного полка ВНА. Почти три месяца Андрей занимался преподавательской работой — обучал курсантов премудростям наведения ракет на цель. Противник явно издыхал, сказывалось отупение от этой бесконечной войны. Трезвые головы на Капитолийском холме уже понимали, что выиграть войну невозможно, и лучшее решение — выйти из нее с достоинством. В конце марта армия ДРВ начала так называемое «Пасхальное наступление» в Южном Вьетнаме — совместно с местными патриотическими силами. Сайгонский режим слабел, разлагался, он мог держаться только на американских штыках. Армия США тоже испытывала проблемы. Наступление велось по трем фронтам, и довольно быстро удалось захватить несколько провинций. С начала войны это была самая масштабная операция. Упорные бои продолжались месяц. Одновременно шли парижские переговоры о восстановлении мира во Вьетнаме. С одной стороны выступали ДРВ и Временное революционное правительство Южного Вьетнама, с другой — Соединенные Штаты и Республика Вьетнам. Делегации от ДРВ требовался козырь. Реакция Америки была жесткой. В ответ на наступление в Южном Вьетнаме президент Никсон приказал возобновить бомбардировки Северного Вьетнама. Налеты отличались особенным упорством и жестокостью. Бомбили все подряд — военные, гражданские объекты. Били по Ханою, по Хайфону, по приморскому оборонительному району. Тонны бомб сбрасывались на наступающие в южных провинциях войска. Потери с обеих сторон были колоссальные. Наступление на юге захлебнулось, войска перешли к обороне. Налеты не стихали, проводились практически каждый день. «Тебя переводят на боевые позиции, майор, — сообщил в один прекрасный день полковник Бахметьев. — Направляешься в район Ханьхо, там крупный промышленный центр и транспортный узел. Американцы не успокоятся, пока окончательно его не разнесут. Туда переводится дивизион 264-го полка — ты и Овчаров. Зенитной артиллерии в местечке хватает, но она не может работать на средних высотах. Так что берите дело в свои руки. Уверен, ты справишься». Это было неделю назад, и с этого времени ад не прекращался…