* * * Может быть, Михоко взяла дополнительную работу в пекарне и задерживается? – Она же говорила, что в последнее время ее часто просят помогать с выпечкой, – проявляя внимание к Фукасэ, сказала хозяйка, вернувшись из торгового зала. После того как они благодаря походу в кино стали встречаться, хозяйка подкидывала им идеи свиданий: то сообщит, что открылся хороший французский ресторан, то намекнет, что Фукасэ нравится комический спектакль ракуго. А однажды спросила Михоко, таким ли был ее бывший, и, опомнившись, смущенно прикрыла рот. Они встречаются еще только три месяца… – Извините. – Фукасэ взял в руки мобильный телефон. Или лучше написать сообщение? Да нет, она опаздывает уже на двадцать минут, и даже если и работает, вряд ли ее будут ругать, если он позвонит. Правда, он еще ни разу ей не звонил… Фукасэ набрал ее номер. Прозвучали десять гудков, сменившиеся автоматическим сообщением о том, что абонент не отвечает. Решив сказать ей, что он еще в «Кловер кофе», Фукасэ ожидал сигнала начала записи сообщения, как вдруг услышал тихое «алло». И понял по шуму дождя, что она на улице. – Ты идешь в «Кловер кофе»? Он говорил громко, чтобы звук дождя не заглушал его голос. Вдруг ему стало стыдно: она может подумать, будто он хвастается перед хозяйкой тем, что дозвонился… Тогда Фукасэ пересел лицом к стене и плотно прижал телефон к щеке. Нахмурил брови: неужели у этого оператора связи такой тихий максимальный звук? Настолько голос Михоко был слаб и плохо слышен. Однако кое-как ему удалось установить, где сейчас она находится. – Извините, рассчитайте меня, пожалуйста; она, похоже, пошла ко мне домой. – Ой, надо поторопиться… Фукасэ поспешно встал, доставая кошелек, и быстро осушил чашку с совершенно остывшим кофе. Аромат и вкус меда, сливавшиеся до этого с кофе, в холодном напитке создавали четкое ощущение двух компонентов, которые, проливаясь по горлу, подчеркивали особенности друг друга. – Мед не забывай. – Сказав лишь это, хозяйка направилась в торговый зал, где находилась касса. Они не всегда виделись в «Кловер кофе». Напротив, чаще встречались на станции и ходили куда-то поужинать, а в день перед выходным в пекарне договаривались о встрече в кофейне. Тогда Михоко приносила нераспроданные булочки в большом количестве. Они съедали их в его квартире. Фукасэ не был против булочек на ужин: раз в неделю можно устроить себе и такой день. «Извини, я не приду; я у твоего дома» – так сказала она по телефону. Что же случилось? Выйдя из кафе, он быстрым шагом пошел к дому. Зонтик не спасал – уже через сто метров его ботинки начали хлюпать; брюки тоже потемнели от колен книзу и прилипли к ногам. Наверное, Михоко промокла с головы до ног и не могла идти в таком виде в кафе. Тревога о том, что могло произойти что-то серьезное, сменилась легким беспокойством. Также можно было предположить, что она получила эсэмэску с предупреждением о погоде и решила, что кафе закрыто. Хорошо, что он вчера постирал белье и сложил полотенца… Она, наверное, под крышей, но точно замерзла. «Первым делом сварю ей горячий кофе. Михоко и в кофейне тоже добавляла в кофе сливки и сахар. Нужно показать ей мед от хозяйки, это должно ее обрадовать. И еще…» Может, попробовать, раз такое дело, предложить ей вторые ключи? Фукасэ никогда не бывал в квартире Михоко, но слышал, что от пекарни ей ехать на велосипеде десять минут. Они жили в пешей доступности друг от друга по разные стороны от железной дороги, так что он сделает ей вторые ключи, и не надо будет ждать хозяина перед дверью в его отсутствие. Так говорил себе Фукасэ – но, если честно, боялся, что Михоко откажется. Лучше распахивать свои двери лишь до той степени, до какой партнер позволяет распахнуть свои. Но если Михоко думает так же, расстояние между ними никогда не сократится. Они не могут вечно полагаться на хозяйку в кофейне. Та же не скажет, что, мол, пора вам, ребята, пожить вместе… Показался его дом, двухэтажное деревянное здание. Его квартира на первом этаже. Когда Фукасэ искал квартиру, в агентстве сказали, что ему повезло, поскольку в этом доме как раз была свободна одна на втором этаже, на солнечной стороне. Но когда он пошел смотреть квартиру, то остановился в итоге еще на одном варианте в этом же доме – тоже свободная, но на первом этаже. Угловая комната на втором находилась сразу около ведущей туда железной лестницы. Когда Фукасэ осматривал комнату, кто-то из жильцов стал подниматься по лестнице, издавая каблуками цокающий звук… На мгновение у него что-то поднялось внутри, а в следующую секунду Фукасэ почувствовал, что его голову сдавило – так сильно, что он даже пошатнулся. Того, кто поднимался к нему с этим цокающим звуком, больше нет. Но каждый раз этот звук будет напоминать ему о том человеке… Михоко стояла, спрятавшись под лестницей, крепко прижимая к себе полиэтиленовый пакет с булочками из «Гримпан». Извинившись, Фукасэ подбежал к ней, но оказалось, что она была не такой уж и мокрой. Сандалии на босых ногах промокли, но не настолько, чтобы было неудобно заходить в кафе. Если кто и промок, так это Фукасэ. Его голову затуманили разные мысли. Например, что она пришла сюда еще раньше, до того, как начался сильный дождь. Когда хозяйка начала ходить из торгового зала в кофейню и обратно, глядя на улицу и поговаривая: «Ой, что там творится», Фукасэ еще расплачивался на кассе. – Почему ты извиняешься? Это я виновата, что не пришла в кафе. Голос Михоко был не особенно радостным, хотя уже и не тем слабеньким голоском по телефону. Может, она просто не в настроении пить кофе? Как бы то ни было, Фукасэ открыл дверь и, сделав приглашающий жест, вошел. Из ванной комнаты, выходившей к прихожей, взял полотенце и протянул ей, потом попросил подождать в комнате и, закрывшись в ванной, переоделся. Он и душ принял бы, да не та обстановка… Выйдя из ванной, Фукасэ увидел, что Михоко, даже не включив телевизор, сидит посреди комнаты перед котацу спиной к прихожей, скрестив ноги. Она оглядывала комнату, крутя головой, так же как в первый день, когда пришла к нему. Он полагал, что для мужчины комната достаточно убрана. С тех пор как Михоко приходила сюда в последний раз, ничего особенно в квартире не поменялось, если не сказать совсем ничего. Что же ее беспокоит? Одной рукой Фукасэ закрыл за собой дверь ванной, практически бесшумно – но Михоко вздрогнула всем телом и обернулась. – Я все. Сейчас сделаю кофе. Ты знаешь, хозяйка из «Кловер кофе»… – Не надо. Впервые Михоко прервала его. У Фукасэ невольно перехватило дыхание от ее резкого, грубого тона. Он думал, с ней случилось что-то, никак не связанное с ним, – однако, глядя на ее лицо, словно окаменевшее, но готовое от любого малейшего дуновения ветерка сморщиться в плаче, начал подозревать, что в роли обвиняемого находится не кто иной, как он сам. Правда, причины этого Фукасэ не понимал. – Что случилось? – спросил он, садясь по-турецки за столик напротив Михоко. Та, напряженная, будто выдавливая из себя слова, произнесла: – Кадзу, ты говорил, что твоя жизнь до сих пор была до скучного обычной. Это правда? Когда они только начали встречаться, Фукасэ в точности так и сказал ей. Дело в том, что он не мог как следует сделать даже такую простую вещь, как поужинать с ней в более ли менее хорошем ресторане. У него не получалось все ловко организовать: то на столе оказывались только суп и овощные блюда, то он рассыпал перед Михоко всю мелочь из кошелька… Чтобы скрыть свое замешательство, Фукасэ честно хотел признаться ей, что она – первая девушка в его жизни. Но если сказать только это, Михоко ошибочно поймет его и подумает, что он какой-то недоделанный, а это ему совсем не нужно. Поэтому Фукасэ намекнул ей, что это не он такой непривлекательный, а окружающая его обстановка крайне скучна, вот в чем все дело. – Да, правда. Все это печально, конечно… Можно попросить прислать из дома его альбомы из средней и старшей школы и показать Михоко. На страницах, которые каждый класс заполнял как хотел, Фукасэ есть только на общей фотографии, и то с краю. На фото класса старшей школы его закрыла голова впереди стоящего, и виден только его широкий лоб. Даже тот факт, что у него в квартире нет ни одного предмета, напоминающего о прошлом, говорит о том, насколько скучной была его жизнь. – На тебе есть… какая-то вина? Этот вопрос, видимо, возник не между ними, а где-то на стороне. Такая мысль вдруг поднялась в нем. Ее ростки, поливаемые дождем за окном, выросли и опутали все его тело, словно плющом, – и породили иллюзию, связавшую Фукасэ с головы до ног. – Может, тебе дать посмотреть резюме? В моей жизни нет ничего интересного, но и пробелов нет… – Тогда ты можешь рассказать мне всю свою жизнь? – С какой стати? Толстую лозу вдруг словно обрубили на корню. Он освободился от давящего чувства. Его беспокойство было уничтожено чувством неприязни. Такой же неприязни, которая возникает, когда в комнату входят с дождя, не разуваясь. Фукасэ встал и пошел на кухню. Если он останется сидеть напротив Михоко, то может сказать ей что-то ужасное. Однако он не знал, хочет ли избежать того, чтобы обидеть Михоко, или того, чтобы при нем затрагивали темы, обсуждения которых он не желал. – Я все-таки сделаю кофе и сам выпью. Да, и у меня в сумке лежит банка меда; достань, пожалуйста. Это мне подарила хозяйка из «Кловер кофе». – Фукасэ сказал это, стоя спиной к Михоко. Достал из ящика пакет со смесью «Кловер» и положил зерна в ручную кофемолку. Спокойно, только спокойно. Вращая тугую ручку кофемолки, он обдумывал сложившуюся ситуацию. Михоко его допрашивает. В его жизни действительно есть одно, только одно происшествие, которое навсегда оставило глубокую печать на его сердце. Михоко хочет, чтобы он открыл ей правду… или нет? В его практически бесцветной жизни было лишь это яркое, хотя и окрашенное черным, событие, поэтому если она устроила ему допрос, то, наверное, именно по этому поводу? Так думал он, колеблясь. Но если рассуждать хладнокровно, то Михоко неоткуда было узнать об этом. Это он себя накрутил. Чуть не выкопал себе могилу… Фукасэ почувствовал спиной взгляд и, стараясь придать лицу как можно более мягкое выражение, оглянулся. – Ну как, нашла? Она сказал, это свой мед… Но ему протягивали не мед. Это было письмо. Обычный конверт, адрес напечатан. Получатель – Михоко, причем указан адрес ее пекарни. Фукасэ взял конверт и перевернул. На обратной стороне не было адреса или имени отправителя. Стандартная марка за 80 иен, печать размыта дождем, и букв не видно. Конверт вскрыт чем-то острым. – Можно прочитать? Михоко молча кивнула. В этом не было особого смысла, но Фукасэ зажал письмо под мышкой, вытер руки полотенцем, висевшим над раковиной, и вытащил содержимое конверта. Письмо на одном листе А4, сложенном втрое. Сквозь бумагу видно, что шрифтом «Готик» по вертикали написана одна строчка. «Фука… Кадзу…» – это же его имя! У него екнуло сердце. Перед тем как развернуть бумагу, он глянул на Михоко. Та, не моргая, смотрела на него. Сколько ни тяни, а надо открывать. Он развернул бумагу, потянув за нижний и верхний края. «Кадзухиса Фукасэ – убийца». У него забилось сердце, так быстро, что он не успевал дышать. Но на его побледневшее лицо, отступив на шаг, холодным взглядом смотрело его другое «я». «Эти слова не свалились на тебя как снег на голову. Они всегда жили здесь». Однокурсники, встреча курса, западная музыка, кофе, мед… Его хладнокровное «я» спрашивает дрожащее «я». «Неужели ты не допускал даже крохотной возможности, что когда-нибудь такой день настанет? Неужели ни разу не содрогался от страха, что этот день придет – и не в скучные будни, а в тот момент, когда тебя наконец посетило счастье?» Ответ – НЕТ. Не надо давать затянуть себя в эту пропасть. – Когда? – Сегодня вечером. Письмо лежало в общем почтовом ящике пекарни. Как говорит директор, такое иногда бывает: на адрес магазина присылают письма или подарки сотрудницам. И предупредил, чтобы я сразу советовалась с ним, если там будет что-то странное, потому что могут писать какие-нибудь маньяки. Но это я не могу показать никому. Ни Мастеру, ни хозяйке… У меня все обычно на лице написано, поэтому, пойди я в кафе, они сразу поняли бы: что-то случилось. Я не смогла. Это, конечно, не значит, что я воспринимаю такое хулиганство всерьез… «Да это просто какой-то извращенец, которому ты понравилась, решил нас разлучить и отправил тебе письмо». Еще не поздно сказать это веселым тоном, разорвать бумагу и рассеять беспокойство Михоко. Но она не говорит, что не верит этому на сто процентов. У нее осталась какая-то доля сомнений… Да что там – если подумать, в каком состоянии она пришла, эти сомнения пересиливают в ней все остальное. Его никогда раньше не называли убийцей. Но если он сейчас твердо заявит об этом, смогут ли они с Михоко общаться так, как прежде? Она, вероятно, будет искать, нет ли между его словами и поведением странных несоответствий, а он выберет такие слова и действия, чтобы его не подвергали допросам, и они отдалятся друг от друга еще на шаг… «Если хочешь стать по-настоящему счастливым, открой ей все». В его голове всплыла, как пузырь, и тут же лопнула глупая мысль: а что, если это он написал письмо? Нет… Он, конечно, появляется у его изголовья, вокруг происходят какие-то потусторонние вещи, все так… но письмо принадлежит этому миру. Мертвые не могут писать писем. «Расскажи Михоко». Даже решив так, Фукасэ почувствовал зарождающееся сомнение. Сможет ли он рассказать правду, не отступая от фактов? В конце концов, он просто повторит ей то, что говорил полиции. Чтобы защитить себя… Может быть, более правильно будет сказать, что в свое время он обязательно все ей расскажет, отправить ее домой, а потом написать обо всем в письме? Так он сможет лучше пересмотреть свои чувства и события того дня, все упорядочить и разложить по полочкам, описав факты как можно точнее. А уж какое она вынесет суждение…сейчас не время думать об этом. Да, он должен так сделать. Фукасэ легко мог представить себе, как будет меняться содержание его рассказа в зависимости от выражения ее лица, если он выложит все здесь и сейчас. – Михо, сегодня вечером… За окном загудел ветер, словно хотел заглушить его слова. Бам! Дверь затряслась от удара. Наверное, что-то принесло ветром и ударило о дверь – размером побольше, чем пустая бутылка… Может, велосипед? Дождь и не собирается ослабевать… Нет, он не может выпустить туда Михоко. Наверное, сегодня такой день.