Эльф заложил руки за спину, поднял выше точеный подбородок. – Во времена, предшествовавшие Огненному демону, – раздельно сказал он, – каждый из эльфов помнил, что Великая Паучиха, само зло по сути и по виду, чуждая всему живому Эалы, истово ищет себе супруга. В этом смысл всего ее существования – размножиться и покорить миры. Временами мечты ее воплощались, и ужасные выводки появлялись в наших пределах. Любые ее дети всегда были опасны, но Цемре не удавалось вдохнуть в них главное – разум. А ведь более всего на свете она желала иметь потомство, способное мыслить, – чтобы покорять новые земли и народы… Она делала кладки, которые иногда спали веками, тысячелетиями, а потом оживали. Теперь же Цемра нашла супруга для себя у звезд, покорила его силой и понесла от него. Тайтингиль помолчал. Молчал и Виленор. – Цемра погибла, но то, что ты видел на столе, – это ее отпрыск от Мастера Войны, того самого пришельца со звезд, о котором я говорил. Это великий воин, поверь, дайн, и последний выводок Цемры, который она получила насильно, может оказаться непередаваемо ужасным. Тем важнее нам скорее найти… уничтожить пауков… и найти самого Мастера, открывшего путь с Земли в Эалу вместе с раненым Альгваринпаэллиром. – Скажи, кого искать, – твердо выговорил дайн. – Он невысок, черноволос, – ответил Тайтингиль, – быстрее эльфа, сильнее орка, а на вид как худенькая девочка-человек или эльфийский подросток. Его глаза белы, его зрачки – как нитки. Он убивает легко и всем, что подвернется под руки, и любит курения двергов, и носит длинные одежды в пол, как женское платье или одежда волшебника, но алое. – Ты поэт, Тай…тингиль, – муркнул орк. – Портр-рет прекрасен. Жаба он белоглазая, зловредная. И урка. Король Нолдорина стиснул кулаки. – Такой… жабе… у нас окажут достойный прием. Воины поскачут во все стороны от Нолдорина. Хорошо вооруженные пикеты. Отец… отец зла. Мы найдем его. – Умерь свой пыл, дайн Виленор. Если ты подумал, что отец этой нечисти столь же нечист и от него надо избавляться в первую очередь, ты сильно ошибаешься. Если захочешь причинить ему вред, больше никогда не увидишь меня на своей стороне, – спокойно, но очень веско произнес Тайтингиль, глядя прямо в глаза властителю Нолдорина. – И лишь потеряешь воинов. И тот выдохнул. Сказал совсем тихо: – Чудеса. Орк-оруженосец. Великий воин, похожий на человеческую девочку. Звезды… Цемра и ее дети… Так история Оллантайра и его дайны может показаться доброй наивной сказкой. Ты, кажется мне, все же тронул некое извечное зло, витязь, которое не стоило бы будить. Цемра плодилась… не тут. Я так понял твои слова. Точно ли эти дела должны были касаться… нас? – Оно не спало и шло на нас, Виленор, хоть мы и не видели этого. Уже в новом мире, столкнувшись с Цемрой, – горько продолжил Тайтингиль, – мне пришлось вспомнить и еще одно ее имя – Пожирательница Благодати. Я думаю, именно Цемра, собирая силы для новой своей свадьбы, сидела в складке Эалы, высасывая магию и светлую силу эльфов – а может, и других народов тоже. Именно поэтому у нас перестали рождаться дети, а люди стали жить короче. Где древние королевства, в которых правители восседали на тронах и по четыреста, и по пятьсот лет? Дверги измельчали и все больше стремятся селиться не могучими подгорными городами, подобными Дантриму, а ютиться возле людских и эльфийских поселений, служить и прислуживать. Эльфы рвутся в Чертоги Забвения. Драконы… – Мы знаем, как и когда были повержены последние драконы нашего мира, – сказал Виленор. – В войне за дайну Ольву Льюэнь, сто пятьдесят лет назад. Огненная Глаурсмир, разрушительница Дантрима и Гейла, и ее нежданные колдовские змееныши… – Повержены, да… величайшие из великих, ранее непобедимые ни для кого и никогда, путешественники между мирами, они стали уязвимы для обычных стрел – пусть и откованных из черного небесного металла, – кивнул Тайтингиль. – Драконы пали, волшебников осталось два или три, древние дивные существа исчезают, словно растворяются, эльфы покидают пределы Эалы и устремляются в Чертоги Забвения. Ныне я думаю, что наш мир был болен Цемрой, хотя и не замечал этого, и она сосала силы незаметно и настойчиво, как это делает клещ на холке оленя, – и олень может пасть. Силы истощаются, кровь делается отравленной, в ранку проникает зараза. А его силой питается паразит. Понимаешь, властитель?.. – Ну а что? Цемр-ры нет. Попробуйте снова, – с феерической бесцеремонностью выговорил Азар, доедая вынутое из мясного рулета печеное яблоко, – попр-робуйте… – Что, что, орк? – грубовато спросил Виленор, уже начисто забывший об этом собеседнике. – Детишек р-рожать. – И Котов воссиял на правителя Нолдорина прозрачными глазищами; ностальгия о праздном московском времяпровождении сделала его прямолинейным. – Детишек. Напомнить, как это делается? Ну, пр-ри-близительно? Виленор тряхнул головой – каштановые кудри рассыпались водопадом – и снова посмотрел на Тайтингиля. – Ты полагаешь… ты полагаешь… это возможно? Ты смотришь шире, Тайтингиль. Ты смотришь поверх голов и всегда так смотрел. Скажи мне… – Это возможно проверить, – мирно сказал витязь. – Возможно, Виленор. Я уверен, что дайна Аллиленен не станет возражать. Лицо короля Нолдорина сделалось мягким, почти мечтательным. Но это длилось недолго. Сердце ударило два раза, три… – После того как вернутся разведчики, мы закроем город, – сказал он. – Закроем наглухо, и ни одна смертельная напасть не коснется нас. Тысячелетиями Нолдорин стоял здесь… и останется стоять. Это один из последних оплотов эльфийского народа… и да будет так вечно. Тайтингиль подался к нему. – Вечно? Ты до сих пор думаешь, что в мире есть что-то вечное? Дай мне сотню своих воинов, Виленор… две сотни! Мы пойдем на разведку… я спрошу двергов. И если надо, сразу вступим в бой, выслав к тебе гонцов. Ты слышал, что говорил орк? В нашем языке нет слова, чтобы счесть потомство Цемры! Виленор замер, его тонкое лицо заострилось. Котяра оторопело подумал, что сейчас видит все тысячи лет, грузом лежащие на плечах коронованного эльфа. – Тайтингиль… – Губы дайна прорезала невеселая усмешка. – Прошли те времена, когда ты командовал десятитысячными армиями. Прошли безвозвратно. Оглянись вокруг… Сотня воинов! Две! Это люди, которые живут рядом с Нолдорином, плодятся весело и легко, как… – Он махнул рукой и отвернулся. – Дверги! Дверги давно хотят занять это место… А эльфы уходят, витязь! Пока ты слушаешь… орков. Две сотни… Я не могу оголить город перед лицом новой опасности. Мы укрепим стены, приготовимся к осаде. Эльфы не пойдут гибнуть… сотнями… снова выступая щитом для прочих народов. Больше не пойдут. Только Нолдорин, Тайтингиль. И ни одного бойца вне стен. – Извините, – сказал уязвленный Котяра. – Но вы видели же, как пауки по стенам лазают? Р-раз! – Он показал рукой. – Что им ваше укр-репление? Послушайте, что вам специалист говорит, пр-рофессионал! – Замолчи! – неожиданно резко воскликнул дайн. – Замолчи и сядь там… орк! То, что тебе не отказали в гостеприимстве, – не значит, что тебе позволено советовать дайну! Замолчи! Орк сел и затих. – Я пошлю гонцов в Тенистую Пущу… в иные оставшиеся города, – медленно выговорил Виленор. – Я пошлю гонцов… и стану готовить Нолдорин к осаде. Расставлю лучников, и мы подготовим смолу для тех, кто умеет лазать по стенам… Нас осталось немного, но в конце концов… мы опытные бойцы. – А как же люди? Дверги? – спросил витязь. – Ты знаешь, там, в Москве, где я был, они живут вместе, и… – В Москве. Откуда ты принес… откуда к нам пришла Тьма, Тайтингиль? – жестко ответил Виленор. – Я не правитель ни людям, ни двергам, помни это. Я предупрежу их. Пусть решают сами. Может, пауков тысячи. А может, три десятка. – Р-расисты вы. Со стажем, – буркнул орк. Огляделся и начал мстительно хрустеть яблочком. Тайтингиль резко вдохнул, словно собираясь ответить, поспорить… и медленно выдохнул, скрещивая руки на груди.